"Фантастика 2023-100". Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Голотвина Ольга Владимировна

Любимица, талисман, верная боевая подруга, сделанная на заказ, по руке. В конский волос искусно вплетены тонкие и очень прочные стальные проволочки. Концы утяжелены небольшими, но увесистыми свинцовыми шариками.

Безобидная опоясочка? Да она отправила в Бездну больше жизней, чем меч матерого вояки-наемника!

Но истинная ее ценность постигалась тогда, когда Шайса снимал со шнурка на шее кожаный мешочек и высыпал на ладонь металлические штучки, похожие на детские игрушки. Вот где кузнецы поколдовали не хуже ювелиров! Хитроумные приспособления позволяли быстро снять с концов веревки шарики и прикрепить на их место что-нибудь другое. Скажем, прочный трехлопастный крючок, превращающий веревку в «кошку». Или узкое лезвие. Или шип с бороздками для яда. Или звездочку с остро заточенными лучами…

Шайса дорожил хищной опоясочкой. И как опытные воины дают мечам имена, так убийца в гордыне своей дал имя любимому орудию.

Имя это было - Гадюка…

Еще несколько шагов - и колебание Шайсы окончилось.

Что-то звякнуло по камням.

- Это еще что? - хмыкнул солдат. - Уж не монету ли ты обронил, труха ты мякинная?

Наемник повел факелом. На булыжнике каплей огня сверкнуло золото.

- Ишь ты! - изумился солдат, переложил факел в левую руку и нагнулся. - И впрямь монета…

И с этими словами ушел в Бездну, потому что Гадюка ласкающе скользнула по его горлу, нежно обвила, стиснула…

* * *

Орешек не пошел в шаутей через главный вход, возле которого, как и в мирное время, несли караул двое часовых. Хранитель вовремя вспомнил, что трапезная отдана детям, а в такое позднее время малыши, конечно, спят. Поэтому он поднялся по черной лестнице и, никого не встретив, очутился в комнате, которую привык уже считать своей.

Огня зажигать не стал, чтобы сбросить плащ, вполне хватило лунного света (опять паршивки-рабыни забыли закрыть ставни!).

Сняв перевязь с Саймингой, Орешек бережно повесил ее на тот же крюк, на котором матово посверкивал серебряный пояс. Свою колдовскую находку Орешек перестал носить с первых дней осады, слишком выматывала постоянная тревога, ощущение грозящей со всех сторон беды. Поэтому он водрузил пояс на стену, вслух сказав ему: «Отдохни! Без тебя знаю, что силуранцы меня не любят… и с чего бы это?..»

Сейчас, вешая поверх пояса ножны с мечом, Орешек задержал руки на своих сокровищах. Странно… вдруг возникло ощущение, будто между его драгоценными приобретениями стоит… стена не стена, занавес не занавес… какая-то пелена глухой враждебности, отчужденности… как будто эти два предмета изначально, с самого появления из-под рук мастеров таили друг против друга молчаливую злобу…

Ну и бред! Вот же они, меч и пояс, висят рядышком на стене, такие смирные, безобидные…

Орешек сел на край кровати и, посмеиваясь, начал расстегивать пряжку подколенного ремня. Вражда между вещами, а?.. Он и впрямь крепко устал, всякая ерунда мерещится…

Вот… опять! На этот раз чудится, что снизу доносится музыка…

Да ничего ему не чудится! И в самом деле - музыка… И поет кто-то…

Хранитель вновь застегнул пряжку и вышел из комнаты.

В темноте винтовая лестница показалась длиннее, чем обычно, и привела она не в привычный зал для трапез, а в какой-то загадочный, теплый, волшебный мирок, освещенный двумя факелами. В уютном полумраке звучала негромкая музыка, мягкий мужской голос заканчивал балладу о том, как нашел себе невесту великий герой Оммукат Медное Копье.

На полу, на соломенных тюфяках, прижавшись друг к другу, лежали ребятишки. «Как раненые в Доме Исцеления», - кольнула мысль, но неприятное воспоминание растворилось в умиротворении и покое, что царили здесь.

