Ржавая Хонда (сборник) - Владимир Яценко

Крючковатый нос и бездонные тёмно-карие глаза.

Роман выставил вперёд руки. Нож куда-то исчез, и ремни вновь были целыми, но даже в этом безнадёжном положении можно было держать оборону.

Хасан о чём-то спросил, потом повернулся и что-то крикнул в сторону. Ему ответил женский голос. Хасан пожал плечами и спрыгнул с крыла, исчез.

– Хасан! – закричал Роман, – Как ты это сделал, Хасан? Я же высадил тебе глаз!

Он забился в ремнях, в надежде выпутаться. Безуспешно.

В проём кокпита заглянула Вилорика:

– Ты помнишь?

– Помню что? – И вдруг он понял: – Ты изменила прошлое? Не позволила искалечить Хасана?

Вил смотрела на него со спокойным интересом.

– Да вы – урод, товарищ инструктор! – насмешливо сказала она. – Вы помните элементы несостоявшейся реальности! И что же мне теперь с вами делать?

Роман молчал. Рушилась привычная картина мира. По всему выходило, что советский военно-промышленный комплекс – не самый военный комплекс в мире.

«Преимущество противника очевидно, – озадаченно думал Роман, – вот эта девчушка с ангельским личиком играючи обвела нас вокруг пальца…»

– С собой, по понятным причинам, не зову, – сказала Вил, не дождавшись ответа. – Но мы можем встретиться в новой реальности. Скажем, у монумента во Франкфурте. Завтра, в это же время. Идёт?

Роман скосил глаза на свой хромированный «Урал» и молча кивнул.

– Вот и хорошо, – обрадовалась Вилорика. – Тогда до встречи, инструктор. Сегодня вы умрёте, но завтра скажете спасибо…

Она знакомым жестом тряхнула головой и скрылась из глаз.

Посидев неподвижно минут десять, он присмотрелся к механизму ремней безопасности. Нет, нож был не нужен – небольшое усилие руками, и Роман выбрался из кабины. Дирижабль бледным облачком висел над восточным горизонтом. О том, чтобы его догнать, не могло быть и речи. Но смириться с поражением Роману не приходило в голову.

«Проигрывает тот, кто признаёт поражение, – подумал Роман. – Партия не признаёт поражений. А потому никогда не проигрывает!»

Он вынул из-под сиденья сумку с НЗ и компасом, сделал приличный глоток воды из фляги, сверился с трофейной картой и бодро зашагал по радиоактивной пустыне.

Через сотню шагов Роман поморщился – ступни немилосердно жгло.

«Будто на углях, – недовольно подумал инструктор. – Босиком…»

НЕВОЛЬНИКИ ТРАВЫ

Мне нравится, когда её вызывают. Тесное платье без единой складочки плотно прилегает к спине, тёмные волосы маслено отсвечивают неоном и сиберикой. Всё, что ниже поясницы, скрыто завалами книг и тетрадей зубрилы Аркадика. В моей прежней школе Аркадик давно бы зарёкся приносить с собой столько макулатуры, но здесь я новичок и, прежде чем заявлять права, предпочитаю присматриваться и прислушиваться.

Класс особо продвинутых в интернате для особо одарённых… ботаны из ботанов, если в трёх словах. Как меня в эту богему угораздило – лучше не спрашивайте. А если шибко интересно, справьтесь в моём родном отделении милиции. Самому рассказывать в лом.

А вот Ленку со спины разглядывать в удовольствие. Спереди, конечно, тоже есть на что посмотреть, только спереди глядеть не разбежишься. Та ещё штучка! Голубые глаза, вишнёвые губы. Подбородок выдаёт упрямство и породу. Ещё бы, голицынских кровей! Это я у неё в ЖЖ вычитал. Может, и врёт, но складно. Чего не скажешь об уроке. Судя по всему, ответа на вопрос мучилки Лена не знает.

– Вчера допоздна лабораторку по гидравлике делали, Вера Михайловна, – доносится её жалобный голосок.

И что бы она дальше ни сказала, чувствую, знаю, если налаживать мосты, то сейчас, немедля, сию минуту. Признание, что на другие предметы школяр тратит больше времени, чем предусмотрено программой, действует на препода как пинок на добермана.

Шумно выдохнув, начинаю подъём. Коленями цепляю столешницу парты, а когда выпрямляюсь, бьюсь головой о полку с наглядным пособием. Звон чашечек Петри с любовно разложенными образцами штаммов и культур вынуждает Веру Михайловну сделать несколько торопливых шагов мне навстречу. Она спотыкается о чей-то портфель, едва не падает.

Класс сдержанным гулом встречает неловкость преподавателя.

У нас бы гоготали не таясь, в голос, до дребезга стекла в прохудившихся рамах.

