Воронья стая - Энн Бишоп

— Но ты беспокоишься о безопасности Рути?

— Да. Особенно после того, что случилось с Мэри Ли. А некоторые подруги Рути, девочки, которых она знает с начальной школы, больше не хотят дружить, потому что она проводит время в Дворе и помогает Иным. И теперь, с учётом всех этих событий в Талулах Фолс… Все телевизионные ток-шоу идут о том, какое право имеют терра индигене диктовать, кто управляет правительством в человеческом городе.

— Они могут диктовать условия, потому что их альтернатива — уничтожение города, — спокойно ответил Монти. — И насколько я понимаю, Талулах Фолс больше не контролируется людьми. Правительство, каким бы оно ни было, будет поддерживать работу общественных служб и выступать в качестве связующего звена между человеческим населением города и теми, кто сейчас отвечает за Двор.

— Сомневаюсь, что до людей уже дошло, — сказал Ковальски. — Что Фолс теперь человеческое поселение на территории Иных, и именно они устанавливают все правила и назначают наказание, если какие-то из их правил будут нарушены.

Сегодня утром радиостанции едва прокрутили две песни подряд, не повторив специальную новость: в рамках переговоров с терра индигене все высшие правительственные чиновники Талулах Фолс должны были уйти в отставку и покинуть этот район.

Иные не просто отнимали статус и власть у этих людей; они вытесняли всех, кого считали противниками. И все терра индигене, которые управляли этим Двором, также ушли в пользу нового руководства, которое ещё не было испорчено длительным контактом с людьми. С чистого листа. Новое начало. Последний шанс для Талулах Фолс остаться местом, где люди могли бы жить, даже если это больше не было местом, где люди могли бы делать всё, что им заблагорассудится.

В новостях об этом не упоминалось, точно так же, как новости внезапно становились расплывчатыми, когда дело доходило до признания людей, погибших или пропавших без вести в Фолс.

«Если мы не будем осторожны, среди погибших и пропавших без вести будет гораздо больше людей», — подумал Монти.

— Скажи мне кое-что, Карл. Сколько терра индигене, живущих на этом континенте, имеют какие-либо контакты с людьми? Прикинь смету, прикинь в каждом городе, городке, деревне, хуторе и человеческом поселении, расположенном в глубине дикой страны.

Ковальски молчал целую минуту.

— Пять процентов? Может быть, и меньше.

— Должно быть, в Таисии живут миллионы коренных жителей, сотни миллионов, может быть, даже миллиарды, живущих по всей Намиде. Только небольшой процент из них когда-либо видел человека, и ещё меньший процент заинтересован в том, чтобы видеть в нас что-то, кроме мяса, — мрачно улыбнулся Монти. — Наши предки показывали Иным, как ткать, как строить хижину, как вести хозяйство, как строить лодку и ловить рыбу, как разводить костёр. Они узнали от нас всё, что им действительно было нужно, много веков назад. Все наши технологии, все наши штуковины. Какой интерес на самом деле проявляют к подобным вещам терра индигене, живущие вне пределов досягаемости человеческого жилья?

— Не много интереса, когда ты так говоришь, — сказал Ковальски.

— Я продолжаю думать о движении «Намида только для людей». Мне всё время интересно, обращал ли кто-нибудь из них внимание на историю нашего мира и историю Таисии в частности.

— Что насчёт этого?

— По большей части, Иные оставляют людей в покое, пока наши действия не заставят их узнать о нас.

* * *

«Не так уж много почты», — подумала Мег. «Не так уж много доставок. Ничего особенного, кроме ожидания».

Она вытащила экземпляр «Природа» из стопы журналов, которые она подобрала в «Вопиющем Интересном Чтиве». Никто не мог снабдить её образами, которые помогли бы ей определить, что она видела в пророчестве. У неё больше не было доступа к толстым переплётам с фотографиями. Но она могла бы начать создавать свой собственный набор связующих изображений. Тогда тот, кто слушал пророчество, мог бы иметь понимание того, что она видела.

Кроме того, её завораживали цветные фотографии существ со всего мира. Ей просто нужно было не забывать ограничивать количество новых изображений, которые она каждый день получала из журналов. У неё не было этих тревожных белых пятен — «информационная перегрузка», как называла их Мэри Ли, — когда она смотрела на несколько новых изображений, а затем переключалась на журнал, который уже видела. Это успокаивало, тем более что она впитывала так много новых образов, просто проходя через свою повседневную рутину.

Двор постоянно менялся, ослепляя её цветами, которые расцветали между концом одного дня и началом другого, голыми ветвями деревьев, которые набухали почками новых листьев, а затем покрывались зеленью. Каждый день она ехала по знакомой дороге через новое место. Это радовало её, возбуждало, но она должна была признать, что некоторыми ночами облегчение от пребывания в своей неизменной квартире иногда было почти болезненным.

Кассандра сангуэ могла впитать только то, что было новым и странным, прежде чем её разум отключался. Всегда ли это было правдой, или это, как и необходимость резать, было чем-то, что было воспитано в них, ради укоренения в них зависимости?

В любом случае, она, вероятно, должна упомянуть об этом недавнем понимании себя Саймону… или Генри, так как Гризли, скорее всего, просто примет информацию и не будет поднимать шумиху из-за этого.

Она не знала, как долго смотрела на картинку с крошечными яркими лягушками, когда услышала рычание Натана и мужской голос:

— Есть кто?

Открыв дверь, она подошла к стойке в передней комнате. В дверях стоял крупный мужчина. В руках он держал три прямоугольных пластиковых контейнера и конверт из плотной бумаги.

— Вы Мег Корбин? — спросил он.

При упоминании её имени Натан зарычал ещё громче. Она не могла видеть Волка, а это означало, что он был прямо перед стойкой и готов напасть.

— Да, я Мег.

Она не узнала ни мужчину, ни фургон, и за последние несколько дней не делала никаких заказов. Как и сомневалась, что кто-то в Дворе делал. Их автобус пару раз проезжал через площадь, но только горстка терра индигене выходила за покупками, и Генри, Влад или Никс были среди тех, кто совершил эту поездку, как напоминание о том, почему люди должны вести себя хорошо.

— Я Джерри Следжмен