Принцесса из Шанхая - Наталья Солнцева

– Да… любовь – штука непредвиденная. Что такая дама, как Екатерина Ермолаева, нашла в Шершине? Или взять Лику и Ростовцева: они подозревали друг друга бог знает в чем, и… между ними вспыхнуло взаимное чувство! Наверное, человек начинает постигать собственную суть, только когда влюбляется. Лика и Альберт стоят на пороге удивительных открытий. Она – темное воплощение Дракона, которое должно воссоединиться со светлым мужским началом…

– …в лице Ростовцева, – добавила Ева. – И почему это мы, женщины, «темные», а вы – «светлые»?

– Потому что вас никогда не поймешь и никогда вам не угодишь! – вздохнул Смирнов. – Может быть, на земле вообще не существует полноты и неомраченности счастья. Когда хочется остановить мгновенье, лучше этого не делать. Жизнь – вечное движение, и темны, непрозрачны ее глубины… подобно глубинам женской души.

– О, как ты заговорил?! – засмеялась она. – Не узнаю сурового и рассудительного сыщика, который превыше всего ставит факты и логику.

– Ставил, – поправил ее Всеслав. – Теперь у меня новое кредо: факты – ничто, истина – все, и найти ее можно исключительно во мраке, как черную кошку в темной комнате. Каково?

Ева ахнула, восхищенно всплеснула руками:

– Это совершенно новый взгляд на сыскное дело!

– Я вот что думаю, – серьезно произнес он. – А не уехать ли нам на морское побережье… лет этак на пять? Отдохнуть от суеты, от добра и зла, от людей, наконец?

– Я не устала…

– Понимаешь, меня тревожит возникающее вдруг ощущение дежавю… вот и Ростовцев признался, что чувствовал узнавание момента: словно он уже был свидетелем той или иной сцены. Что это, по-твоему?

У Евы холодок побежал по телу. Эта открытая дверь на балкон, за которой гаснет теплый апрельский день, звездное небо… это старинное мягкое кресло, этот красивый мужчина напротив… неужели где-то когда-то она видела нечто подобное? Умопомрачение…

– Не могу отделаться от мысли, что вся эта история с Драконом имеет скрытый смысл, – сказал Смирнов. – Ее предназначение – обратить время вспять… а события вернуть на круги своя. Зачем?

– По законам кругового движения… можно вернуться в ту же самую точку, – прошептала Ева. – Есть вероятность, что мы с тобой уснем этой ночью, и, проснувшись… окажемся где-нибудь в Мамонтовке, неподалеку от дачи Дениса Матвеева?{См. роман Натальи Солнцевой «Венере Челлини».}

– Одни шанс из тысячи, – не очень уверенно произнес сыщик. – Но исключить его нельзя.

Ева молча посмотрела на часы, которые показывали полночь…

«Это вчера или завтра? – подумала она. – А может быть, сегодня? Все сходится в одной точке…»

Примерно в тот же час в другой гостиной другого московского дома беседовали Альберт и Лика.

– Оказывается, Треусов знал обо мне больше, чем я предполагал, – говорил он. – Откуда ему стало известно про рукавную стрелу, которую Зеро послал Засекину? Вероятно, Стелла разболтала. Родители покойного жениха могли поделиться с ней своими подозрениями, а Павел взял информацию на вооружение. В сущности, твой братец отчасти копировал Зеро. Ловко он меня подставлял!

Они успели так сблизиться, что перешли на «ты».

– На этой стреле – такое же клеймо, как и на двух других, – заметила она. – Где ты ее взял?

– Купил… в антикварном магазине. Когда Дракона убили, его «перья» разлетелись по свету, – пошутил Ростовцев. – Одно из них досталось мне. Это был знак судьбы.

Лика не приняла его тона.

– Дракона убить нельзя, – без улыбки заявила она. – Разве ты сказок не читал? Вместо отрубленной головы обязательно вырастет новая. Дракон умирает, чтобы возвратиться иным: не таким, как прежде… порой принимая облик божества, крылья которого усыпаны звездами.

– И его обманный ангельский лик завораживает нас! – подхватил Ростовцев. – Твое имя ведь так и звучит – Анже-лика.

Она молчала. Весь ее целомудренный вид – нежные щеки, девственные губы, не знавшие мужских поцелуев, мягкие локоны у висков, наивно распахнутые нефритовые глаза, округлая грудь под гладким кашемиром платья – вызвал у него томительное желание, которого он не испытывал целую вечность. С тех пор, как умерла Юля. Нет, то влечение было юношеским порывом, а не страстью зрелого мужчины. Теперь он стал другим, и его чувство тоже возмужало. Оно поразило Ростовцева своей мощью…

Год за годом, с того черного дня, он жил с остывшим, погасшим сердцем. Он был холоден, как машина, не знающая любовного жара, как раз и навсегда заведенный механизм. Точный, безотказный, но – механизм. Его секс был искусным, но лишенным огня. В нем не осталось поэзии, – одна правильная, скучная проза. Это и роднило его с Альбиной, и разъединяло. Жизнь не просто двойственна, она – многоголовый Дракон.

