По Восточному Саяну - Григорий Федосеев

— Дальше ждать бесполезно, — сказал, Пугачев после долгого раздумья. — Пока ноги еще носят, давайте выйдем с вами на пик, наметим с него очередные пункты и на этом закончим. А постройку отложим на следующий год, теперь людям не поднять туда лес да и остальной груз.

— Если у тебя хватит сил, пойдем завтра на пик. Но прежде чем покинуть Кинзилюк, нужно будет разведать проход. Где-то близко Арзагай и вершина Малого Агула. Осторожность и предусмотрительность теперь не должны покидать нас.

Так в ту памятную ночь решено было выбираться из Саяна. Горько и обидно было думать, что покидаешь, не закончив работы, центральную часть, куда дойти стоило стольких усилий и лишений.

Утром 4 июля мы с Трофимом Васильевичем перешли вброд Кинзилюк, протекающий здесь нешироким потоком, и стали подниматься на виднеющийся впереди скалистый гребень пика. За плечами у каждого рюкзак с инструментами, за поясом «кошки», в руках посох.

Шли тяжело, медленно, молча. Теперь груз казался во много раз тяжелее своего истинного веса. Да и сами как-то отяжелели. А подъем становился все круче, но мы старались отдыхать редко. Когда вышли на выступ террасы глубокого цирка, над которым высится Двуглавый пик, был уже полдень. Я оглянулся. Внизу лежала широкая долина, заросшая хвойным лесом и окаймленная по бокам крутыми горами. Наш лагерь с высоты казался совсем крошечным, но как он был кстати там, на поляне, вправленный в рамку из густых кедров! Казалось, на этом гладком зеленом поле как раз не хватало черных и белых пятен, чтобы долина похорошела. Дымок тонкой струйкой вился в небо, напоминая о присутствии в горах человека.

Впереди лежал цирк почти правильной полусферической формы, обращенный выходом на северо-запад. Дно его завалено крупными обломками, под которыми чуть слышно переливается вода. Она вытекает из маленького озерка и сбегает в Кинзилюк небольшим ручейком, по которому мы поднимались. Крошечные альпийские лужайки как бы пытаются украсить своими яркими цветами мрачное убежище. Стены цирка скалистые, местами поднимаются более чем на 150 метров. Их подошва завалена свежими осыпями — следы продолжающихся разрушений.

Отдохнув, мы направились в глубину цирка. В нем холодно, солнце почти не заглядывает сюда, как и бури. Поднявшиеся с нами комары немедленно убрались восвояси. Воздух сырой, в нем запах обветшалых скал, прошлогоднего снега и иногда непродуваемых ветром заплесневелых щелей. Вдруг справа послышался шум скатывающихся камней. От нас удирала пара маралов. Они поднималась по крутому откосу и с поразительной легкостью прыгали по карнизам.

— Смотрите, смотрите, кто там? — крикнул идущий впереди Пугачев, указывая на противоположный склон.

Там бежала медведица. Она часто останавливалась, иногда даже возвращалась, чтобы поторопить своих непослушных медвежат, которые, как шарики, катились следом за ней. Это семейство, видимо, отдыхало в цирке и, убегая от нас, вспугнуло лежащего под снежным завалом крупного быка. Он бросился вверх и скрылся за седловиной.

Мы подошли к озеру. Оно маленькое и напоминало кусочек упавшего неба в выпаханную котловину. Справа у самого берега толпились карликовые ивки, склонившись над водою, они как бы любовались своим отображением. Слева озерко поджимало небольшое снежное поле, ноздреватое и пожелтевшее от времени. На нем лежали отпечатки лап медведицы и малыша. Несколько дальше мы были совершенно обескуражены выскочившим из-под ног зайцем. Уж никак не ожидали встретиться здесь с «косым». Да и он не меньше нас был удивлен. Заметив, что за ним никто не гонится, он остановился, поднялся на задние лапы, и мы долго рассматривали друг друга. Заяц как заяц, с длинными ушами, с мордой, перекошенной испугом, заяц, какие встречаются всюду на равнине, в степи, в лесах. Но что он делает здесь среди мрачных скал в камнях? Ведь внизу чудесные поляны, там и корм и простор. Видимо, его, как и копытных зверей, тут приманивают лужайки со свежей зеленью, только что появившейся после снега.

Мы бродили по цирку по-над скалами, пытаясь подняться на отрог к седловине. Нам ни за что бы не выйти на отрог, если бы не вспомнили про медведицу. Ведь она где-то обошла эти скалы?

