Негоциант - Владислав Жеребьев

— Две десятки и четверка, я выиграл. — Здоровенная лапа Покопа опустилась на горстку монет.

— Черта с два. — Я хлопнул по протянувшейся к кучке золота жадной грабке бывшего стражника. — С чего это две десятки и четверка кроют моих вальта, даму и двойку? Нелогичные какие-то у твоей игры правила.

— Вполне нормальные правила, — пожал плечами хитрый Парус и принялся пересчитывать выигрыш. — Бой идет по последней карте, что последняя пришла. У кого старше, тот и молодец. У тебя что, двойка? У меня чистая четверка, так что выигрыш за мной.

За последние полчаса я продул в карты порядка тридцати полновесных золотых. Ну не играю я в них, не люблю. С незнакомыми или на деньги, так вообще зарок дал, а тут угораздило от нечего делать повестись на уговоры Паруса и поставить на кон несколько золотых кругляшей. Сначала я даже выигрывал, правила были немудреные, да и карта мне откровенно шла. Впрочем, в какой-то момент ситуация начала меняться. Сначала Парус отыграл у меня два золотых, потом четыре, а после и вовсе принялся вгонять в долги, ход от хода повышая ставки. К концу пятого кона на траве передо мной лежала внушительная горстка из тридцати монет, обязанная перекочевать в карман одного из игроков, и им, разумеется, был отнюдь не я.

— Идут, похоже. — Покоп спешно убрал свой сомнительный выигрыш в маленький кожаный мешочек на поясе и довольно похлопал по нему ладонью.

Проломившись сквозь кусты, грязные и усталые, наконец появились Банус и Грецки и, тяжело опустившись на землю, разлеглись на траве.

— Ну что там? — тут же позабыв о проигрыше, с нетерпением поинтересовался я.

— Плохи наши дела, — отмахнулся Грецки. — Конных человек сорок. Все вооружены до зубов.

— У них там капище или что-то вроде того. — Амир сорвал травинку и засунул себе в рот. — Шаманы, волхвы, черте что творится. Все в мехах и драгоценных камнях. Пляшут, воют, бьют в барабаны, жгут костры и курильницы с ароматными травами. В общем, все как положено для святого места.

— Проникнуть невозможно, — наконец пояснил барон. — Километрах в трех, видимо, стоит крупный отряд. Конные постоянно меняются, охраняя это место так, что и заяц не проскочит. Там только штурмом.

— А что если хитростью? — наобум предложил я.

— Хитростью можно. — Отвинтив с фляги крышку, старший советник сделал несколько жадных глотков. — Только вот в чем эта хитрость должна заключаться?

— Думать надо, — смущенно произнес я. — Кто же знал, что там такое творится.

— Никто не знал, — согласился Амир. — Я бы, если честно, поворачивал коней и плелся бы, поджав хвост, назад в столицу, но обидно-то как. Столько километров пройти, столько натерпеться и вернуться назад с пустыми руками. Его Величество меня не поймет.

— А сколько меня народу не поймет, вы даже не представляете, — печально кивнул я.

— Тише, патруль.

Действительно. Из-за поворота, глухо цокая неподкованными копытами по асфальтовой дороге, к нам медленно приближались четверо степных всадников.

Все еще пребывающий в некой эйфории от недавнего барыша, Парус вновь расплылся в довольной улыбке.

— Господа! Медленно, но верно к нам приближается решение наших проблем.

Самая большая проблема была в поимке степных лошадей. Умные маленькие бестии наотрез отказались подходить к незнакомым людям. Ржали, стригли ушами и норовили заехать копытом в череп. Часа два как оглашенные мы скакали по дороге, подманивая и успокаивая маленьких воинов. Лошади были упрямые, но настойчивее оказался человек. Другая проблема хоть и являлась более очевидной, но всплыла в самый последний момент.

— Чертовы степные карлики! — Ярош попытался запахнуть на своей широкой груди вышитый бисером халат. — Это же надо такими тщедушными уродиться?

— Да ладно тебе. — Я надел на голову тюрбан и замотал лицо шейным платком. — Ну как я вам?

— Пойдет, — отмахнулся уже переодевшийся Амир. — Ты, главное, не особо треплись. Заговаривать буду я, а вы помалкивайте.

— А акцент? — поинтересовался я, пристраивая за спиной колчан с черными стрелами. — Они нас по акценту не вычислят?

— Не должны, — пожал плечами советник. — У степняков столько народностей и языковых групп, что порой два племени, встретившись друг с другом, вынуждены пользоваться услугами переводчика. Что нас может выдать, так это плечевой пояс дорогого барона.

Ярош наконец справился с донельзя узким халатом и примостил на голове крикливого цвета тюрбан.

— Я похож на попугая, на шута, на дурачка деревенского! Если кто из вас хоть словом об этом обмолвится, вызову на дуэль!

