Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Сегодня же Дохляку нужны были деньги. Кушать-то нужно, а поскольку его кладовая (в это время года ею служил наружный подоконник) была совсем пуста, он решил отпраздновать годовщину своего пребывания в городе с шиком и поужинать в одной из лучших таверн Он, может, даже найдет себе девушку, а это наверняка обойдется недешево.

Дохляк не выпускал свою цель из виду. Он обычно выбирал карманников постарше, хотя на собственном опыте Убедился, что два-три старика еще были не менее зоркими и быстроногими, чем он сам. Но этот старикан не выглядел опасным, к тому же один глаз у него был закрыт повязкой. Дохляк подобрался поближе к пожилому вору, не чувствуя нужды красться или прятаться. Он наблюдал за тем, как движется его цель.

Дохляк с интересом наблюдал, как мошенник извлек маленькие золотые солнечные часы из кармана какого-то дворецкого, своего ровесника, закупающего еду. «Плохо, — подумал Дохляк. — Кому нужны еще одни часы? В следующий раз».

Он последовал за вором чуть дальше по короткому мощеному склону и обогнул небольшую тележку, из которой продавали крепкие напитки. Проскальзывая мимо нее, Дохляк прикарманил одну бутылочку — так, для полного счастья. В конце концов, у него праздник или что?

Следующей жертвой старого вора стала толстая женщина средних лет. Она стояла, что-то выговаривая мужчине, стоящему возле нее, наверняка своему мужу-подкаблучнику, которого она не только бранила, но и некогда наградила рогами Сцена семейной драмы на мгновение зачаровала Дохляка; он подумал, что, хотя лучшие годы этой огромной, как баржа, дамочки и миновали, она все еще была очень женственной.

«Да, думаю, сегодня девчонка мне не помешает», — сказал Дохляк самому себе, проходя мимо женщины и старика и приподняв шапку перед ним, перед нею или, может, перед обоими. Впрочем, никто из них все равно не заметил Дохляка, но он и не ожидал этого. Сдвинув шапку на затылок, он смотрел, как опытный карманник извлекает маленький кошель из-за пояса женщины. Это произошло за один миг, и никто ничего не заметил. Кошель выглядел достаточно тяжелым для того, чтобы удовлетворить все потребности Дохляка. Он помедлил у прилавка, подхватил два бруска грубого мыла и тут же опустил их в карман, пока владелец отвернулся от него, а затем двинулся за стариком дальше.

Круца стоял у прилавка, наматывая на палец шелковую женскую шаль, когда увидел старого Штрауса. В свое время этот карманник был лучшим, он заслужил себе право работать в Мидденхейме, так сказать, сольно. После двадцати лет выполнения прихотей Короля Дна и воспитания трех поколений мошенников и воров Штраус вышел в отставку. Он навещал рынок раз в пару дней или около того, просто чтоб не потерять форму, сохранить ловкость рук, — и при этом он всегда выбирал самые скучные дни и самые старые цели.

Круца не был удивлен тем, что встретил его сегодня, и приветствовал его со всем радушием, которое смог собрать в своем продрогшем теле. Покрасневший нос говорил за хозяина все, что он думает по поводу такой погоды.

— Какая встреча, мастер, — позвал он почти ослепшего старого вора, когда тот поравнялся с Круцей.

— Это ты, Круца, малыш? — обернулся старик, растягивая беззубый рот от уха до уха. — Как у тебя дела?

— Слишком холодно, слишком сыро, норма не выполнена. — Круца старался, чтобы все это прозвучало как шутка. Не вышло.

— Да, вы, щенки молодые, не умеете получать удовольствия от работы, — сказал Штраус. — Все еще отдаешь хозяину его фунт мяса, правда? Ничего, еще каких-то пятнадцать лет да пара сотен рекрутов — и он снимет тебя с крючка. Возможно. — Старик смеялся.

— Если он или я проживем так долго, — мрачно заметил Круца.

Дохляк смотрел на старика, в кармане которого лежали чужие деньги. Тот остановился поговорить с каким-то высоким широкоплечим парнем, который отрешенно разглядывал женскую одежду. Странное занятие для такого сильного, уверенно выглядящего мужчины.

«Вот теперь твой черед, сынок — Дохлячок», — подумал он, сосредоточился и начал подходить ближе.

«И о чем это старикан говорит?» — подумал Дохляк, запуская два длинных проворных пальца в боковой карман плаща, свисавшего с плеч мошенника. Он шел прочь медленно и очень спокойно, когда услышал, как освященный временем и традицией клич «Держи вора!» раздался было над рынком — и тут же прекратился.

Круца, изумленный столь наглой выходкой, хотел закричать и остановить молодого выскочку, который ограбил его старого друга. Но поскольку изначально кошель принадлежал кому-то другому, Круца понял, что ничего хорошего из его затеи не выйдет, поэтому слова «Держи вора!» вышли полузадушенными и вряд ли прозвучали достаточно громко, чтобы быть услышанными даже Штраусом.

— Я поймаю его! — сказал Круца старику твердо, но спокойно, и двинулся прочь предположительно в том же направлении, что и парень в шапке. Круца удивлялся, что не может вспомнить, как выглядел этот воришка — ну, светловолосый подросток, и все. Круца всегда гордился своей памятью на лица: он никогда не забывал лицо жертвы, лицо собрата по цеху и уж тем паче — лицо врага. А с этим парнем было что-то странное. Круца вдруг понял, что ему нельзя спускать глаз с молодого подонка: исчезни он в толпе на мгновение — и Круца может уже не узнать его.

Дохляк вышел из парка через северо-восточные ворота, карабкаясь по крутым склонам и лестницам к северной части Альтквартира. Он обосновался в заброшенном строении на крайнем севере этого квартала, где жизнь была суровой, но все же не такой скверной, как дальше к югу, в центре района. Он наткнулся на это место, тогда еще просто нагромождение балок и стропил, остатков черепицы и гнилых чердачных досок, однажды ночью, несколько дней спустя после прихода в город. Тогда было так же холодно и сыро, как сейчас, и ему надо было срочно найти кров.

Дохляку хватило нескольких дней, проведенных в городе, чтобы основательно изучить его весь — а ведь как многие коренные мидденхеймцы не знают ничего, кроме улиц и подворотен своего квартала, даром что в городе живут! Найти место для постоянного ночлега было труднее, но и с этой задачей он справился.

Дохляк обосновался в старом разваливающемся доме, на самой верхотуре, на третьем этаже; единственное окно выходило на узкий двор и слепые задние стены других домов, так что уединение парню было гарантировано. Парадный вход в дом был заколочен, но сбоку имелось небольшое подвальное окошко, которое служило удобным лазом для Дохляка, и никто не видел, как и когда он приходит или уходит. Комната, которую облюбовал парень, была так же изолирована и одинока, как и он сам, но она его устраивала. Дохляк не имел ни малейшего желания пользоваться другими комнатами дома, которые, конечно, должны были существовать, но в которые он никогда не входил.