Кровь звёзд. Мутанты - Натали Хеннеберг

— Вы убьете их?

— Вполне вероятно. К счастью, как говорит Мелисса, их только трое. А она сказала правду. Я это почувствовал.

— Да она говорит искренне, но все-таки что-то скрывает.

Бартон пожал плечами.

— Ну и что? Надо действовать без промедления. Я не могу обращаться к нетелепатам, это встревожит наших врагов. Я должен их уничтожить до того, как распространится это безумие. Думаю, что найдется немало параноиков среди Лысоголовых, которые бы к ним хотели присоединиться, если бы только они умели пользоваться секретной волной.

— А мне что тогда делать?

— Что хотите. Пока вы свою задачу выполнили. Теперь моя очередь.

Вскоре они расстались на ярко освещенной улице, скрепив свой договор рукопожатием. Город жил своей мирной и веселой жизнью. Однако равновесие, на котором покоилась цивилизация, было весьма хрупким. Сначала все общество относилось терпимо к Лысоголовым, потом оно предоставило им возможность работать ради своего самосохранения. Дейв и Сью, оба, думали об одном: с какой легкостью эта мирно текущая по улицам толпа может превратиться в свору бешеных собак, жаждущих крови. Такое уже было однажды, когда Лысоголовые только начали появляться. Опасность, грозящая телепатам, отнюдь не исчезла, она была подобна огню, который теплится под слоем пепла.

Бартон ушел, облеченный немым недоверием всех своих собратьев, чтобы сделать то, к чему был расположен с самого детства. Интересы сообщества значили для него больше, чем личные интересы.

Он заправил баки с горючим и направил свой вертолет в Галилей, находившийся на побережье Атлантики. Он был настолько погружен в свои мысли, что лишь автоматические радиосигналы помогли ему избежать столкновений с другими вертолетами. Наконец, на горизонте появились огни Галилея. Как и все центры, специализирующиеся на исследованиях в области технологии, Галилей был больше обычных городов. Ученые — люди мирные, и ни один подобный комплекс пока не подвергался уничтожению. Ниагара, крупный энергетический центр, превосходил по количеству население Галилея, но последний раскинулся на большей территории. Из-за опасности, которую представляли некоторые опыты, город растянулся на многие километры, что лишало его компактности, как это предписывалось существующими правилами градостроительства. Но зато Галилей был одним из немногих американских городов, где сохранился наземный транспорт.

Бартон направился к дому Денема. В городе почти не было многоквартирных домов, люди жили в отдельных коттеджах, что вовсе не исключало их тесных контактов. Бартону повезло: он застал Денема дома.

Денем был Лысоголовый с довольно мирным характером; с течением времени он стал носить совсем серые парики, и вот уже появилось несколько седых прядей. Он горячо вслух приветствовал Бартона — на улице были люди, а при них Лысоголовые не любили демонстрировать свои способности.

— Дейв! Я и не знал, что ты вернулся! А как Африка?

— Горячая. Вот уже полгода, как я не играл в гандбол-сюрприз. Я теряю форму.

— Не видно, — Денем смотрел на него с завистью. — Заходи. Выпьем чего-нибудь.

Затем, когда перед ними появились рюмки, они заговорили, не вслух, — о том и о сем. Дейв попытался сразу перевести разговор на то, ради чего он сюда приехал, тем более, что Сэм Фейкс находился здесь, в Галилее. Вскоре они прошли в игровой зал, и там, оставшись в одних шортах, встали напротив стены, испещренной извилистыми линиями, постоянно меняющими свое расположение. Можно было себе представить, с какой силой Денем бросал мяч, но угадать, под каким углом он отскочит от стены, было просто невозможно. Они вдоволь набегались и напрыгались, и в то же время ни на минуту не прерывали мысленный разговор.

Денем сказал, что больше всего он любит играть в очко или рулетку, так как в подобных случаях он мог состязаться с друзьями нетелепатами, в то время как бридж или покер…

Да, они могли играть только в комбинационные игры или игры с использованием физической силы. Бартон пожалел, что таких игр было мало. Даже в борьбе или боксе есть элементы угадывания намерений противника. Были распространены и некоторые олимпийские виды спорта: бег, прыжки, метание. Но другие игры, такие, как теннис или шахматы, исключались.

— Тем не менее то, чем ты занимаешься, — сказал Денем, — это и есть игра на сообразительность.

Охота на диких зверей? В мозгу Бартона возник образ сытого, ленивого тигра, уверенного в своей силе, похожего на мирно гудящую машину. Осторожно Бартон добавил к этому видению неутолимый голод и еще что-то невыразимое, похожее на тот символ, которым Мелисса обозначала Сэма Фейкса. Теперь мысли Бартона формировали ореол Сэма Фейкса. Это напоминало звучание основной мелодии и контрапункта. Если Денем знал Фейкса, то он не мог не отреагировать.

Бартон уловил реакцию Денема, и его охватило чувство восторга. Он отбросил часть мысли, профильтровал ее, освободил от сугубо личных наслоений, присущих Денему. Теперь в его мозгу возник образ толстого человека, работавшего переводчиком, не слишком компетентного в своей области и «обеспечивающего» связь между специалистами, говорящими на разных языках. Бартон поспешил поменять тему размышлений, чтобы Денем не догадался о том, какое большое значение он придает этой устной дуэли.

Достигнув своей цели, Бартон стал прощаться. Он позволил Денему выиграть партию, что того обрадовало, и Лысоголовый без всякого недоверия принял извинения Бартона, который поспешил уйти, сославшись на какое-то свидание. Это было в порядке вещей. Человек, который провел полгода в африканском одиночестве, несомненно, найдет себе лучшее занятие, чем игру в гандбол-сюрприз… Но все-таки здорово, что он приехал.

Бартон бродил по бульварам и скверам, которые содержались в безупречном порядке, и пытался воспринимать мысли, которыми было наполнено все окружающее пространство. Теперь, когда цель поиска была ясна, ему стало легче ориентироваться в чужих мыслях, но следовало запастись терпением. Увы, слишком редко попадались обрывки информации, которая была бы ему полезна. Тогда он решил прибегнуть к средству, которое Лысоголовые использовали не очень часто: стал вводить в мозг нетелепатов наводящие вопросы.

Это было необходимо. Такой шаг позволял читать мысли не только за пределами пробужденного сознания. С большим трудом ему удавалось внедрить импульсы в мозг, не способный к восприятию. Обычные люди не являются телепатами и мысленно общаться с ними так же трудно, как вставить иголку между камнями, где нет никакого зазора. В некоторых случаях они, конечно, смогут воспринимать чужие мысли, но не всегда будут отдавать себе отчет, что информация исходит от другого разумного существа.