Шкатулка с бабочкой - Санта Монтефиоре

То, что случилось потом, было постыдным. Он был на девять лет старше и имел достаточно опыта, чтобы понимать значение первого поцелуя для такой чувствительной, романтичной девушки, как Федерика. Но в золотом сиянии свечи, окутанная дурманящими ароматами природы, она смотрела на него с таким обожанием и страстью, что он моментально ощутил и в себе ответную волну желания. Удивленный своей неожиданной реакцией на девушку, которую знал еще ребенком, он оказался обезоруженным и не готовым к такой ситуации. Под воздействием магического момента он отреагировал инстинктивно и, не имея времени прислушаться к приглушенному голосу разума, поцеловал ее. Вначале она была неловкой и боязливой, пытаясь преодолеть собственную робость. Но постепенно ею овладели новые восхитительные ощущения, и в ней стала пробуждаться женщина. Очарованный ее невинностью, он наслаждался тем, как гонит прочь ее страхи и наблюдает, как распускается бутон ее чувственности. Поцелуй уже никогда не будет так сладок, как в первый раз, — но воспоминания о нем вызвали у него угрызения совести.

Он смотрел, как солнце расплавляет утренний туман и перед ним расстилается картина прекрасного летнего дня с умытым свежей росой сельским пейзажем. Сэм выключил радио и взглянул на приятеля, который во сне восстанавливал силы после выпитого спиртного и вчерашнего дебоша. Сэм был рад, что остался наедине со своими мыслями, несмотря на то что они причиняли ему боль. Он уже вдоволь наслушался полных бахвальства речей Бена, и это вызывало у него еще большее чувство вины. Неужели он ничем не лучше? Он твердо сказал себе, что все-таки лучше. Пока Бен целовался и щупал девиц вокруг навеса, он переживал мгновения нежности со своей дорогой подругой. Да, с дорогой подругой. Это было очень приятно и трогательно, и это не были просто поцелуи. Они проговорили до рассвета обо всем и обо всех и действительно очень гордились друг другом. Но она была еще слишком юной. В этом была своя простая правда. Так почему же он не смог поступить порядочно и откровенно сказать ей об этом?

Сэм сражался с собственной совестью всю дорогу до Лондона. Остановившись, чтобы заправиться, он купил газеты, пакет изюма в шоколаде и разбудил своего друга. Сэм уже был готов к разговорам и нуждался в том, чтобы отвлечься.

— Ну, — спросил он, садясь в машину и запуская двигатель, — тебе уже лучше?

— Я чувствую себя как дерьмо, — кратко доложил Бен и зевнул. — Но оно того стоило. В этом детском саду было очень весело. Но с другой стороны, мне уже надоели все эти фригидные куколки. Понимаешь, что я хочу сказать? Я вполне готов к поступлению в университет жизни! — Он фыркнул и потянулся к пакету с изюмом в шоколаде.

Сэм сделал круглые глаза и снова включил радио.

— Точно, — согласился он. — Именно в университет жизни.

Сэм быстро позабыл о своей провинности в отношении Федерики и полностью растворился в круговерти лондонской жизни. Каждое утро он отправлялся на подземке в Сити, работал, по возможности минимизируя свой трудовой энтузиазм, а затем возвращался домой, чтобы проводить вечера в компании друзей. Время от времени он знакомился с очередной девушкой, занимался с ней любовью перед ужином и провожал домой перед сном. Мысль о том, чтобы проснуться и увидеть в постели рядом с собой заблудшую овечку, страшила его. Секс был нужен ему так же, как еда, но вид грязной посуды после пиршества вызывал у него неприятные ощущения. Он никогда не запоминал их имен и редко — лица, но в целом его аппетит всегда был завидным. Нежность была тем чувством, которое он оставил в амбаре вместе с кланом диких уток и горящей в ночи одинокой свечой. Никто не мог затронуть его сердце, которое оставалось холодным, надменным и неприступным.

Вернувшись осенью в Польперро, он спрятался в кабинете Нуньо под предлогом обсуждения «Кузины Бетты» Бальзака, побаиваясь, что Федерика может прикатить на велосипеде к Эстер, посмотреть на него своими большими печальными глазами и снова наполнить его покаянными мыслями. Ему хотелось рассказать все Нуньо, но было слишком стыдно. Поэтому он затаился в доме, наполняя его своим отчужденным присутствием.

— Господи Боже, Сэм, — вздохнула Молли, — в этот уик-энд ты являешь собой совершенно жалкое зрелище. В чем дело?

— Абсолютно ни в чем, — механически ответил он.

— Не дури меня, — фыркнула она, впившись в него взглядом. — Значит, так, проблема с женским полом, — четко поставила она диагноз, ухмыляясь.

