Когда цветут камни - Иван Падерин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Гитлер уходит, и вся власть передается в руки Деница, Геббельса и Бормана».
Помимо этого, Зейдлиц должен был передать устное распоряжение Геббельса:
«Задержите армию Власова, которая не ушла в леса Тюрингии — в район малой войны, а стремится прорваться в Чехословакию. Власова надо арестовать и расстрелять».
И в ту минуту, когда Зейдлиц подносил ко рту третий бокал, в комнату адъютанта ввалился здоровенный полковник в костюме десантника.
— Хайль Гитлер!
— Кто вы такой? — спросил его Зейдлиц, поставив бокал на стол.
— Мой десант приземлился в парке Тиргартен. Два самолета сбиты. Я прорвался на десантных планерах с командой снайперов. У меня сто сверхметких стрелков. — доложил полковник, отыскивая глазами старшего среди адъютантов.
— Освежитесь, полковник, бокалом вина, — предложил Зейдлиц.
— Благодарю, — ответил полковник, следя, как наполненный бокал идет к нему по рукам офицеров.
Полковник выпил, и в ту же минуту ему сунули в руки приказ.
— Распишитесь!
Не читая, полковник расписался. Он был счастлив. Ему хотелось покрасоваться:
— Сто снайперов в моем активе! Если они сделают только по одному выстрелу — сто русских навеки простятся с белым светом! Сто!..
— Мало! — проговорил сидящий рядом с Зейдлицем один из телохранителей Гитлера, двоюродный брат Зейдлица Шульц, отменный красавец и забияка. Он уже немного охмелел. — Слушай, полковник, фюрер был бы тебе благодарен, если бы твои меткие стрелки взяли с собой пулеметы.
— Мои снайперы сражались в Курляндии. На счету каждого — сотни.
— Мало, — повторил Шульц. Он уже видел, что полковник принимал его за самого старшего здесь. — Мы готовимся к генеральному сражению. Мы должны косить русских как траву.
Его поддержал один из помощников Монке, начальника бригады лейб-штандарт «Адольф Гитлер».
— Пулемет «МГ-сорок два» дает тысячу восемьсот выстрелов в минуту. Вот чем должны косить русских твои, полковник, снайперы.
— Прошу дать сведения, где я могу получить пулеметы? — спросил полковник.
— Идите в бой, там их найдете в избытке.
— Слушаюсь.
Полковник стукнул каблуком и вышел.
— Не забудьте, что вы подписали клятву! — бросил ему вслед тот, кто подсунул полковнику приказ.
— За ваше счастье в генеральном сражении! — подняв бокал, провозгласил Шульц.
— За счастье! За счастье! — все поднялись с мест.
В полночь они вышли на поверхность земли. Гудящие в задымленном небе самолеты, вспышки ракет, свист и взрывы мин вынуждали охмелевших героев искать укрытия. И всюду, куда они ни спускались, — солдаты, офицеры батальонов охраны и особых отрядов гестапо.
Это были матерые костоломы, они умели ломать ключицы, позвонки, выбивать скулы, вырывать горло, проламывать виски и переносья в один прием, без оружия и беззвучно. С ними нужно было вести себя осторожно. Зейдлиц, шедший впереди своих коллег, совал пропуск в руки каждому гестаповцу, встретившемуся на пути, и тут же подавал приказ:
— От фюрера, пропустить…
Недалеко от площади, перед каналом Ландвер, проходила вторая линия обороны. Стали встречаться летчики, объединенные в пулеметные роты, морские «львы» — подводники, перекинутые сюда для борьбы с русскими на суше.
Здесь же кучились вооруженные карабинами и фаустпатронами большие группы чиновников имперской канцелярии и главного телеграфа. «Эти тоже будут сражаться с русскими насмерть, — подумал Зейдлиц. — Кажется, им не на что надеяться, кроме предстоящего сражения. Сдаться в плен им не позволят: только подними руки, и в ту же секунду твою спину прошьет дежурный пулемет. Есть такой приказ. В нем сказано: «Трупы расстрелянных дежурными пулеметами не убирать». Пусть все видят, что ждет тех, кто поднимет руки. Это страшно! Раньше было иначе. В течение всей войны действовал строгий приказ Гитлера: не оставлять на поле боя убитых, погибший любой ценой должен быть доставлен к месту погребения».
Но майор Зейдлиц предпочитал остаться в живых.
«Кого же послать вместо себя в Мекленбург? Едва ли это легкое дело — пробраться через позиции русских, которые уже заняли Шенеберг. Потом — Потсдам, потом — метаться по лесам… Нет, нет, мне невозможно покинуть Берлин. Надо попросить Шульца. Шульц выполнит с честью поручение. Он смелый, решительный, преданный Германии воин. А если погибнет — вечная ему слава. Так и доложу доктору Геббельсу: послал двоюродного брата…»
Задержавшись на несколько минут в подвале какого-то дома, Зейдлиц отвел Шульца в сторону:
— Слушай, я доверяю тебе великую тайну. Поклянись, что сохранишь.