— Не огорчайтесь, дорогой барон, — улыбнулся я. — Вся наша компания смотрится ничуть не лучше. Подумайте о другом. Сколько пользы королевству принесут наши находки.

— Только об этом думать и остается, — печально вдохнул Ярош.

Последняя трудность показалась мне просто непреодолимой. Лошади степняков, а именно упряжь, в которой они находились, несколько отличалась от уже привычной вашему покорному слуге. Поводья и седло присутствовали, были по традиции крикливой, веселой расцветки и украшены драгоценными камнями, а вот стремена отсутствовали как факт. Как обычно садишься на коня? Правильно. Если ты правша, то подходишь к левому боку, ставишь ногу в стремя… Опа, а стремени-то и нету. Что, спрашивается, с этим делать? Вот и я не знаю.

Смотря на мои метания, Амир посоветовал самый простой из возможных вариантов, а именно — подвести лошадь к камню или пню, да и залезть с него в седло, чем я тут же и воспользовался.

— Не забывайте, — кивнул Амир, — говорить буду только я. Вы лишь кивайте и не открывайте лиц.

— Попробуй тут забудь, — подал голос Парус. — Что мы там хоть искать-то должны?

Внезапно три пары глаз уставились на меня. Вот значит как?

Я в сомнении закусил губу.

— Импровизировать. В первую очередь надо максимально близко подойти к челноку. Этого разъезда не скоро хватятся, так что время у нас вроде как есть. Ну а потом, потом молиться, чтобы все механизмы самого челнока были в порядке. Возвратиться назад таким же способом будет крайне затруднительно.

— Меньше слов. — Ярош ударил пятками по бокам мохнатой лошадки. — Давайте выдвигаться.

Дабы не выделяться, пришлось придерживаться того неторопливого вялотекущего темпа, с которым передвигался настоящий патруль. Старинное асфальтовое шоссе, невесть откуда появившееся в этом богом забытом месте, прорезало лес напополам и резко уходило в самое сердце чащобы. Лошадки вяло плелись по ровной дороге, я пытался удержаться в незнакомом мне седле, и через полчаса, в течение которых я проявил чудеса ловкости и балансировки, показались первые трехэтажные строения. Да, именно строения. Наш подменный патруль приближался к самому настоящему городу.

На въезде в город появились первые кочевники, везущие на подводах продовольствие и запасы стрел. Лаяли собаки, смеялись дети, слышалась звонкая женская перебранка. Кое-где кудахтали куры и блеяли козы.

Вопреки моим ожиданиям, степняки в домах не селились, предпочитая крепким бетонным стенам свои неизменные юрты из шкур и меха. Жгли костры, варили снадобья и нянчили детей.

— Самое большое поселение кочевников, что я видел, — прошептал в недоумении Амир. — Ходили мы в походы, там до трех сотен воинов зараз наблюдали, а тут семьи, дети, скот. Уж и кочевниками-то их назвать язык не поворачивается.

— Нам к челноку, — тихо прошептал я. — Подъедем поближе и сориентируемся на месте. Соваться сразу резона не вижу. Заметят и вычислят.

На нашу раскрашенную в дикие цвета четверку пока что никто не обратил внимания. Самые обычные сыны степей, разве что ростом побольше. Оружие их, халаты и тюрбаны тоже, а то, что лицо закрыто, так принято почти. Без шейного платка либо лишнего отворота тюрбана в пыли особо не навоюешь. Из всего тела кисти рук да глаза видны.

— Пока нам везет, — тихо прошептал Ярош. — Действуем в том же духе.

Мимо вновь проехало четверо конных, не обративших на нашу группу ни малейшего внимания.

Серая стальная громада спасательного челнока горделиво возвышалась над древним поселком спасшихся в катастрофе землян. Видимо, не одно поколение их жило неподалеку от корабля, раз затеяли строительство и даже проложили асфальтовое шоссе, оставшееся в целости и сохранности до сих пор. Удивительная прочность, на зданиях не трещины. Стекла в окнах — и те целехоньки, не видно выбитых или отсутствующих. Почему тогда степняки не входят внутрь? Ах, точно, кодовые замки. Вон как раз один из таких, светится запыленным табло на двери.

То, что замки на подъездах до сих пор работали, вселяло в меня надежду, что и с кораблем должно быть все в порядке. Поселок почти наверняка был запитан от самого челнока, его центрального реактора, и невидимый механизм прилежно трудился, многие века бесперебойно поставляя энергию. В какой-то момент я испытал чувство полной нереальности. Смешение культур, технологий, запустения и порядка сбивали с толку и не давали ясно мыслить. Вот идет степняк, колченогий смуглый азиат, то и дело припадая на левую ногу и придерживая рукой колчан с черными стрелами, а вот уже светится табло вполне себе обычного домофона. Такие на Земле можно увидеть чуть ли ни на каждом подъезде.