— У меня с этим полом никаких проблем быть не может, — высокомерно заявил он.

— Ладно. Почему бы тебе не прогуляться с Троцким? У тебя такой ужасный лондонский цвет лица.

— А Эстер для чего? — возразил он.

— Кто ее знает, — пожала она плечами, — но лично я пойду и посмотрю видушку.

— Что ты собираешься смотреть?

— Про незабвенную любовь, — радостно сообщила она, открывая коробку.

— Неужели опять эту старую сентиментальную бодягу? — Он засмеялся.

— А я ее просто обожаю. Мужчины ничего в этом не понимают.

— Кэри Грант для тебя слишком постноват, Моль. Я думаю, что тебе нравятся более крутые парни.

— Только как временный вариант. От Кэри Гранта у меня коленки дрожат, так что я больше и не посмотрю на этих мужланов.

Сэм хмыкнул и вышел из комнаты, свистом призывая Троцкого на променад.

На скалах было ветрено, но он с удовольствием подставлял лицо освежающему морскому бризу. По крайней мере, вне дома он мог избежать столкновения лицом к лицу с Федерикой. Он был одет в дубленку Нуньо и размахивал на ходу руками, периодически похлопывая по загривку дога, который рыскал вокруг, вынюхивая кроличьи норы. Сэм вспомнил свою изрядно надоевшую работу, Сити, который его тоже утомлял, и стал мечтать о своем будущем доме в Польперро. Лондон был хорош на данном этапе, но его сердце осталось здесь, в провинции, а душа — на морском просторе, а не на пыльных улицах каменных джунглей города. Он смотрел на пенные шапки волн и вдыхал крепко просоленный воздух, наполняя легкие воспоминаниями о своем детстве. Чего ему хотелось больше всего — так это заняться писательской деятельностью.

Нуньо всячески поддержал его намерения и прямо заявил, что он просто губит свои уникальные способности в этом безликом банке, занимаясь работой, достойной какого-нибудь придурка. «У тебя есть воображение, мой дорогой мальчик, и талант. Мне очень больно видеть, как твое бездействие его губит». Безусловно, Нуньо был прав. Но что-то его все же удерживало от решительного шага. Талант — это, конечно, штука хорошая, но проблема состояла в том, что Сэм не знал, о чем писать.

Полный невеселых дум, он поднял глаза и заметил на расстоянии две маленькие фигурки, двигавшиеся прямо к нему. Внезапно охваченный паникой, он уже готов был повернуть и пойти другой дорогой, но увидел, что одна из них машет ему рукой. Приветствие было настойчивым и вынудило его ответить вялым движением кисти. Это были Эстер и Федерика, так что пути к отступлению уже не было.

Когда они приблизились, его сердце тревожно забилось. Он предпочел бы проигнорировать их, но это было неэтично. Поэтому он попытался сделать вид, будто ничего и не случилось, надеясь, что Федерика ни о чем не рассказала Эстер.

— Хай, Сэм, — крикнула его сестра сквозь порывы ветра. Раста бросился к Троцкому и начал резвиться с ним на пару. Это позволило Сэму, не вызывая подозрений, переключить свое внимание на собак. Он называл их по именам и поощрительно поглаживал, а затем присел, чтобы обнять лабрадора.

— Хай, Сэм, — сказала Федерика.

Он нерешительно поднял глаза и заставил себя улыбнуться. Ее лицо раскраснелось от прогулки, а глаза сверкали от холода. Она явно тоже пыталась напустить на себя равнодушный вид. Такое положение дел немного успокоило Сэма, и его уныние стало рассеиваться.

— Как дела, Федерика? — спросил он, вставая и глядя сверху вниз на ее искреннее лицо.

— Спасибо, хорошо, — ответила она, запуская руки в карманы и притопывая ногами, чтобы согреться.

— Холодно, да? — спросил он.

— Здесь просто жуткий холод, — жаловалась Эстер. — Но это полезно для кожи, — добавила она. — При такой погоде она приобретает особый блеск.

— Вы обе и без холода сияете. — Он усмехнулся.

— Замечательно, — восторженно заявила она. — Тебе говорят, Феде. — Федерика робко улыбнулась, но ничего не сказала.

— Как в школе? — продолжил он, но Эстер прервала его расспросы и сама ответила за подругу.

— Мы так усердно учимся, что мои мозги уже готовы объявить забастовку. — Она хихикнула.

— Знание — сила, — процитировал Сэм, глядя на Федерику, подчеркнуто внимательно наблюдавшую за собачьими играми.

— Знание — занудство, — простонала Эстер. — Прогулка гораздо интереснее. Не хочешь к нам присоединиться? — спросила она. Федерика смотрела на него с надеждой, и он услышал, как говорит, что это было бы здорово.