А. Г. Орлов-Чесменский - Нина Молева

Уверенные в Вашей честности, граф, имели мы намерение лично побывать в Ливорно, но обстоятельства тому воспрепятствовали. Неоднократно доказанная Вами при разных обстоятельствах честность свидетельствует о прекрасном Вашем сердце. Подумайте, граф, поразмыслите: если присутствие наше в Ливорно, по Вашему мнению, нужно, уведомьте нас о том с подателем сего письма. Он не знает, от кого и кому привезено им письмо, и потому можете доверить ему ответ, а чтобы не возбуждать его любопытства, адресуйте на имя г. Флотирона — это мой секретарь.

Завещание императрицы Елизаветы Петровны сделано в пользу одной ее дочери, в нем не упоминается о моем брате. Было бы слишком долго объяснять здесь причину этого, достаточно сказать, что он в настоящее время предводительствует племенами, всегда верными законным своим государям и теперь поддерживающими права Елизаветы Второй.

Время дорого. Пора энергически взяться за дело, иначе русский народ погибнет. Сострадательное сердце Ваше не может оставаться покойным при виде его страданий. Не обладание короной побуждает нас к действию, но кровь, текущая в наших жилах. Наша жизнь, полная несчастий и страданий, да послужит тому доказательством. Впоследствии делами правления мы еще более докажем это. Ваш беспристрастный взгляд на вещи, граф, достойно оценит сии слова наши.

Если Вы считаете благовременным распространение сущности прилагаемого при сем манифеста, то располагайте им по своему усмотрению, можете в нем прибавлять и убавлять что хотите, но предварительно разузнайте хорошенько расположение умов. Если почтете нужным переменить место своего пребывания, сделайте это, потому что Вы лучше знаете обстоятельства, могущие мешать успеху нашего предприятия.

Удостоверяем Вас, граф, что в каких бы обстоятельствах Вы ни находились, во всякое время Вы найдете в нас опору и защиту. Было бы излишне говорить о нашей к Вам признательности, она есть неотъемлемая принадлежность чувствительного сердца. Просим верить искренности чувств наших.

ОРАНИЕНБАУМ

Большой дворец

Екатерина II

…Мир! Наконец-то мир! Любой цены не было жалко, лишь бы вырваться из проклятой западни. По дипломатам видно, какая удача. В Ораниенбаум все съехались поздравлять, а радость у одних только послов английского да датского. Остальные ровно на панихиду собрались. Ртов не раскрывают. Казалось бы, Австрии и Пруссии какая печаль, и они туда же. Хуже всех пришлось Испании и Франции. Да и Швеции не легче.

Григорий Александрович шумнее всех радовался. Даже не заметил, что и императрице не легко пришлось. Ладно турки, а Пугачев? А Чесменский? Ведь приказов словно не слышит. Письма длинные невнятные шлет, и все тут. Чего ждет? Какие расчеты строит? С ним просто никогда не было.

С Гришей не посоветуешься. Не то что Орловых не любит, не нужно ему подробностей знать. Было время, откровенничала с Орловым. Одним. Единственным. Ан все семейство в курсе было. Теперь, глядишь, против императрицы все оборачивается.

Потемкин надолго ли? У него тоже свои планы. Сегодня хорош, а там… Словам ничьим верить нельзя. Слова они и есть слова, дуновение одно — не больше.

Поначалу казалось, правильно. Не вызвался Потемкин с Пугачевым воевать, и не надо. Другие под рукой найдутся. А почему не надо? Почему храбрость свою да смекалку не захотел показать? Видел, трудно императрице. Видел, на краю оказалась.

Что себя обманывать: дворец оставить побоялся. В храбрости ему не откажешь. Потому и воевал, что до дворца дойти тщился, а теперь все мысли, как апартаменты дворцовые сберечь. Не заговаривает о бунтовщиках, а конца доселе не видно.

Нет, не с ним, только не с ним передумать все надобно. Не дали Пугачеву к Москве двинуться, к Дону рванулся, да как! Тысяч двести верст маршем отшагал со своими оборванцами, голытьбой бунташной. Тысячу двести! Эдакое никакой армии, генералы толкуют, не снилось. Двадцатого июля Курмыш занял, через неделю — Саратов, еще через пару дней — Пензу.

Ведь вот докладывали, ничего от его двадцатитысячной оравы не осталось, ан снова у него пятнадцать тысяч. Еще неделя — в Саратов вошел, следующая — в Камышин. Двадцать первого августа — разве такой день забудешь! — к Царицыну подошел. Еще немного, и конец. Всю бы Волгу завоевал.

