Украденный Христос - Дж. Лэнкфорд

Мэгги испуганно проводила его взглядом, однако тут же переключилась на потуги. Ребенка срочно требовалось спасать, хотя его первый крик мог обречь их на смерть. Феликс подложил под роженицу вторую простыню и стал в ужасе смотреть, как по ней расползается темное пятно. Мэгги истекала кровью. Он поднял угол простыни, навел под нее луч фонаря и увидел, что все одеяло пропитано кровью. Феликс в ужасе тронул его пальцем, не веря своим глазам. Через миг его вдруг осенило, почему он стал сам не свой, словно это не его жизнь, а чья-то еще. Сегодня он повторял путь отца. Кровь Мэгги была кровью его матери, а бросок до Центрального парка – отчаянным бегством родителей из оккупированной Италии. Их первенец родился на голой земле, но в живых осталась лишь мать.

Уцелеет ли Мэгги?

Ее послед начал отделяться раньше времени, вызвав сильнейшее кровотечение.

– Стой, не тужься!

Она вновь напряглась, прижав подбородок к груди. Мэгги из последних сил несла свое дитя миру, молча исторгала его вместе с собственной жизнью.

– Стой, Мэгги, стой!

Феликс в отчаянии прижал к ее промежности марлевую салфетку, после чего проверил давление. Сто семьдесят на сто двадцать, и так внезапно… Коленный рефлекс тоже прошел с опережением. Еще немного – и у нее начнутся судороги.

– Мэгги! Ради Бога, не надо!

Она не ответила. Ее тело замерло, взгляд остекленел. Нужно было во что бы то ни стало вытаскивать ребенка, иначе ни он, ни мать не выживут. Однако головка опять скрылась в родовом канале.

Времени на подготовку не оставалось. Придется действовать наобум.

Феликс схватил ножницы и глубоко надсек промежность. Затем сдернул стерильный кожух со щипцов и ввел их в просвет канала. Убьет ли он этим дитя или мать – предугадать было невозможно. Лопасти щипцов коснулись головки. Фелике завел их чуть дальше, чтобы они сомкнулись вокруг ушек младенца, и, почувствовав щелчок, стал осторожно, но настойчиво тянуть. Поначалу ребенок не двигался с места, и Феликсу пришлось взяться обеими руками и тащить с удвоенной силой, пока головка не показалась снова. Тут он протиснул пальцы вдоль спинки и вывел одно за другим плечики. Едва ему это удалось, как тельце вышло целиком, вместе с отставшей плацентой и жутким потоком крови.

– Боже мой, что я наделал!

Нужно было срочно остановить кровотечение, или Мэгги через минуту умрет. Нужно было помочь ребенку сделать первый вдох. Слезы навернулись Феликсу на глаза, когда он укладывал маленького страдальца рядом с матерью, Наскоро отсасывая слизь, прочищая младенцу гортань и пережимая пуповину, он едва не кричал: «Держись, Мэгги! Пожалуйста, не уходи!»

Ребенок все еще не шевелился. Феликс, взмолившись, бросился спасать Мэгги: с силой сдавил кулаком ее матку, пытаясь заставить ее сократиться и остановить поток крови. Он стискивал ее и так, и этак, чтобы пережать сосуды, отрываясь только для наложения швов на разрезанную и порванную плоть. Содержимое сумки Феликс вывалил на стерильные салфетки, собираясь подложить ее Мэгги под крестец, прежде чем снова заняться ребенком.

В этот миг прогремели выстрелы. Мэгги поежилась и очнулась.

Один хлопок – птицы на Пруду поднялись на крыло; затем другой, третий… и тишина.

Полный ужаса взгляд Мэгги скользнул по доктору и упал на ребенка. Как Феликс ни пытался ее удержать, она подобрала обмякшее тельце и подняла на руки.

– Помоги, помоги ему,– еле слышно твердила она. Феликс перевернул младенца вниз головой, похлопал по ножкам и потер его крошечные ступни. И вдруг тот издал резкий и жалобный плач, отозвавшийся эхом под сводами грота, населенного духами древних. Феликс, отвернувшись, передал новорожденного Мэгги и тотчас вскочил, ожидая услышать шаги и даже не зная, с какой стороны они появятся. Он подумал о Франческе и выстрелах. У его ног Мэгги обнимала ребенка, качала, целовала и гладила – пищащего и покрытого кровью, который, как и все живое, через рождение обрел смертность. Затем она подняла блузу, села и пристроила его у груди. Вскоре малыш успокоился и затих.

– Ложись, Мэгги, я помогу тебе,– уговаривал Феликс. Ему удалось лишь замедлить кровотечение.

Мэгги словно не слышала его, шепча нежности ребенку у себя на руках и приговаривая:

– Сэм не пропадет. Он скоро вернется.

– Мэгги, пожалуйста…

Он мягко нажал ей на плечи, но она упорствовала и не давала себя уложить, сжимая младенца все крепче и целуя крошечные кулачки, будто ее жизнь больше не имела значения.

