Серые земли-2 (СИ) - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мама, давай хотя бы сегодня…
— Брось, Генри, чем сегодняшний день отличается от вчерашнего? Или позавчерашнего… ото всех этих клятых дней. Ваше здоровье, милочка, — Мина подняла бутылку. — Пейте. Не стесняйтесь. Он и вправду не станет вас травить… а в остальном… в остальном здесь можно жить, если притерпеться.
— У мамы расстроены нервы, — сказала Генриетта, она вино лишь понюхала и Евдокии показалось, что запах пришелся Генриетте не по вкусу.
— Не только у мамы, — Эмилия дотянулась до Себастьяновой руки, которую поглаживала ныне нежно, с явным намеком. — В этом захолустье, князь, такая тоска нечеловеческая… но все лучше так, чем смерть… а я могу замолвить за вас словечко… женитесь на мне.
— Прямо сейчас?
— Можно, после ужина, — милостиво дозволила Эмилия. — В конце концов, это будет справедливо… нас осталось так мало…
— Простите, но…
— Оставьте, — черные коготки царапнули столешницу. — Хотите сказать, что не готовы сочетаться браком?
— Именно.
— Она вас убьет. Или изменит… она сильна… папочка вон на что храбр, а все равно ее боится…
— Эмилия!
— И сестрица… правда, она наивно полагает, что сможет стать такою же… не знаю… она у нас умница. Талантливая. И колдовка первостатейная… только вот, — коготки в столешницу впились, а глаза Эмилиы полыхнули чернотой. — Только разве ей конкурентки нужны?
— Лина! — Генриетта вскочила, но быстро совладала с собой. — Не слушайте мою сестру. Она такая фантазерка… и вовсе я не колдовка. Во мне силы — капля…
— Капля за каплей… — Мина перевернула бутылку.
Красные капли вина на черном столе почти и не видны.
И странный ужин.
Безумный.
— Колдовка, — осклабилась Эмилия. — Как есть колдовка… и она тоже… позволяет помогать, но как у Генри сил станет слишком много, так ей и конец придет…
— Всем нам рано или поздно придет конец, — философски заметила Мина. Она сидела, закинув ногу за ногу, в позе вальяжной, бесстыдной даже. И опустевшую бутылку вина, взявши за горлышко, покачивала.
— Но ведь лучше поздно, чем рано…
— Эмилия, — Гарольд вино пил медленно, растягивая сомнительное удовольствие семейного ужина. — Князю твое предложение не интересно.
— Отчего же, папа?
— Оттого, что он, как мне представляется, из тех, которые предпочтут героическую смерть тихому угасанию в нашей глуши.
— Правда? — в глазах Эмилии, вновь сменивших цвет — белолицым блондинкам к лицу голубой — читалось удивление.
И недоверие.
— Правда, — заверил ее Себастьян и руку убрал.
— Это глупо…
Эмилия прикусила губу и задумалась, впрочем, думала она недолго.
— А смерть бывает разной.
— Как и жизнь, — Мина щелкнула пальцами, и в руке ее появилась очередная бутылка.
Если она так пьет, то либо подвалы местные бездонны, либо особняк этот не столь уж отрезан от мира.
— У меня был жених… раньше… давно…
— Очень давно, — не удержалась от замечания Генри, которая с нескрываемым любопытством разглядывала Яславу. — Настолько давно, что…
— Прекрати! Папа, скажи, чтобы она прекратила…
— Эмилия, князь не настолько глуп, чтобы решить, что тебе и вправду восемнадцать…
Эмилия надулась.
— Не слушайте их… они здесь совсем отвыкли от приличного общества…
— Ей давно уже перевалило за три сотни, — Генри обошла стол, остановившись за спиной Евдокии. И та чувствовала присутствие этой женщины, несомненно, опасной, куда более опасной, чем все разбойники разом, как чувствовала искреннее ее любопытство. — И мне… но если брать во внимание физическую компонетну, то Эми и вправду не больше восемнадцати… а по уму и меньше. Любопытно…
Она отступила.
И оказалась за спиной у Яславы.
— Обыкновенная… самая обыкновенная девка… у нас в деревне таких было множество… скучные создания. Ни внешности, ни ума… все мечты — о новой корове.
Она тронула рыжие волосы Яславы.
— И что он в тебе нашел?
— Уйди.
Генриетта не услышала.
Или не захотела слышать.
— Я ведь предлагала ему помощь. Трижды. А он упрямился… но если бы не ты, мы бы договорились.
Белый палец скользнул по шее.
— Или еще договоримся? Если тебя не станет… точнее, правильнее было бы сказать, когда тебя не станет… обычные люди столь недолговечны.
— Не обращайте внимания, — Эмилия скривилась, — Генри у нас любит попугать… ничего она вам не сделает. Не посмеет.
— И все‑таки… что в тебе такого, чего нет во мне?
— Совесть? — предположил Себастьян, которому местное представление начало надоедать.
— Совесть? — Эмилия хихикнула. — Надо же, сестрица… а ты помнишь, что это означает?
— Нет. Как и ты… ты же хотела рассказать о своем женихе… он у нее и вправду имелся… наша Эмилия всегда умела кружить головы. И если прочих мне было не жаль, то Зигфрид… очень перспективный юноша… представлялся перспективным. Вы знакомы с Зигфридом, Яслава?
— Не имела чести…
— Надо же, какие вы знаете слова! Не имела чести, — Генриетта повторила это медленно, с откровенною издевкой. — Все же, матушка, прежде девки были попроще… а эта, нахваталась слов и теперь думает, будто бы ровнею стала…
Евдокия сдержалась, чтобы не ответить.
Резко.
Грубо.
И сдержалась лишь потому, что грубости и резкости как раз от них и ждали. Нет, Евдокия подобного удовольствия не доставит.
— Извините, если задела… но странно, что вы так и не удосужились навестить Зигфрида… живете в его доме… это как‑то невежливо по отношению к хозяевам. Впрочем, чего еще ждать…
— Зигфрид мне нравился, — вздохнула Эмилия, явно задумавшись о чем‑то своем. — Он так меня любил… вы себе не представляете… он стихи писал…
— Пятистопным размером. Невероятно унылые были творения…
— Ты просто завидуешь! Тебе, небось, никто никогда стихов не посвящал…
— И слава… Хельму.
— Он сделал мне предложение на балу… розы кругом и лилии… — Эмилия мечтательно подняла очи к потолку, на котором, однако, не наблюдалось ни роз, ни лилий, но только грешники в объятьях Хельмового пламени. — Он опустился на колено… и оду зачитал.
— Рифма несколько хромала, а метафоры и вовсе были… мягко говоря, странны. Помнится, что‑то там про влекущий аромат разрытое могилы… и чумную бледность кожи… впрочем, что взять с молодого некроманта?
— Вечно она все испоганит, — пожаловалась Эмилия, впрочем, не понятно было, кому сия жалоба адресовалась. — А мы могли бы пожениться…