Только есть Бог на небе: казаки, что в городе стояли, примкнуть к бунтовщикам отказались. Почему? Не генералы выиграли, люди решили. Гриша говорит, о войсках правительственных, что к городу идут, узнали. Так сколько раз войска эти подходили и бунтовщиков не смущали. Нет, тут другое что-то. И Пугачев города воевать не стал, будто знамение какое увидел. Со всей своей голытьбой решил к Яицкому городку отправиться, на зимние квартиры там расположиться.

В ста верстах от Царицына, у Сального завода, Михельсон его со своими частями догнал. Так случилось, что от бунтовщиков и следа не осталось. Всех побил да разогнал. Едва полтораста человек с атаманом уйти сумели, да и то недалеко. Измена среди них случилась. Михельсон подкупить девятерых сумел. В ночь с 14 на 15 сентября схватили Пугачева, в Яицкий городок привезли и властям сдали.

Рассказать — просто все. А начнешь вспоминать… Не иначе стоял за бунтовщиками кто. Многие на польских конфедератов грешат. Вольтер и вовсе о связи с турками толкует. Самозванка письма турецкому визирю посылала, чтоб помощь Пугачеву оказал.

И ведь не Чесменский о том доносил — через английского посла вести доходили. Виделся ли наш Алексей Григорьевич с самозванкой? Спрашивать проку мало — соврет из нужды и без нужды.

А если виделся? Если… Улещать его надобно. На обещания не скупиться. Потемкин бунтует, да и Бог с ним. Лишь бы граф здесь оказался. Лишь бы рассчитал, что с императрицей российской выгоднее ему будет. И к нему никого не подошлешь — со стороны никого к себе не подпустит. Правда, нет ли, кушанье заставляет сначала повара пробовать. Как собаку.

Не верит. Императрице не верит.

А может, и впрямь не встречался? Капканы на нее ставит? Только бы так было! И Грише виду не показывать. Держаться. Дружески держаться. О делах государственных советоваться — для доверия. О мелочах всяческих упоминать — как бывало. Держаться…

ИЗ ИСТОРИЧЕСКИХ ДОКУМЕНТОВ

…Желательно, чтоб искоренен был Пугачев, и лучше б того, если б пойман был живой, чтоб изыскать чрез него сущую правду, — я все еще в подозрении, не замешались ли тут французы, о чем я в бытность мою докладывал, а теперь меня еще более подтверждает полученное мною письмо от неизвестного лица; есть ли этакая на свете или нет — того не знаю, а буде есть и хочет не принадлежащего себе, то я б навязал камень ей на шею да в воду.

Сие ж письмо при сем прилагаю, из которого ясно увидеть изволите желание; да мне помнится, что и от Пугочова сходствовали несколько сему его обнародования; а может быть и то, что и меня хотели пробовать, до чего моя верность простирается к особе Вашего императорского величества; я ж на все ничего не отвечал, чтоб чрез то не утвердить более, что есть такой человек на свете, и не подать о себе подозрения.

Еще известие пришло из Архипелага, что одна женщина приехала из Константинополя в Парос и живет в нем более 4-х месяцев на англинском судне, платя слишком 1.000 пиастров на месяц корабельщику, и сказывает, что она дожидается меня: только за верное оное я не знаю.

От меня ж нарочно послан верный офицер, и ему приказано с оною женщиною переговорить, и буде найдет что-нибудь сомнительное в таком случае обещал бы на словах мою услугу, а из того звал бы для точного переговора сюда в Ливорно, и мое мнение, буде найдется такая сумасшедшая, тогда, заманя ее на корабли, отослать прямо в Кронштадт, и на оное буду ожидать поведение, каким образом повелит мне в таком случае поступить, то все наиусерднейше исполнять буду.

ИТАЛИЯ

Квартира А. Г. Орлова

А. Г. Орлов

…Братец Владимир Григорьевич пишет: сумятица. Сумятица во дворце великая. Не объяснишь ему, про что писать надобно, за чем глядеть. Разве что случайно досмотрит. Все равно важно.

Мечется императрица. Виду подавать не хочет, что с бунтовщиками, что с злодейкою ее деется. Великого князя женить захлопоталась. Время, мол, пришло. Не время — от графа Никиты Ивановича да всего его круга обезопаситься хочет. Молодой женой великий князь займется, чужих наставлений слушать не станет.

Уже год прошел, как в Петербург ландграфиня Гессен-Дармштадская одну из трех незамужних дочек доставила. Государыня сама претендентку выбирала. И тут на свой вкус, потому что расчету никакого. Герцогство кот наплакал, все права да земли с другими семействами неделеные.