– Мы говорили о направляющей силе эволюции, – напоминает Вера Михайловна. – Ты хочешь что-то сказать, Антон?

Оглядываю притихший класс.

Похоже, они никогда не были в цирке. Пришло время восполнить этот пробел.

– Трава, – отвечаю глухо, с напускной неохотой.

На самом деле, задача решена: Ленка тихонько опускается на место и оборачивается ко мне. Она раскусила мою игру. В её глазах – признательность и удивление. Спешу закрепить успех:

– Если отбросить предрассудки антропоцентризма, то вынуждающей силой эволюции человека является трава.

Тишина. Отличник Вован, Ленкин приятель, даже рот открыл.

– Почему трава? – ласково спрашивает мучитель. – Какими рычагами или механизмами обладает трава, чтобы вмешиваться в эволюцию человека?

– Голод. – Вот так, сдержанно и ёмко. Но понимаю, что пояснения неизбежны: – Сами посудите, вся история человечества – это прогресс растениеводства. Даже сегодня больше половины активного населения занимается зерном: хлеб, спирт, животноводство. История голоцена даёт ещё более очевидное подтверждение. Трава – это вид, который в результате доминирования человека выиграл больше самого человека. Люди выбиваются из сил, из года в год расширяя ареал зерновых. Человек – раб травы. Говоря об эволюции, главный вопрос – кому это выгодно? Ответ очевиден – траве.

Класс одобрительно зашумел. Приятно. Наши-то дебилы только «голоцен» и сумели бы разобрать. А эти улыбаются не словам – контексту. Кто-то даже смеётся. Не много же им нужно для счастья. Меня вот, например, занимает совсем другой вопрос: если платье на Ленкиной спине без единой складки, где прячутся шлейки лифчика? Грудь у неё замечательная, а тара к этому сокровищу незаметна.

Вера Михайловна вспорхнула на подиум и уселась за свой стол:

– Ниспровергатели основ! Молодое племя! – Она одарила меня недобрым взглядом. – Тогда скажи нам, Антон, как укладывается в твою концепцию осеннее уничтожение посевов? Если трава управляет человеком, почему позволяет себя кушать? Почему терпит геноцид?

– Но мы же не знаем её мотивов? – картинно пожимаю плечами, купаясь в тёплых Ленкиных глазах. – Может, жизненный цикл травы в том и состоит, чтобы быть посеянной, выращенной и по созревании единовременно убитой. И то, что нам кажется тотальным истреблением, на самом деле воля планировщика заданий: фермеры, как повивальные бабки, трясутся над всходами, поливают и удобряют их, защищают от болезней и вредителей. А когда приходит срок, освобождают площади для новой генерации. С этой точки зрения конечный продукт – зерно – подобен куску сахара, которым дрессировщик кормит собачку, чтобы та послушно выполняла команды.

Кто-то восхищённо цокнул языком, кто-то присвистнул, а Ленка… Ленка даже хлопнула в ладоши!

– Что ж, неплохо, – одобрила Вера Михайловна. – Тебе остаётся только экспериментально доказать несостоятельность своей концепции. Опыт – критерий истины. Как будем опровергать твою теорию?

В классе оживление: пересуды, возгласы, жесты. Ещё бы, камень брошен, время валять дурака. Мне давно пора заткнуться, но Ленка всё ещё смотрит, и меня «несёт»:

– Почему «несостоятельность»? Очень хорошая концепция. И многое объясняет.

– Но ты же не веришь в эту чушь?

Она смотрит на меня с восторгом и ужасом. Так смотрят на крокодила, который только что на глазах у изумлённой публики перекусил железнодорожную шпалу, и каждый радуется, что это была чужая деревяшка, а не его нога.

– «И назовут они чушью то, что разумом своим не объемлют». Флора – это пришельцы из космоса. Прилетели на нашу планету, сражаясь и убивая друг друга. Миллионы лет деревья воевали с травой, но на Земле трава победила: модифицировала приматов и создала абсолютное экологическое оружие – человека, который запрограммирован на уничтожение лесов и выращивание травы.

Выставленной перед собой ладонью мучилка просит меня сесть и закрыть рот. О Ленке она давно забыла. Оглаживает взором стены, увешанные портретами бородатых авторитетов, и натужно размышляет, как быть и что дальше делать.

– Растения не могут быть пришельцами, – тянет резину мучитель биологии. Но нет у меня к ней жалости. Спасти её может только звонок. – Хотя бы по той причине, что растения – полноценные участники биоценоза. Растения вдыхают углекислый газ и выдыхают кислород. Зелёные лёгкие планеты.

– Ничего подобного! – кричу с места. – Ни разу не вдыхают и чёрта с два что-то выдыхают. Выдумки это всё! Суеверия.

Вижу, как озаряется её взгляд. Ей кажется, что она придумала, как сохранить лицо и основные догматы своей науки.