– А кто такой Зеро? – спросила Лика.

– Одна из голов чудовища…

Она кивнула – ответ удовлетворил ее. В ее девичьих ушах с маленькими розовыми мочками качались, гипнотизируя Ростовцева, зеленые камни: изумруды баснословной цены.

– Эти серьги отец подарил моей матери, в знак любви, – сказала Лика, поймав его взгляд. – Она отдала их мне… перед смертью. Теперь они мои.

Альберт представил, как она идет по лесу с ружьем, прицеливается, стреляет… прекрасная охотница, богиня Диана, Артемида, у которой за спиной колчан со смертоносными стрелами Хэи-ди. Впрочем, не только – ее любовная стрела тоже попала в цель.

– Почему ты сразу не сказала сыщику всей правды? – спросил он.

– О чем? Про наследство я ничего не знала. Я думала, кто-то ищет жемчужину… наверное, мой брат. Негоже посвящать посторонних в наши семейные дела. Честь семьи, доброе имя матери имеют для меня значение.

– А если бы Треусов убил тебя?

Она загадочно улыбнулась, дотронулась до украшения на груди – той самой подвески с символом инь и ян, которую он подарил ей в «Триаде».

– Ты любишь Альбину Эрман?

– Меня влекло к ней… физически, – честно признался Ростовцев. – Пока я не увидел тебя. Как будто мы снова встретились после долгой разлуки.

– Ты преподнес нам одинаковые украшения. Почему?

– Сам не знаю, – развел он руками. – Сначала хотелось досадить Альбине… а потом я загадал: кто из вас его наденет, на той и женюсь. Альбина спрятала подвеску в футляр. Я фаталист!

– Тебя не смущала ее связь с Журбиной? – удивилась Лика.

– Ни капельки. Скорее, развлекала. Аля думала, что я не знаю, и я всячески поддерживал ее заблуждение. Но я никогда не возражал против лесбийских игр! Теперь они с Леной смогут быть вместе.

– У вас так принято?

– У кого это «у вас»? У нас, Анжелика Александровна! Привыкай к свободе нравов, дочь «императора»!

– А что с твоей памятью? – спросила она. – Ты действительно забываешь какие-то моменты? Со мной тоже такое бывает.

Ростовцев покачал головой.

– Иногда я думаю, память ни при чем… просто я вдруг вылетаю куда-то… в другое измерение, – засмеялся он. – Мы с «канатоходцем» меняемся местами. А потом возвращаемся… каждый в свой мир.

Ростовцев помолчал, не глядя Лике в глаза, и решился задать мучивший его вопрос:

– Послушай… это все серьезно? Дракон, жемчужина…и прочее? По-моему, звучит дико… даже смешно.

– А Зеро? – усмехнулась она. – А «канатоходец»?

Он смешался, не нашел ответа. Тогда Лика сказала:

– Каждый идет над бездной по своему собственному канату…

Наталья Солнцева

Отрывок из следующего романа «Свидание в Хэллоуим»

…ей в приданое дано

было зеркальце одно.

Свойство зеркальце имело:

Глава 1

Судьба – дама капризная. Она то сгибает в бараний рог, то расточает улыбки и осыпает милостями, которых уже не ждешь. Трудно предсказать ее следующий шаг…

Осенняя ночь в Москве – не самое лучшее время и место для того, чтобы испытывать судьбу. Но люди пренебрегают вековыми традициями, превращают в забавы древние обычаи, искушают неведомые силы… с которыми шутки плохи.

Женщина беспокойно оглянулась, плотнее запахнула длинный плащ, под которым скрывался наряд Офелии, – будто она очень торопилась и вышла из театра, не переодевшись, прямо в сценическом костюме.

Она шла по улице, отворачиваясь от промозглого ветра, уже жалея о том, что приехала в Москву. Ночной город пугал ее пустотой переулков, гулким эхом в подземных переходах, холодными огнями и низко нависшим беззвездным небом.

Навстречу попалась компания подвыпившей молодежи – развязные, разгоряченные спиртным парни и густо накрашенные девицы. Они громко, вызывающе хохотали и отпускали непристойные шутки в адрес прохожих. Офелия проскользнула мимо, молясь, чтобы ее не заметили.