Жребий брошен - Егор Александрович Токарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Завтра будет тяжело, но мы справимся. Мы не можем, не справится, ибо через несколько часов настанет самый важный день со времен Основания Рэма. Мы не можем подвести наших предков.
– Да, генерал.
Легионеры кивали посеченными в десятках сражений головами и продолжали чистить оружие. Юний желал доброй ночи и переходил к следующему костру. За столь малое время он должен был обойти как можно больше людей и каждого ободрить и утешить. Закалить мужество, и так пульсирующее в их сердцах.
Юний блуждал по лагерю, оставляя за собой осязаемую частичку самого себя, он вкладывал ее в каждого легионера, в каждого центуриона на пути. Генерал подошел к костру, где сидели братья, раньше сражавшиеся по разные стороны в это ужасной войне. Теперь они вместе служат в третьей когорте семнадцатого легиона. Септим побеседовал с ними об их отце, матери и прекрасной маленькой ферме в Терцее, куда они мечтают вернуться.
Что будет после того, как он победит? Все изменится к лучшему, или история лишь сделает новый виток и вернется к тому с чего начала? На смену одним людям придут другие, и после его смерти все жертвы окажутся напрасными? Юний не знал… Но пламя борьбы в его сердце горело так же ярко, как и когда оно только зажглось, много лет назад. Возможно, демоны, точившие его душу никогда и не были врагами? Они двигали его, заставляли идти вперед, превозмогать страдания и потери, создавали внутреннего врага для борьбы.
«Да… Они не враги, но уж точно не друзья, значит… союзники? Да…»
Незаметно для самого себя Юний оказался за стеной лагеря. Он отошел за линии костров, и вокруг властвовала тьма. С холма открывался вид на Фелерейкие поля: мили пустых пространств без единого клочка деревьев или рощ кустарников. Сплошная сухая земля, растрескавшейся от жары, царившей в последние месяцы. На дальнем краю полей мерцали огоньки костров легионов Корилла. Сотни «светляков» горели и переливались под звёздным небом.
«Сколько из них и завтра будет так же светиться? Сколько переживет следующий день? Переживет ли его хоть кто-то?»
– Генерал? – голос оторвал Септима от тяжелых мыслей.
Он обернулся и увидел перед собой одного из дозорных, должных охранять дальние подступы к лагерю армии. Солдат был закутан в черную бесформенную накидку, его лицо покрывала темная краска.
– Генерал, там в внизу у полей происходит что-то странное…
– В каком смысле «что-то странное»? Вражеские солдаты?
– Я… я не знаю, – легионер замялся. – С полей доносится грохот, будто… будто там идет сражение.
– Дозоры атакованы? Почему ты не поднял тревогу?!
– Нет, нет, генерал! Там нет наших постов и никого из часовых! Я думаю, вам стоит самому взглянуть на все.
– Веди.
Дозорный кивнул и пошагал к спуску вниз.
Юний стоял на траве у подножья холма. Дальше начиналась сухая глина, словно когда-то давно эту местность обожги в печи. Луна зашла за облака, и пространство дальше вытянутой руки терялось в клубящемся мраке.
С Фелерейских Полей доносился звон стали, крики умирающих, грохот щитов и стоны боли – обычная музыка битвы. Но Юний был уверен, что ни один солдат не спускался с холма, все кроме часовых сейчас мирно спали, возможно, последний раз в своей жизни. Тем не менее, его слух с годами не померк, и он отчётливо слышал тоже самое что и почти пол века своей жизни – песню войны.
Грохот копыт приближался к Юнию, создавалось впечатление будто сотни всадников несутся прямо на него, намереваясь смести все, что встанет на пути. Септиму показалось, будто он чувствует вибрацию от конских копыт и слышит скрежет доспехов всадников. Внезапно, не докатившись до него десяток футов, шум растворился так же резко, как и появился. Откуда-то издалека прокатился ужасный рев. Волосы на голове зашевелись, если бы тысячи ртов разом выдохнули воздух. А над полем продолжали метаться отзвуки битвы. Где-то прогрел боевой клич, и невидимые воины ринулись в атаку.
«Боги, что это? Отголоски фантомов прошлого? Или предзнаменование будущего?» – думал генерал.
– Никому не рассказывай о том, что здесь происходит, – сказал Юний дозорному.
– Так точно, генерал… Что это? – солдат поежился.
– Не знаю… но солдатам не следует думать об этом, завтра им предстоит сражаться, и лишние мысли совсем ни к чему.
Юний развернулся и пошел обратно в лагерь.
* * *
Квинт чистил свои доспехи. Сверкающие поножи с эмблемами легиона уже лежали на походном мешке.
С рассветом он поведет свою центурию убивать таких же, как они. Завтра он должен будет командовать своими людьми, чтобы они убивали, но при этом сами остались в живых.
Кираса с рельефным изображением мышц торса отправилась к поножам.
Люди Квинта уже давно спали, и ему тоже следовало отдохнуть перед сражением, ведь в случае неудачи, он будет обречен все оставшиеся века бодрствовать в царстве мертвых. Но он медлил.
Квинт держал в руках шлем. Гребень ярко пылал в свете маленькой лампы на столе, металл блестел, словно гладь озера в солнечный день. Центурион взял тряпицу и принялся натирать поверхность шлема. Он делал это уже третий или четвертый раз за вечер.
Завтра произойдет нечто немыслимое. Весь военный призыв Республики, включая даже когорты ветеранов-эвокатов, встанет друг напротив друга. Братья будут убивать братьев, а отцы колоть и резать сыновей…
Квинт вгляделся в шлем. В нем отражался молодой мужчина с коротким ежиком черных волос и квадратным подбородком. Свежий шрам пересекал глаз, добавляя мужественности. Его можно было бы назвать красивым.
Центурион отложил шлем и взял в руки меч. Он получил клинок много лет назад из рук отца. Это произошло во время присяги легиону в столице Республики. Квинт помнил этот момент, как будто и не было многих лет, прошедших с того дня.
Отец стоял под главным штандартом легиона и сжимал в руках этот самый меч. Ножны украшены узором из серебра, складывающимся в причудливый узор древнего диалекта Республики. Квинт помнил, что смотрел на меч и жаждал обладать им. Тогда еще простой легионер он поднялся на трибуну и приблизился к отцу. Легат смотрел сурово и прямо. Под этим взглядом Квинт вновь почувствовал себя маленьким мальчиком, сидящим на лошади впереди отца и наблюдающим за колоннами солдат перед ним. Без долгих речей отец вручил ему меч и сказал:
– Пусть он служит тебе так, как ты служишь Республике.
Квинт запомнил слова отца. Лезвие меча также украшали символы древнего языка. Легат сказал, что они
