Княгиня Ольга - Алексей Карпов

Мы уже говорили о том, что рассказ о крещении Ольги вообще построен во многом по законам сказочного повествования и Ольга выступает в нем в привычном образе «неукротимой невесты». Только неудачливым женихом оказывается на сей раз новый герой — столь же фольклорный греческий «царь», весьма далекий от исторического императора Константина VII. Но не могло ли что-нибудь в реальной истории взаимоотношений Константина и русской княгини способствовать такой именно трактовке летописного образа?

Надо сказать, что в истории Византии середины X века имела место ситуация, отдаленно напоминающая ту, что описана в летописи. Правда, обвинение в нарушении духовного родства при вступлении в брак (так называемой синтекнии) было предъявлено не Константину Багрянородному, а другому императору, и тоже современнику Ольги, узурпатору престола Никифору Фоке, занявшему трон в августе 963 года. Формально Никифор считался соправителем малолетних сыновей умершего императора Романа II, Василия и Константина. Вскоре после вступления на престол он сочетался браком с «августой» Феофано, вдовой Романа, однако тотчас пошли разговоры о том, что брак этот нельзя признавать законным, поскольку Никифор был крестным отцом сыновей Феофано от Романа, а значит, налицо явное нарушение церковных установлений (хотя и гораздо менее серьезное, чем в летописной истории с мифическим сватовством греческого царя к своей собственной крестнице){234}.[180] Эта скандальная история получила известность далеко за пределами Империи{235}. Не исключено, что слух о ней дошел до Руси. Но могла ли она повлиять на рассказ о поездке княгини Ольги в Царьград, сказать трудно.

В то же время очевидно, что летописный рассказ — пускай и в легендарной, сказочной форме — отразил какую-то действительную неудачу в ходе русско-византийских переговоров, и столкновение греческого царя и русской княгини — отнюдь не домысел летописца. Об этом свидетельствуют данные византийского трактата «О церемониях». Оказывается, что не только Ольга осталась недовольна императором, но и тот ею. Рассказ летописи находит вполне определенное, арифметически выверенное подтверждение в цифрах, приведенных в греческом источнике.

Второму приему Ольги в трактате Константина Багрянородного уделено гораздо меньше места, чем первому. Собственно, император вообще не упоминает о том, что лично принимал «архонтиссу Росии», приведя сведения лишь о двух «клиториях» — званых обедах — с участием русских гостей, состоявшихся 18 октября, в воскресенье. Так что о его встрече с княгиней в этот день можно судить лишь по аналогии с описанием первого приема Ольги и других приемов иностранных посольств, а также по тому факту, что княгиня и сопровождавшие ее дамы получили особые дары от императора. Но именно эти дары, а точнее их денежное выражение, и дают пищу для размышлений об итогах всего посольства Ольги в Царьград и о характере ее взаимоотношений с императором Константином.

Как и сорока днями ранее, в честь русских гостей были устроены два торжественных обеда: отдельно для мужской и женской части посольства. Первый, с участием императора, вновь состоялся в Хрисотриклине (на него были приглашены 70 русских); второй, на котором присутствовала Ольга и ее родственницы-«архонтиссы», а также служанки-«рабыни» (всего 35 женщин, включая княгиню), — в Пентакувуклии Святого Павла — зале при одноименной дворцовой церкви; на этом обеде за трапезой сидели «августа» Елена «с багрянородными ее детьми (разумеется, только дочерьми. — А.К.), невесткой и архонтиссой».

Никаких подробностей обеда и других церемоний этого дня Константин не приводит, ограничившись лишь росписью сумм, потраченных на подношения членам русского посольства (на этот раз вместе — и мужчинам, и женщинам). И эти суммы оказываются значительно меньшими, нежели сорока днями раньше, после первого приема 9 сентября: «…Было выдано архонтиссе 200 милиарисиев, анепсию ее — 20 милиарисиев, священнику Григорию — 8 милиарисиев, 16 ее женщинам — по 12 милиарисиев, 18 ее рабыням — по 6 милиарисиев, 22 послам — по 12 милиарисиев, 44 купцам — по 6 милиарисиев, двум переводчикам — по 12 милиарисиев».

Как видим, изменились и количество, и состав русских гостей императорской четы. Об отсутствии на втором приеме «людей» Святослава мы уже говорили. Но здесь не было также шестерых «людей» послов (хотя число самих послов увеличилось на двух человек) и, что особенно обращает на себя внимание, мужчин-родственников Ольги (хотя число ее «женщин», то есть «родственниц-архонтисс», как прежде они были названы в источнике, значительно возросло — с шести до шестнадцати)[181], а также ее личного переводчика. Отсутствие последнего может объясняться тем, что серьезные переговоры с василевсом ромеев во время этого второго приема не предусматривались.

Такое заметное и весьма неожиданное сокращение денежных выплат историки объясняют по-разному[182]. Сразу скажу, что это не было в обычае византийского двора: послы-«тарситы», например, во время обоих устроенных в их честь «клиториев» получили одинаковые подарки. Да и снижение сумм, выданных руссам от имени императора, коснулось не всех участников посольства, а значит, было отнюдь не автоматическим. Сильнее всего оно затронуло саму Ольгу, дары которой были уменьшены в два с половиной раза (с 500 до 200 милиарисиев). «Анепсий» Ольги получил меньше на треть, ее «женщины» — на две пятых, «избранные служанки» (названные теперь «рабынями») — на четверть. Сокращены также были выплаты купцам, которые во время первого приема оказались приравнены к послам русских «архонтов». Теперь выплаты им были уменьшены вдвое, что, очевидно, соответствовало их действительному статусу в составе посольства{236}.[183] Зато такими же, как и в первый раз, оказались выплаты самим послам («апокрисиариям») и двум переводчикам посольства — то есть официальным, если так можно выразиться, членам русской делегации. Также были сохранены размеры выплат священнику Григорию, статус которого, судя по тому, что он упоминался теперь на третьем месте, сразу же за «анепсием», заметно вырос.

Вообще при анализе суммы выплат создается впечатление, что на втором приеме император постарался более точно отразить именно формальный, официальный статус участников посольства. Те, кто представлял собственно русских «архонтов», не испытали никакой «дискриминации» по сравнению с первым приемом, чего нельзя сказать о самой Ольге и ее родственниках, приближенных и служанках.