Мы нашли ее след. По бесконечным выступам и щелям он вел на верх отрога. Идти было трудно. Ноги скользили по мокрым от растаявшего снега уступам, не хватало сил взбираться на крутизну. Шли с большими передышками и до заката солнца достигли седловины.

Ночевали под обломками скал. После чая, который с трудом вскипятили на костре из моха, спали крепко, даже холод не в силах был разбудить нас. Но утром, как только посветлело, мы уже были на ногах и продолжали подъем по западному отрогу Двуглавого пика.

В другое время, чтобы преодолеть расстояние от седловины до пика, потребовалось бы менее часа, а в этот раз шли очень долго. Силы с каждым днем заметно истощались. Каково же было наше разочарование, когда, выбравшись на последний гребень, мы рядом увидели двуглавую вершину, но она была отделена от нас узким гребешком зазубренной скалы, спадающей в цирк, по которой не рискнули идти, да и незачем было. Пик возвышался над горами двумя высокими столбами на общем постаменте и был совершенно недоступен для нас с западной стороны. Гребень, на котором мы стояли, уступал пику по высоте всего лишь метров на тридцать. С него открывалась широкая панорама центральной части Восточного Саяна.

Какую изобретательность проявила природа в нагромождении хребтов! Обнаженные зазубренные вершины выглядывали из глубоких долин, на склонах которых рядом с зеленью лежали остатки снежных лавин. Прихотливые ущелья бороздили эти хребты. На дне их серебрились ленты горных ручейков. А сколько озер! Будто разбросанные небрежной рукой бриллианты, покоятся они на дне расщелин и цирков.

Рассматривая горы, мы окончательно убедились, что непрерывного Саянского хребта не существует. Все, что было видно с пика, разбросано в беспорядке, и трудно сказать, где такой хребет начинается и где и какими отрогами кончается.

За пиком Грандиозным и несколько левее, километрах в семидесяти от нас, виднелись большие горы. На их южных склонах берут свое начало реки Систи-Хем, Хамсара. Там родина Енисея, великой сибирской реки. Она пробила себе путь через цепи гор и широким потоком ушла по тайге в океан. Мы находились вблизи линии большого водораздела. Реки, берущие начало с южного склона Агульского белогорья, стекают в Енисей, а с северного склона — в другую, не менее прославленную реку — Ангару. Истоки этих рек часто зарождаются из одного поля снега, только стекают в совершенно противоположных направлениях.

Мы находились в центральной части Восточного Саяна, но это был только его северный край, а мечты уносили нас дальше, в глубину этих сказочных гор, что открылись нам во всей грандиозности, в блеске солнечного дня и были близки, доступны. С какой неповторимой болью в душе мы должны были отступить, не достигнув вершин и не воздвигнув на них намеченных пунктов; отступить, заплатив за путь сюда столькими лишениями. Снова вспомнился Мошков. Как мог он так безжалостно поступить с нами. Неужели я ошибся в нем, в его партийности, честности, в его душевной простоте, которой завидовал. Теперь мы уже не прислушивались к тишине. Слух не обманывал гул моторов, никто не верил в помощь.

Тогда на пике, присматриваясь к суровому облику хребтов, к хаосу скал, ущелий, я все же решил задержаться на Кинзилюке дней пять. Я не мог отказать себе попытаться проникнуть с кем-нибудь вдвоем к пику Грандиозный и к вершине Прямого Кизира, чтобы представить более ясно этот горный район, подходы к значительным по высоте вершинам и объем работ, который мы должны были осуществить там на следующий 1939 год. А где-то в глубине сознания копошилась надежда, что Мошков, может быть, за это время появится.

Наша с Пугачевым задача была выйти на Двуглавый пик, чтобы определить возможность постройки на нем пункта. Именно в этом районе, где мы находимся, нам нужно было подыскать такую вершину, с которой открывался бы горизонт в радиусе не менее сорока километров, куда можно будет вынести строительный материал, тяжелые высокоточные инструменты, и которая своим местоположением отвечала бы техническим требованиям построения первоклассного геодезического ряда.

Наблюдая Двуглавый пик с Фигуристых белков и Зарода, нам казалось, что он полностью отвечает нашим требованиям, и вдруг такая неожиданность — нельзя подняться на его столбы! Прежде чем окончательно отказаться от пика и искать тут же, в этом районе, другую вершину, мы решили более основательно обследовать его восточный склон. Туда я и направился. Трофим Васильевич остался определить высоту гребня и зарисовать горизонт на тот случай, если моя разведка не увенчается успехом и мы должны будем решить о возможности использования вершины гребня под пункт.