Шакалы - Николай Леонов

Некоторое время генерал слушал начальника ФСБ, затем снова заговорил:

— Я про экспертизы слушать не хочу, вы не службы безопасности, а свора жуликов и дилетантов. Менты? Обыкновенная уголовка знала, а вы и понятия не имели! Откуда мне известно? Да они в городе рыскали, якобы своих уголовников искали. Вот и считай, в один день и час в город прилетает Сам, тут же появляются сыскари утро, и моментально скапливается газ... И бомж закуривает... Ты глупее ничего придумать не можешь? Так доложили? — Коржанов опустился в кресло, выслушал абонента, тяжело вздохнул. — Ты прав, скандал сейчас ни к чему, утопи эту историю, я позже разберусь.

Генерал положил трубку, в календаре написал “Гуров” и поставил три восклицательных знака.

Загорелось табло: “Не курить. Пристегнуть ремни”. Гуров погасил сигарету, пристегнулся, выждал, пока пристегнется Игорь, сказал:

— Что я могу сказать? Ничего. Только затертые слова, мол, ты молодой и жизнь впереди. Тебе, Игорь, не виновных следует искать, а здоровье души, опору найти. Друзья остались?

— Были. Семен Петрович разогнал.

— Он разогнал, а я соберу. — Гуров вынул из кармана блокнот и ручку. — Пиши имена, телефоны, что помнишь. Ты из аэропорта в госпиталь поедешь. Я завтра до твоих дружков дозвонюсь, пришлю, через денек сам наведаюсь. Не пропадем, что-нибудь придумаем.

— В госпиталь? — Игорь напрягся. — Зачем?

— А ты куда хочешь? Ты утверждаешь, у тебя крыша еще не поехала. А коли она на месте, должен понимать, тебя наркотиками кормили, необходимо вылежать, очиститься. Встанешь на ноги, будем думать.

— Да кто вы такой будете?

— Человек. Зовут Лев Иванович. Остальное скажу, когда будешь здоров.

— Слушай, Станислав, трудно с Гуровым работать? — спросил Котов.

— Трудно. Часто чувствуешь себя недоумком. И гордыня в Гурове великая, давит, но он от того и сам мучается, старается быть проще, да лишь хуже получается. — Крячко отложил журнал, задумчиво посмотрел в окно. — Я сколько его знаю, а стараюсь особо не вникать, мозги своротишь. Вот человек, спас жизнь первого лица, возможно, повлиял на предстоящие выборы, на жизнь всей России. Как ты, Гриша, полагаешь, о чем он сейчас думает, как себя чувствует? Он, Лев Иванович Гуров, лучший сыщик России и совершил подвиг? Ни хрена. Что он лучший сыщик, убежден давно и ему это неинтересно. Президента Гуров не любит и о нем вообще не думает. Как я понимаю, он о прошедшем вообще не рассуждает, прошло и забыто. Гуров сейчас прикидывает, как вывернуться из-под Коржанова, а в самой глубине перебирает четки, раскладывает пасьянс, в центре которого Георгий Иванович Тулин.

— Кто такой? — поинтересовался Нестеренко.

— Профессионал, который чудом не грохнул Гурова в Троицком.

— Так он же в камере, он убийца, и чего о нем думать? — удивился Котов.

— Для нас с тобой, Гриша, Тулин лишь человек, пытавшийся совершить убийство. Человек, связанный с коррумпированным чиновником или большим генералом. Потому мы с тобой лишь оперы, хорошие, умные, ловкие, но лишь оперативники. А он. Лев Иванович Гуров, который на любом ковре чувствует себя как дома. И я чую, что Лева на Тулина прицелился. У того статья пустяковая, хранение оружия. Тулин — афганец, орденоносец, его вывести из уголовного дела просто. А он умен, силен, со связями в верхах, такой помощник на вес золота.

— Так это можно и тигра поставить хату охранять, — усмехнулся Нестеренко. — Только неизвестно, кого он раньше сожрет.

— Тебе, Валентин, Грише и мне, грешному, неизвестно, потому мы и держим на привязи собак. А Гурову известно, и тигру, которого приручат, тоже ясно, кого можно трогать, кого нельзя. Ты полагаешь, Лев Иванович до всего своим умом доходит? Случается, как сейчас произошло. Но главная его сила в агентуре, не такой, что, прикусив язык, с испугу донесение пишет. А в кумовьях, приятелях, соседях, свояках, в огромном количестве людей, считающих за честь Гурову помочь. И он денно и нощно озабочен, чтобы армия эта пополнялась. И чует мое сердце, что Георгий Тулин сегодня для Гурова первейший новобранец.

— Человек, который его чудом не убил, — вставил Котов.

— Потому, с точки зрения Гурова, и наиболее ценный. Когда человек цельный и долгом повязанный, считай, в кандалах. Я таких у Льва Ивановича знаю. Он порой к человеку год или два не обращается, в критический момент, когда мы с тобой ушами хлопаем, Гуров только телефонную трубку снимет, скажет человеку, мол, просьба к нему, и человек все бросит, но просьбу выполнит.

