Корабельщик - Олег Никитин

А раньше Максим думал, что запах у Смерти такой же, как у зимних звезд – морозный и чистый, будто снег. Он подтянулся на руках к борту и выглянул наружу. Фургон стоял на заднем дворе, его крышу освещали слабо светящиеся, высокие окна Храма на первом этаже пристроя. Перекинув ногу, барон мягко спрыгнул на траву, хотя тело его при этом буквально взвыло от боли. Он знал, что территория огорожена и ему не выбраться за нее иначе, кроме как через главные ворота – не в том он был состоянии, чтобы прыгать с дерева на край двухсаженного забора, да еще в темноте.

Оставалось понадеяться на помощь Гордиана. Дверь в пристрой внезапно отворилась, послышались развязные голоса служителей, и кто-то сгорбленный и мелкий шмыгнул к механическому колодцу с ведром. Прячась в тени пиний, Максим двинулся вокруг Храма и вскоре достиг выхода. За воротами он разглядел мобиль, в салоне которого, рядом с Агапитом, горела керосиновая лампа и тлел огонек папиросы. Ночной стражи видно не было, поэтому беглец откинул крюк калитки и вышел на улицу.

– Наконец-то, – вздохнул пассажир мобиля, высунувшись в заднее окно. – Садитесь скорее, сударь.

Это был, конечно, Магнов. Максим уселся в мобиль на заднее сиденье, и шофер тотчас тронулся с места, завернув фитиль лампы.

– Как вы узнали? – спросил барон. – К вам Кира Кассианова прибежала?

– Какая еще Кира? – нахмурился бывший министр. – Жена твоя примчалась вся в слезах и рассказала, как тебя увезли в храмовом грузовике. Она с Евграфом ехала, когда у них мобиль заглох. Конечно, я сразу связался с Авдиевым, и он вспомнил один из пунктов их внутреннего Уложения, по которому освобождение высшей аристократии производят посвященные адепты. Этот параграф уже лет десять не применяли…

Максим промолчал, откинувшись на сиденье, и только вздрагивал вместе с мобилем на колдобинах. Пешеходов было мало, под колеса никто не бросался, и машина шла гладко.

– Что мне теперь делать?

– Да ничего, – сердито проговорил Элизбар. – Пойдешь ко мне флаг-офицером, что же еще?

Он засопел и протянул Максиму папиросную пачку.

Ночь совсем овладела городом, когда мобиль подъехал к дому Магнова. Агапит выскочил и умчался, а в машине по-прежнему было тихо – ни Максим, ни Элизбар не хотели нарушать молчание. Весь план, так глубоко продуманный Магновым, оказался под смертельной угрозой. Мало того, что в стране не оставалось “наместника” Виварии, способного хоть как-то организовать долгожителей – включение Максима в команду крейсера могло сорвать отплытие. Впрочем, власть Элизбара наверняка достаточно крепка, чтобы скрыть беглеца где-нибудь в трюмах, если кому-нибудь вообще придет в голову его искать. Момент “смерти” барона запечатлен на дагерротипе газетчика… Рустиков теперь мертвец для всех в этой стране, у него даже метрики нет.

Неудивительно, что бывший министр раздражен.

Но сам Максим был слишком раздавлен всеми сегодняшними событиями, чтобы всерьез вникать в переживания соратника. Он никак не мог забыть огонь, рвущийся из окон второго этажа, столб густого дыма и безжизненное тело дочери. Ему казалось, что он почти видел тогда, во время нелепой попытки забраться в дом, саму матушку Смерть. Наверное, он действительно разглядел в дыму один из множества ее ликов – тот, что черен и покрыт спекшейся коркой горелой плоти.

Кто знает, каким окажутся берега Виварии, когда команда наконец увидит их после месячного плавания? Доживет ли сам крейсер до этого момента? Ведь один из котлов уже дал трещину, и пришлось срочно снижать нагрузку на механизмы и частоту вращения винтов. Скорость упала раза в полтора, судно теперь делает едва ли восемь узлов в час.

А может быть, это даже к лучшему, потому что есть возможность хоть немного растолковать Касинии, что нельзя так наклоняться над бортом, разглядывая пенный вал за кормой?

Все-таки эта молодая женщина здесь – единственный одушевленный осколок прежней жизни, и Смерть следит за своей дочерью из-под черного капюшона, терпеливо поджидая момент ее небрежности.