— Клянусь.
— Фюрер уходит от нас. Он оставляет вместо себя доктора Геббельса и Бормана… Тебе, Шульц, поручаю передать новому президенту Деницу вот эту секретную директиву.
Зейдлиц вынул из потайного кармана твердый хрустящий пакет.
— Не смогу, — ответил Шульц.
— Почему?
— У меня личное поручение Геббельса.
— Тише… Какое?
— Вот, — из своего потайного кармана Шульц вынул секретный приказ за подписями Геббельса и Бормана.
— Ты заслужил это доверие… Иди в строй.
Зейдлиц подозвал к себе другого телохранителя.
— Мне лично Геббельс поручил сопровождать тебя, майор, до Александерплац, где ты должен спуститься в канализационную трубу. — Телохранитель протянул ему приготовленные по заданию Геббельса костюм трамвайного кондуктора и паспорт на имя жителя Потсдама.
Зейдлиц рассердился: «Ему поручено сопровождать меня до Александерплац. Дальше он не пойдет, опасно, там русские. Значит, этому хаму приказано бросить меня на растерзание русским, а сам он уцелеет? Не выйдет!»
Входя в развалины глубокого переулка, Зейдлиц, будто поскользнувшись, взмахнул рукой, и блеснувший в темноте нож вонзился в левый бок спутника.
— Не доверяешь? Получи еще…
Обыскав убитого с ног до головы, Зейдлиц отобрал у него около трех тысяч марок и связку золотых колец.
Затем изменив маршрут, он долго петлял по улицам, чтобы сбить с толку погоню.
К рассвету подземная водосборная труба вывела его в район затишья. Линия переднего края осталась позади. Пора было выбираться на поверхность. Зейдлиц двинулся к ближайшему люку, и вдруг его руки, ноги, голова оказались в какой-то сетке. Он хотел взмахнуть ножом, но сетка прижала локти к бокам, голову к коленкам.
Над люком послышалась русская речь:
— Товарищ капитан, еще один таймень попал.
— Ну, вытягивай.
— Тяжелый, подлец! Пожалуй, около центнера весом!
— Гляди, чтоб не вырвался.
— Куда он денется!
Зейдлиц, когда его вытащили и поставили на ноги, пробормотал:
— Я служащий трамвая. Гитлер капут, иду домой.
— Товарищ капитан, этот что-то бормочет.
Человек в капитанских погонах спросил на хорошем немецком языке:
— Кто такой? Отвечай, не ври.
— Я служащий трамвая, иду домой, — повторил Зейдлиц.
— Точнее!
— У меня есть документы.
— А еще что есть, кроме документов?
Зейдлиц промолчал.
— Туров, пока не снимай с него свой «ахан». Пусть одумается.
— Слушаюсь… Разрешите обыскать? У него карманы оттопырились, и вон, смотрите, выпирает под мышкой вроде ствол пистолета или ручки ножа.
— Обыскать, — приказал капитан.
Николай Туров обшарил Зейдлица с головы до ног.
— Ну, теперь могу развязать тебя. Извини, так полагается. Мы, разведчики, народ вежливый. Нож и пистолет придется отобрать. А эти кольца возьми обратно. Это не золото, а так, одно название. Посмотрел бы ты на наше сибирское золото, на червонное, понимаешь, даже в темноте блестит. Тогда не стал бы снимать с пальцев убитых эту желтую дешевку. Настоящее золото у нас в Сибири водится, в Сибири, понял?
Зейдлиц застонал.
— Не стони, мы тебя отпустим. Только обожди маленько. Вот капитан посмотрит твои документы, и пойдешь домой. Понял?
Туров подал капитану пакет, документы, пистолет, нож.
Внезапно вспомнив, что солдат вынул у него из воротника документ, удостоверяющий, что он является тайным агентом гестапо, Зейдлиц бросился бежать.
— Вот ты какая птаха!.. Придется задержать, — сказал Туров и не торопясь вскинул автомат.
— Отставить! Взять живым! — приказал капитан Лисицын.
— Слушаюсь, — ответил Туров.
Зейдлиц, обогнув дом, вбежал в узкий переулок, собираясь спрыгнуть в первый попавший люк, но тут его встретил все тот же конопатый солдат. Как он успел оказаться впереди, этого Зейдлиц не мог понять.
— Ну, куда ты бежишь? Опять в мою рыболовную снасть угодить хочешь?
Зейдлиц не успел сделать ни одного движения, как его оторвали от земли, он повис вниз головой, как змея, которую схватили за хвост и встряхнули.