Мой ласковый и нежный мент - Валентина Мельникова

Глава 26

Уже на первом километре пути они убедились, что шел или очень уставший, или больной человек. Едва заметная лыжня петляла и все дальше и дальше уходила в глубь заповедника. Вскоре они увидели несколько темных смерзшихся пятен. Иван зачерпнул горсть снега, и тотчас его пальцы окрасились растаявшей кровью. Человек был ранен, но только самоубийца мог уходить по все усиливающемуся морозу в сторону от человеческого жилья, от помощи, которая, несомненно, ему требовалась. Пятна крови стали попадаться все чаще и чаще. Незнакомец то и дело садился, прислонясь спиной к камням. На одной из таких остановок они нашли кусок ткани в крови, очевидно от нижней рубахи.

Людмила знала, что рысь крайне редко нападает на человека. Но в этот раз она то ли перепутала незнакомца с каким-то зверем, то ли так дошла от голода, что решилась прыгнуть на него с кучи валежника. Злобная и дикая кошка наверняка хватила человека за шею. И если бы он не был по-зимнему тепло одет, то вполне мог стать ее добычей. Однажды Людмила видела пастуха с рваной раной на шее, оставленной когтями и зубами старой рыси, которая уже не могла охотиться на тетеревов и другую мелкую лесную живность. Пострадавшего с трудом удалось довезти до больницы и спасти, но он так и остался с искривленной шеей: рысь успела перекусить одно из сухожилий.

След лыжни то терялся под снежными заносами, то появлялся вновь. Наконец Иван остановился и крикнул Людмиле:

– Не иначе как к Джимбулаку идет, к ущелью, но там хода нет…

– Что ему там делать? – Людмила облокотилась на палки и из-под ладони вгляделась в голец Джимбулак, у подножия которого лежало мрачное ущелье.

Вернее, узкая, не более ста метров, щель между двумя почти отвесными скальными стенами. Даже днем там было темно, а летом еще и сыро. Многочисленные ручьи сбегали со склонов. Воздух был затхлым и отдавал погребом. Сюда не забегал зверь, не селились птицы…

– Думаю, следует туда заглянуть. – Иван проследил за взглядом Людмилы, потом перевел его на вершину Джимбулака. – Странный какой-то гражданин попался, ты не находишь, Людмила Алексеевна?

– Боюсь, что сегодня мы с тобой опять в Ентаульский не попадем. Придется в тайге ночевать.

– Чует мое сердце, Людмила Алексеевна, что у этого хмыря тут где-то берлога поблизости, и не иначе, как в ущелье. Только с чего бы ему в этой дыре прятаться?

– Я тоже об этом подумала. Кстати, ты когда в этих местах последний раз бывал?

Иван сдвинул шапку на затылок:

– Кажись, еще в апреле, когда оленей считали.

А больше никто из егерей сюда не заглядывал. Точно знаю. Гиблое здесь место, гнилое. Зверь и то стороной обходит.

– В том-то и дело, что гиблое и людьми мало посещается. Тебе не кажется, что этот человек от кого-то тут скрывается?

– Беглый, что ли? – посмотрел на нее Иван. – Он что, дурак – зимой в такой дурнине прятаться?

Да в городе сейчас гораздо легче укрыться – там и сытнее, и теплее.

– Ладно, пошли! – прервала Людмила лесничего. – Только осторожнее смотри! Раненый-то он раненый, а вот что у него на уме?

Они скользнули в распадок, потом на увал, с которого был ясно различим вход в ущелье. Летом он практически незаметен – так густо закрывают его заросли ольхи и карликовой березы, но сейчас деревья стояли без листьев, и черная щель в скале виднелась уже за километр.

Людмила в последний раз окинула взглядом вершину Джимбулака. Над гольцом зависла тонкая полоска мутного тумана. Но разве могла она вызвать подозрение, когда вокруг царила тишина и небо было чистое, почти бирюзового цвета.

Из ущелья на них пахнуло холодом, вырвавшийся навстречу ветер ударил в лицо снежной крупой.

Лыжня вела дальше, в самую глубину, и они нырнули вслед за ней в мрачный зев ущелья.

И увидели настоящую тропу, проторенную среди высоких надувов снега. Неизвестный лыжник постарался на славу. Видно, не раз приходилось ему проходить этим путем в ущелье и обратно. По краям тропы он расставил длинные вешки, которые уже наполовину занесло снегом.

Теперь они шли молча и медленно, настороженно вглядываясь вперед. Неожиданно тропа резко вильнула в сторону и скрылась за огромным нагромождением камней, свалившихся когда-то с гольца.

Чтобы заглянуть за поворот, они стали подниматься на более пологий откос вправо. Но так ничего и не увидели. Все то же пустое и мрачное ущелье.

Они долго вглядывались в снежное полотно, застилавшее дно ущелья, потом в недоумении переглянулись. Тропа терялась среди курумов, и никаких признаков жилья, никаких следов пребывания здесь человека.

– Смотри, смотри, – прошептал вдруг возбужденно Иван и поднес к глазам девушки бинокль. – Кажись, дым среди камней.

Но Людмила разглядела не только дым, но и тонкую железную трубу, из которой выбивалась почти незаметная глазу тонкая сизоватая струйка.

Они все-таки нашли убежище незнакомца – низкий балаган, по самую трубу занесенный снегом. Его было почти невозможно заметить невооруженным взглядом, и, если бы не дым из трубы, они могли бы запросто пройти мимо.

– Надо разделиться, – предложил Иван, – я пойду к избушке, а ты прикрывай меня. Кто его знает, что это за Робинзон в наших краях объявился.

– Хорошо. – Людмила скользнула к черной стене ущелья, а Иван, скинув лыжи и прячась за камнями, осторожно приблизился к балагану. Людмила переместилась правее, чтобы видеть вход в это примитивное убежище, приют неизвестного отшельника, по непонятной пока причине решившего укрыться в одном из самых недоступных мест заповедника.

Внезапно стемнело. Людмила в недоумении подняла голову. До наступления сумерек не меньше трех часов. И сразу поняла причину. Сверху ущелье закрыло плотное серое одеяло тумана. И оно опускалось все ниже и ниже, размывая очертания гольцов, отдельно торчащих скал, а вместо четких контуров огромных пихт виднелись лишь размытые бесформенные силуэты. Как только солнце нырнет за голец, в ущелье станет совсем темно.

Иван тем временем осторожно приблизился к балагану и, присев за высоким сугробом, попахал Людмиле рукой, дескать, жив-здоров пока! Затем так же осторожно прокрался к входу, замер на минуту, прислушиваясь, поднес руку к двери и толкнул ее И вдруг окружающая их гнетущая тишина словно взорвалась. Людмила вскочила на ноги, передернула затвор карабина, досылая в ствол патрон. Хозяин балагана выстрелил первым, сквозь дверь, и сразу все встало на свои места: внутри скрывался враг.

Забыв об опасности, девушка бросилась к Ивану, который отскочил от двери, схватившись за плечо.

– Иван, – крикнула она на бегу. – ты ранен?

Лесничий повернул к ней голову, и Людмиле увидела его побледневшее, искаженное болью лицо.