Станислав болтал, не придавая своим словам значения, развлекал слушателей, хвастался своим необыкновенным другом и начальником. Неожиданно Крячко подумал, а вдруг Лева, с него станется, действительно решит завязать отношения с Тулиным? Безумно, конечно, но если такая мысль появилась у него, Станислава, то она давно поселилась в голове шефа. А тогда чего трепаться, позор, да и только. Он решил разговор круто свернуть, надо, чтобы в головах оперативников засели последние слова начальника.

— Все это ля-ля, лапша вам на уши, — рассмеялся Станислав. — На самом деле, в данный момент, сто против рубля, Гуров решает, куда поместить Игоря Смирнова и что с парнем делать в дальнейшем.

Самолет тряхнуло, он коснулся посадочной полосы.

Дверь квартиры открыла Мария, одетая по-домашнему, но парадно, на высоком каблуке. Сыщик мог поклясться, что Маша надела туфли, лишь услышав звонок.

— Здравствуй, дорогая. — Он поцеловал женщину в щеку.

— Здравствуй, — она посторонилась, освобождая проход. — Раз уж явился, заходи!

Гуров ощутил знакомый запах духов и дома, почувствовал, как из него выходит воздух. Так бегун на длинную дистанцию “кончается”, пересекая линию финиша. Сыщик закрыл и запер дверь, обнял Марию, слегка покачнулся.

— Потрясающе! — Мария отобрала у него сумку, швырнула в угол. — Ты с аэродрома поехал не к любимому генералу, а к опостылевшей женщине, — она обняла его за талию, прошла с ним к дивану, опустила, словно груз.

— Я собирался, генерал не велел. — Гуров взял со столика стакан виски со льдом и дольку апельсина. — За тебя. Маша! — и выпил.

Мария переставила вазу с цветами, сделала еще несколько необязательных вещей, держалась к Гурову спиной, собиралась с силами, приводила лицо в порядок.

— Хотела тебя бросить, — произнесла она безразлично, — а потом передумала. Где я еще найду поклонника, который гоняет меня с квартиры на квартиру, исчезает и появляется, как неведомая тень в фильме Хичкока?

— Я его не понимаю. — Гуров снял пиджак, бросил на диван “вальтер”. — А мысли сбежать от меня у тебя в этот раз не было.

— До кухни дойдешь или ужин сюда принести? Гуров поднялся, расправил плечи, сказал недовольно:

— Откуда ты все знаешь, даже неинтересно.

— Я женщина, ничего не знаю, но все чувствую, — Мария взяла Гурова под руку, провела на кухню, подвинула стул. Сыщик изображал на лице страшное недовольство, на самом деле блаженствовал.

— Я взяла на завтра выходной, меня в спектакле подменят, — продолжала Мария. — Ты с утра полетишь к Петру, потом, надеюсь, вернешься. Сыщик, давай устроим праздник, проведем день вдвоем и отключим телефон!

— Мне необходимо встретиться с Горстковым, дорогая. Не забывай, Юрий Карлович мне платит деньги немалые.

— Черт бы побрал миллиардеров, вечно они со своими деньгами! — Мария положила в тарелку салат, подумала, достала из холодильника бутылку водки. — Кстати, он недавно звонил, был безукоризненно вежлив, но явно чем-то недоволен, сообщил, что дочь вернулась, но “спасибо” сказать забыл.

— Уладим, точнее, ты уладишь, напросимся на ужин, ты все вопросы решишь.

— Интересно, — Мария взяла бутылку. Гуров свою рюмку отставил в сторону, Мария налила себе. — Я выпью за тебя, хотя и бесполезно. Как вы. Лев Иванович, говорите: “Что выросло, то выросло”.

Генерал Орлов сидел в своем кресле, приспустив узел галстука, слушал доклад Гурова, ворочался, недовольно вздыхал. Станислав сидел на своем стуле с видом стороннего человека, так сидят на вокзале, ожидая своего поезда.

— Все? — спросил генерал, когда Гуров замолчал.

— Вам показалось мало, господин генерал? — Гуров пытался спросить язвительно, но в голосе явственно звучала обида.

— Мало не показалось, вы молодцы, слов нет, поздравляю.

— Я тут ни при чем, работал на кухне, морковку шинковал, обед они готовили, — Станислав кивнул на Гурова.

— Без морковки борща не получится, — буркнул Орлов, глянул на Крячко, неожиданно подмигнул. — Вы когда, орлы, перестанете лезть в политику? Мы уголовный розыск, — повторил по слогам: — У-го-лов-ный.

— Это не уголовка лезет в политику, а политика братается с уголовниками, — ответил Гуров и спросил: — А ты, Петр Николаевич, сегодня впервые услышал, чем мы занимаемся?