Рыцарь-крестоносец - Рональд Уэлч

– Надеюсь, я не ранил вас, сир Джон? – спросил он.

Лицо Джона Таунтонского заливал румянец стыда – еще бы, вылететь из седла на глазах огромной толпы, но, услышав слова Филиппа, он рассмеялся и помотал головой.

– Нет, нет, мессир Филипп. Для меня большая честь участвовать в заезде вместе с вами, – без тени обиды проговорил он.

И Питер, и Жильбер тоже выиграли свои поединки, а Филиппу предстояло в тот день участвовать еще в одном заезде. Жильбер без труда победил своих противников. Он действовал так, как только и можно было от него ожидать: осторожно, методично и со знанием дела, и Филипп знал, что в финальном поединке ему предстоит сразиться с искусным и ловким противником.

В тот вечер за трапезой в главной башне замка собралось много народа. На возвышении были поставлены дополнительные столы для многочисленных гостей, а слугам и оруженосцам, сопровождающим на турнире своих господ, пришлось стоять. Филиппа усадили на почетное место рядом с самим графом, а по другую его руку сидела леди де Клер. Это была темноволосая, величественного вида женщина, богато и со вкусом одетая, и судя по ее манерам, всецело понимающая свое выдающееся положение в обществе, будучи титулованной первой леди Марчеса.

Филипп, окинув взглядом трапезную, слегка улыбнулся, заметив, как Жильбер искоса наблюдает за ним. Судя по всему, по западным меркам, трапезная являла собой образец английской роскоши, но Филиппу все казалось тусклым и грубым. Стены поражали наготой; у огромного камина лежали сваленные в кучу поленья, и дым от него витал по всей комнате. На стенах на вбитых в щели между камнями кольях висели светильники, излучая блеклое сияние, а воск с горящих свечей капал прямо на высокий стол. Большая часть зала оказалась погружена в полумрак, а высокий потолок со стропилами вообще растворялся в темноте. Кроме того, пол был очень грязный. Жильбер убедил Филиппа приобрести в Лондоне теплый плащ с меховой опушкой, и теперь Филипп от всей души радовался, что послушал совета своего друга: из-за сильных сквозняков у него стыли плечи и ноги.

Он заметил, что с ним обращаются, как с почетным гостем. Конечно, главной причиной такого уважения стала завоеванная им в крестовом походе репутация отважного рыцаря, но частично он был обязан теплому приему своей дружбой с королем. Еще прежде чем закончилась трапеза, он договорился с графом, что возьмет его сына, юного Ричарда де Клер, к себе в оруженосцы. Мальчик как член такой богатой и знатной семьи должен, по обычаю, быть отправлен ко двору короля для получения там надлежащего образования, но теперь, когда в отсутствие короля Ричарда к власти пришел принц Джон, это едва ли становилось возможно, поскольку де Клер не пользовался симпатиями принца.

Филипп горел желанием узнать еще что-нибудь о Лланстефане, и сидящий рядом отец Питера, сир Джеффри де Шавос, охотно рассказал ему все, что знал сам. Достойный мессир де Шавос на вид казался угрюмым человеком. Его лоб от постоянных забот был изборожден глубокими продольными морщинами; еще две глубокие складки сбегали прямо от широких крыльев к уголкам рта, опущенным, словно от непрерывных огорчений, книзу. Даже в голосе его всегда звучала печаль.

– Боюсь, должен вас огорчить, мессир Филипп, – сказал он. – В Лланстефане сейчас разместился де Бриоз.

Филипп, никогда раньше не слышавший этого имени, сразу же спросил:

– Де Бриоз? Кто это?

– Это кузен последнего д'Юбиньи. После его смерти он присвоил поместье.

– Я знаю его, – вступил в разговор граф, и в голосе его прозвучали нотки неприязни. – Но ведь законным наследником являетесь вы, барон?

– Так мне сказали в Лондоне нотариусы.

– Что ж, значит, вам придется применить силу, чтобы выгнать оттуда этого самозванца. Мы все будем рады вам помочь, – сказал граф. – Бриоз – это друг принца Джона.

Сир Джеффри печально покачал головой.

– Это будет нелегко, – скептически заметил он. – Лланстефан – это неприступная крепость, мессир. Вам понадобятся орудия для осады и много людей.

«Кажется, – подумал про себя Филипп, – ему доставляет удовольствие сообщать людям дурные вести».

Глава 17

ЗАМОК КИДВЕЛЛИ

Турнир продолжался весь следующий день. На помосте обсуждались шансы разных рыцарей.

– Ну, как вы думаете, есть здесь кто-нибудь, способный дать отпор д'Юбиньи? – спрашивал де Богун.

– Только один Беллем, мне кажется, – сказал граф.

– Ибо де Беллем! – Богун неприязненно пожал плечами. – Удивляюсь, как это вы вообще впустили его в свой замок, граф.

– Мне было неловко разворачивать его назад, – ответил в смущении де Клер. – Я, конечно, знаю, что он один из самых горячих сторонников принца, и…

– И продажный негодяй, – закончил за него Богун. – Что ж, я надеюсь, он будет сражаться с д'Юбиньи. Мне лучше сказать пару слов Филиппу.

– Нет, ради бога, нет! – воскликнул граф. – Я не хочу, чтобы здесь пролилась кровь. Смотрите, сейчас Беллем будет сражаться с рыцарем Филиппа д'Юбиньи, д'Эссейли.

Филипп уже заметил Беллема. Он ничего не знал об этом человеке, но невзлюбил его с первого взгляда. Беллем был среднего роста, но, по всей видимости, обладал недюжинной силой. Его грудь напоминала огромный бочонок, а широкие плечи были опущены вниз, как у большой обезьяны, которую Филипп видел в Дамаске. Но большую неприязнь вызывало у него поведение этого человека. Слуги до смерти боялись своего хозяина; они прислуживали ему с видом собаки, которая ожидает, что ее вот-вот побьют, и у них были все основания, чтобы бояться Беллема. За самую малейшую оплошность он нещадно лупил по голове своего маленького оруженосца. Лицо Беллема соответствовало его поведению – лицо грубого, неотесанного, высокомерного человека.

– Будь осторожен с этим парнем, Жильбер, – предупредил его Филипп. – Он очень силен.

Жильбер без всякого выражения на лице взглянул на своего противника.

– Со мной все будет в порядке, Филипп. Не волнуйся. – Он вскочил в седло и поехал занять свое место на дорожке для поединков.

Филиппа терзало смутное беспокойство. Он видел, как Беллем выбирает себе копье. Что-то было в этом человеке, что беспокоило его, к тому же он услышал обрывки разговора:

– Что ж, посмотрим, что ты сможешь сделать с этими крестоносцами, Иво, – говорил один рыцарь.

– Я сломаю им шеи, – сказал Беллем. – Дай мне шлем, мальчишка. – Его оруженосец протянул ему шлем. – Другой стороной, негодник!

Размахнувшись, он ударил рукой в железной перчатке по лицу мальчика – тот отшатнулся; и Филипп увидел, как по лицу его заструилась кровь. Беллем надел шлем себе на голову, нетерпеливо ожидая, пока слуга застегнет ремни, а потом решительно запрыгнул в седло. Он с такой силой натянул поводья, что его лошадь издала испуганное ржание.