Дети не спали. Приподнявшись на локтях, глядели они в дальний угол, где расположился певец. Орешек не мог разглядеть его с лестницы. Зато он хорошо видел перед погасшим очагом, на фоне багровых углей, три темных силуэта. Женщины неподвижно сидели на низких скамеечках и внимали музыке.

Смолкли последние аккорды. Повелительный голос Аунавы врезался в угасающие звуки струн:

- Ну все, все, хватит! До утра вам, сорванцам, песни слушать?..

Договорить ей не дали. По трапезной прокатился дружный стон - и тут же полумрак зазвенел молящими голосишками. Маленькие подлизы называли женщину светлой госпожой, милостивой Аунавой, самой доброй, самой щедрой, самой… самой… а три девчачьих голоска просто тянули на одной ноте. «Ма-амочка! Ну, ма-амочка!..»

За детей вступилась и Миланни:

- Ой, они же все равно не уснут! Вот начнется в темноте игра в лазутчиков и охранников… помнишь, что они вчера вытворяли?.. А так послушают да и задремлют, вон маленькие в углу уже посапывают…

Что-то просительно прошелестела Айлеста

- Ладно, - уступила Аунава, - балуйте этих поросят бессовестных, балуйте!

Но что-то в ее голосе подсказало Орешку, что ей и самой нравится сидеть в полутьме у очага и слушать протяжные старые баллады, забыв на время о беде, что залегла за стенами крепости.

Вновь запели струны, ребячьи взвизгивания и шепот стихли. И зазвучал печальный голос. На этот раз он не пел, а повествовал под музыку о падении Эстамира, Жемчужного Города.

По приказу Авибрана Светлой Секиры непокорный город был смешан с прахом земным, лег в руинах. До небес встали костры, на которых горели тела защитников Эстамира, и завидовали мертвым живые, которых в цепях тащили мимо этих костров. Ибо тех, кого пощадила смерть, не пощадил Авибран - повелел ввергнуть в рабство всех, от грудных детей до глубоких стариков. Таково было королевское наказание Жемчужному Городу за то, что во время штурма был ранен наследник престола, юный принц Бранлар.

А когда отхлынула армия, уводя пленников, из развалин выбралась одна-единственная девочка лет десяти, которую не заметили воины Великого Грайана, обшаривавшие руины в поисках добычи. Выбралась - и поняла, что осталась одна в бывшем городе, беспомощная, как младенец на груди погибшей матери. Только она - да стаи обезумевших псов, что рыскали средь разрушенных домов, слизывая кровь с камней…

Дальше Орешек не слушал. Медленно двинулся он вверх по лестнице. Поднявшись на площадку, освещенную вставленным в скобу факелом, сел на верхнюю ступеньку и спрятал лицо в ладонях. Орешек был оглушен ярким и властным потоком воспоминаний, который обрушила на него знакомая легенда.

* * *

Как это было?

Зимняя ночь, лес, придорожный трактир…

Из щелей в деревянных ставнях тянет стужей, но просторная низкая комната неплохо натоплена, к тому же ее согревает дыхание трех десятков глоток. Духота, запах немытых разгоряченных тел перебивается чадом пригоревшего мяса от очага. Загнанные морозом в трактир разбойники изо всех сил стараются весело провести время. Кто целеустремленно накачивается кислым вином; кто лапает толстую служанку, которая визжать визжит, но не больно-то вырывается; кто тупо спорит с хозяином о смысле жизни и ценах на пиво; кто пробует затеять бодрую всеобщую драку - и небезуспешно пробует, назревает-таки потасовочка…

Аунк пристроился на сложенной вдвое овчинной куртке. Точит кинжал, не обращая внимания на шум и гам вокруг, даже глаз от лезвия не отрывает. Пра-авильно, чем ему еще и заниматься! Хорошо еще, ученика на время в покое оставил. И теперь парень восседает с ногами на широченной скамье в центре небольшого кружка разбойников. Те восторженно глазеют на Орешка, который артистично перебрасывает из руки в руку коробку для «радуги». Внутри коробки все пятьдесят костяшек отбивают веселый ритм…

Ах, добрые аршмирские времена! Ах, славная игра в «радугу»! Ах, старые друзья - картинки на костяшках: подкова, роза, морская звезда, кинжал, алмаз, дракон… и самая желанная, редко выпадающая пустая костяшка, которой можно придать любое значение…