Оглушенный скорбью, Феликс смотрел, как Мэгги нянчит свое дитя, и молился, чтобы Сэм и сестра вернулись. Если никто не подоспеет, Мэгги погибнет. Ее пульс стал слишком частым, дыхание – поверхностным. Больница была в какой-то сотне метров отсюда, если пройти по тропинке, через рощу и луг, вот только вдвоем им туда ни за что не добраться.

– Ради Бога, дай мне помочь! – вскричал Феликс.

Она не ответила, только взглянула на него с улыбкой и опрокинулась спиной на одеяла, что подложил Сэм. Феликс как помешанный, бросился останавливать кровь. В этот миг отчаяния, когда он судорожно зажимал Мэгги живот, ему открылась последняя горькая истина. Его родители терпели беды и поступили так, как поступили, не по своей воле – в угол их загнали нацисты. Зато над ним, Феликсом, ничто не довлело. Не Моисеем он стал, а проклятием для всех, кто ему доверился. Всякий раз у него был выбор; он вполне мог не бросать сестру убийцам на растерзание, мог не использовать Мэгги с ее верой, не лишать ее добродетели ради собственной корысти, не рисковать ее жизнью, не прятаться за спину Сэма и не делать вид, что Господь Бог избрал его для служения себе. Сегодня он, Феликс, действительно прошел путь отца, но с одной оговоркой: он намеренно подверг опасности всех, кто с ним был, включая тех, кого его родители всеми силами оберегали.

А теперь он держал Мэгги за руку и не чувствовал пульса. Разве так он представлял себе ее роды? Вместо тихого благостного разрешения от бремени – кошмар, катастрофа. Как он мечтал закрыть глаза! Как мечтал не видеть ее смерти!

Когда на дисплее исчезли все значения, Феликс замер, поняв: Мэгги больше нет.

Он не имел права брать ее ребенка, но нужно было найти Франческу, да и младенец требовал ухода. Феликс посмотрел на свои руки, вымазанные кровью, и из глубины души с плачем вырвались слова молитвы:

– Радуйся, Царица, Матерь милосердия, жизнь, сладость и упование наше, радуйся! К Тебе взываем, изгнанные сыны Евы. К Тебе вздыхаем, скорбя и плача в сей долине слез.

Уронив взгляд на безжизненное тело Мэгги, он вздрогнул и, подавив рыдания, продолжил:

– О Заступница наша, обрати милосердные очи Твои на… на…– Феликс решил закончить по-своему, покаянно: – На женщину, которую я погубил и которую буду оплакивать до конца моих дней.

И вдруг он заметил какое-то движение. Неужели Мэгги пошевелилась? К его изумлению и радости, она открыла глаза.

– Лежи спокойно, Мэгги,– сказал он.

– Феликс, со мной происходит что-то странное! – прошептала она.– Я это чувствую!

Феликс посветил на нее фонариком. Мэгги была права. С ней действительно творилось что-то невероятное. Однако он видел все собственными глазами. Как от первой слезинки младенца ее раны начали затягиваться. Как края разреза, зашитого им минуту назад, срослись без следа. Как поток крови прекратился и тело Мэгги снова стало девственным.

Феликс онемел, ощутив всю тяжесть своего греха. Он изувечил женщину, через которую явил себя Господь. А может, Божий промысел предусматривал и это? Да и было ли чудо? «У страха глаза велики»,– думал Феликс. В темноте раны могли показаться серьезнее, чем на самом деле. Что, если ему все привиделось – и ее смерть, и воскрешение?

– А где Сэм? – спросила Мэгги.

Феликс настолько оторопел, что не сразу понял вопрос. Секундой позже он бросился к ней и стиснул в объятиях, рыдая от радости.

– Мэгги, Мэгги! Ты жива! Ты вернулась! Спасибо тебе, спасибо за то, что ты сделала!

Она обняла его одной рукой, поддерживая другой ребенка.

– Какой же ты плакса, Феликс Росси. Ну-ка, сядь спокойно и скажи мне, где Сэм.

Феликс оперся на пятки, вспоминая выстрелы.

– Он еще не вернулся. Ты как, стоять можешь? А ходить? Я должен разыскать Франческу, но бросать вас одних здесь нельзя.

Мэгги выглянула в сторону водопада, затем развернулась к другому выходу из «Расщелины». Вид у нее был озадаченный.

– Разве мы одни? Готова поклясться, что слышала, как с Сэмом кто-то говорил.

– Нет, Мэгги. Здесь никого нет.

– Странно…– Мэгги поднесла ладонь к уху, как будто прислушиваясь.– Я точно слышала голос. Сэм звал меня, звал, а потом…

– Что?

Она посмотрела на дитя у своей груди.

– Помню, я услышала голос, и он сказал Сэму: «Я – тот, кто приходит на веки вечные. С ней все хорошо. Не тревожься».

Глава 61

Феликс держал ребенка, пока Мэгги плакала и пела «О, Благодать» ,– как она объяснила, чтобы сказать ангелам, что Сэм Даффи идет к ним. Феликс волновался, что ее услышат, но камни, слагавшие арку, словно сговорились ей помогать и не выпускали звуки наружу.