Портрет моего сердца - Патриция Кэбот

Мэгги никогда не падала в обморок, но сейчас была на грани этого. К счастью, внимательный Огюстен быстро подвел ее к свободному диванчику. Она еще не пришла в себя, как перед ней возник Алистер Картрайт.

— Мэгги, прости за опоздание. Его светлость выставил нас из Йоркшира с большой поспешностью, и мы не сомневались, что успеем на семичасовой поезд. Но из-за проклятых дорог пришлось добираться до станции целую вечность.

Даже сейчас Мэгги не поняла, в чем дело. Мысли двигались медленно-медленно, словно по одной протискиваясь в дверь ее сознания. Не помнила она и когда Анна уселась рядом, взяв ее за руку.

— Ах, Мэгги, — взволнованно сказала сестра. — Как ты… могу я… поговорить с тобой?

— Да, конечно, — ответила Мэгги, весьма удивленная нерешительностью Анны, которая всегда отличалась прямотой в общении с родными.

— Это займет лишь минуту. Я не хочу… отрывать тебя от гостей…

Мэгги начала замечать окружающее и окружающих. Например, заметила, что на таком же диванчике сидит ее отец, а мистер Корман обмахивает его и водит у него под носом рюмкой с бренди. Огюстен беседует с критиком из «Таймс». На противоположном конце Джерри о чем-то напористо разговаривает с переводчиком индийской принцессы.

— Я не жду, что ты меня простишь, — негромко продолжала Анна. — Теперь я осознала, что была не права. Мы с тобой совершенно не похожи, Мэгги. Я никогда не была такой уверенной в себе, не говорила, что думаю. Единственный мой смелый поступок — это брак с Алистером, но и то мой будущий муж невероятно облегчил мне задачу. Он настойчиво за мной ухаживал, сказать ему «да» было очень просто. И мне невыразимо больно, что я так ужасно его подвела…

— Подвела? О чем ты говоришь? Ты идеальная жена, Анна, идеальная мать. Просто удивительно, что мои племянницы не стали чересчур избалованными, настолько ты с ними носишься.

— Но я ухитрилась потерять столько их братьев и сестер, что не могу не ценить оставшихся в живых.

— Поэтому ты считаешь себя неудачницей? Анна, это же нелепо, ты не должна себя винить. И ты же знаешь, что Алистер никогда…

— Да, да. Полагаю, в глубине души я знала это всегда, но только сегодня поняла, как дорога Алистеру. Настолько, что он позволил герцогу Ролингзу отвезти нас в Лондон чуть ли не под дулом пистолета, чтобы воссоединить с тобой.

— Под дулом пистолета! — Мэгги не улыбнулась. — Неужели ты меня так ненавидишь, что решилась на встречу со мной только под угрозой смерти?

— Думаю, одно время так и было, — призналась Анна. — Ведь ты сделала то, на что мне никогда не хватало мужества. Последовала велению сердца. Я не говорю, что мне хотелось большего, чем быть женой Алистера Картрайта и матерью его детей, но мне никогда не хватало мужества выяснить это. Мама прекрасно все понимала, наверно, поэтому больше любила тебя. Ты единственная проявляла отвагу. Тебя не пугали ни темнота, ни высота, ни мыши…

— Анна, — прервала ее Мэгги, вспоминая солнечный день в конюшне, пять лет назад. — Это неправда.

— Нет, правда. Думаю, я всегда сердилась на тебя за это. Вполне естественно, что мама восхищалась тобой, поскольку ты прямо заявляла о своих желаниях, а мы старались их сдерживать. Меня задевало, что ты захотела стать художницей, захотела поехать в Париж! Захотела герцога Ролингза… Ты всегда получала то, чего хотела. Всегда, Мэгги. И мне было трудно это пережить, ведь я не осмеливалась даже признаться в существовании у меня каких-то заветных желаний… А моя сестра не только объявляет о них, но получает желаемое снова и снова…

— Письмо, — бесцветным голосом произнесла Мэгги.

— Извини?

— Письмо, которое прислал мне Джереми после смерти мамы. Оно не пропало, да? Его взяла ты.

— Да. — Анна чуть не плакала. Мэгги покачала головой.

— Как ты могла? Конечно, ты расстраивалась из-за моего поведения, но письмо… Как ты могла?!

— Я думала… что это несправедливо. У тебя всегда было все, чего ты хотела. А получить еще и герцога! Знаю, это было дурно с моей стороны, Мэгги, хотя я не понимала, насколько дурно, до сегодняшнего утра, когда Джереми признался, что предлагал тебе выйти за него пять лет назад… Я понятия не имела, что ваши чувства были… взаимными. То есть я знала о твоей любви к нему, но что и он тоже… В общем, ты представить не можешь, как ужасно я себя почувствовала. Знаю, ты мне не поверишь, однако, уничтожая его письмо, я считала, что поступаю во благо тебе. Разве я могла подумать, что он сделает предложение. Ради всего святого, почему ты отказалась?

— Я совсем не такая храбрая, как тебе представляется, Анна. Я ответила «нет» из страха.

— Ты же никогда ничего не боялась и не боишься.

— Я многого боялась. — Мэгги внезапно ощутила бесконечную усталость. — Просто никогда не показывала.

— Тебе следовало стать актрисой, а не художницей. Сможешь ли ты простить меня?

Мэгги уже открыла рот, как вдруг в галерее прогремел выстрел, и покровители искусства, притворявшиеся, что разговор художницы с сестрой их не интересует, зашумели и завизжали.

— Боже мой! Что это? — вскрикнула Анна.

Но Мэгги догадалась сразу: убийца Джереми нашел свою жертву. Наконец уязвимую и беззащитную.

Она вскочила и, пока толпа рвалась к выходам, бросилась в угол, откуда расходился по залу пороховой дым. Ей пришлось локтями и коленями расталкивать посетителей выставки, но все же она выбралась из толпы, и глазам ее предстало ошеломляющее зрелище.

Джереми, зажав ладонью ухо, круто обернулся к человеку с еще дымящимся пистолетом. Слава Богу, пуля только задела герцога и угодила в портрет. На груди лихого красавца, чуть ниже последней оборки пышного галстука… то есть на месте сердца!… зияла дырка.

Но больше всего Мэгги поразила не рана, не вред, причиненный ее творению, а личность человека, покушавшегося на герцога. Им оказался не Огюстен, как утверждал камердинер Джереми, хотя окаменевший от ужаса Огюстен с прильнувшей к нему испуганной Беранж стояли рядом.

Нет, это был Санджей, вежливый и спокойный переводчик, который с извиняющимся видом продолжал целиться в герцога.

— Очень сожалею. Я не самый меткий стрелок. Все время стараюсь вас убить, но убить вас очень трудно, ваша светлость. Я лишь причинил вам боль, однако следующая пуля положит конец вашим мучениям.

Следующая пуля? Мэгги втянула побольше воздуха, чтобы разразиться криком ужаса, а потом вцепиться в руку с пистолетом, но в этот момент Джереми отнял ладонь от уха, и яростно взревел:

— Мучениям! Моим? Какого дьявола? Зачем вам понадобилось меня убивать? Что я сделал?

— Зачем? — улыбнулся Санджей. — Я полагал, это совершенно ясно. Вы обесчестили Звезду Джайпура.