Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире - Галина Калинина

«Мне все это напоминает жуткую фреску Гойи «Сатурн»: старое чудовище, которое дер­жит в руках маленькую человеческую фигурку с откушенной головой. Как страшно, если челове­чество пойдет по этому пути пожирания своих детей ради продления молодости состоятельных стариков и старушек!» — сказал прот. Николай Балашов в комментариях к «Основам...».

Старость, готовая на все ради собственной жизни, отвратительна. Молодящиеся старики и старухи были сотни раз высмеяны в литературе. Но сегодня принято смеяться над теми, кто не натягивает кожу, не вставляет титановые челюс­ти, не пересаживает волосы и не транспланти­рует себе силиконовую грудь. Вглядываясь в обезображенные «молодостью» лица эстрадных звезд и политиков, невольно задумываешься о том, что эта «молодость» нравственно позорит и унижает их самих, лишая естественного челове­ческого достоинства. Говорят, что до сорока пяти у человека такое лицо, которое дала ему приро­да, а после — какое он заслужил. Почему же мы стесняемся своих лиц?

Раздумывая об этом, вспоминаешь лица свя­тых. Вот, например, лицо мч. царицы Александ­ры. От частых родов и болезней наследника ее красота померкла, лицо покрылось морщинами, волосы поседели. Но сколько же недостижимой красоты и внутреннего благородства в ее добром и мудром лице! Разве такое лицо можно купить? Нет — как нельзя купить жертвенную, чистую, милосердную душу. А лица недавно преставив­шихся старцев — прот. Николая Залитского или архим. Иоанна Крестьянкина? Один взгляд на них, одно их присутствие исцеляло, оживляло и спасало сотни людей. Как можно отказаться от такой старости? А ведь все они терпели немо­щи, болезни, нужду и лишения! А лицо собствен­ной матери, бабушки? Разве вечную молодость ищем мы в дорогих чертах? Их молодость пере­лилась в нас, а их любовь и мудрость научили нас жить и надеяться.

«Делая себе лицо», мы хотим казаться, а не быть. Мы отвергаем свое бытие, свою секунду, свой «миг между прошлым и будущим», который и есть жизнь, во имя иллюзии. Отрекаясь от старости, мы отрекаемся от плодов, предпочитая цветы. Мы превращаемся в ту неплодную смо­ковницу, которая одна вызвала проклятие Госпо­да. Убегая от мыслей о смерти, мы убегаем от мыслей о вечности. Лишая себя покаяния, мы осуждаем себя на вечные муки. Недаром памя­тование о смерти считается одной из христиан­ских добродетелей.

У старости есть и другая сторона. Мы гово­рили о нашем старении и смерти, а теперь пого­ворим о старении и смерти других. Ведь отноше­ние к старости — это в первую очередь, отноше­ние к старикам. Есть страницы позора в челове­ческой судьбе, и к одной из таких относится существование домов престарелых, где обитают старики при живых детях и родственниках (мы не говорим о действительно одиноких людях). От­дать своих родителей в такой дом — это навлечь на себя проклятие Божие, ибо одна из заповедей гласит: «Чти отца и мать своих». Что ждет таких людей? На что они надеются? Или они полагают, что их дети. Поступят с ними по-другому? Такие грехи страшным бременем ложатся на детей и внуков, требуя деятельного раскаяния.

А наше отношение к старикам в очереди, в транспорте, на улицах, к старикам-соседям?

В заключение напомню, что старость — это начало перехода из этой жизни в будущую. И если мы будем воспринимать нашу телесную немощь и душевные невзгоды как процесс «сбра­сывания балласта» перед этим переходом, то она превратится для нас из времени ужаса во время свободы.

Глава 5. Эвтаназия

Уже довольно давно ведутся споры о том, можно ли лишать человека жизни, если он страдает от неизлечимой болезни. В современном мире тот факт, что человек просит лишить себя жизни медикаментозным способом, дабы не терпеть больше страданий, самоубийством уже не счита­ется. Точно так же, как не считается убийством со стороны врача «облегчение страдания боль­ного», а напротив, многими признается актом милосердия.

Конечно, Православная Церковь относится к эвтаназии иначе. Грех этот приравнивается к убийству со стороны врача и к самоубийству со стороны человека, пожелавшего досрочно пре­кратить свои мучения.

Все, в том числе и болезни, посылается Господом, а посему терпеть их надо с должным смирением. Известны случаи, когда именно тя­желая болезнь вела в результате ко спасению.

Эвтаназия страшна вдвойне, поскольку яв­ляется двойным грехом: одна душа погибает без­возвратно (ибо самоубийца не может войти в Царствие Небесное), а другая (способство­вавшая самоубийству) оказывается на пороге гибели.

Вот что говорится об эвтаназии в «Основах социальной концепции РПЦ», п. 12.8:

«Предсмертные физические страдания не всегда эффективно устраняются применением обезболивающих средств. Зная это, Церковь в таких случаях обращает к Богу молитву: «Разре­ши раба Твоего нестерпимыя сея болезни и со­держащая его горькия немощи и упокой его, идеже праведных дуси» (Требник. Молитва о долгостраждущем). Один Господь является Вла­дыкой жизни и смерти (1 Цар. 2; 6). В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти (Иов. 12; 10). Поэтому Церковь, остава­ясь верной соблюдению заповеди Божией: не убивай (Исх. 20; 13), не может признать нрав­ственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускоре­нии смерти подчас обусловлена состоянием деп­рессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение. Признание законно­сти эвтаназии привело бы к умалению достоин­ства и извращению профессионального долга вра­ча, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни. «Право на смерть» легко может обер­нуться угрозой для жизни пациентов, на лече­ние которых недостает денежных средств.

Таким образом, эвтаназия является формой убийстваили самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент. В последнем случае к эвтаназии применимы соот­ветствующие канонические правила, согласно которым намеренное самоубийство, как и оказа­ние помощи в его совершении, расцениваются как тяжкий грех. Умышленный самоубийца, ко­торый «соделал сие от обиды человеческой или по иному какому случаю от малодушия», не удостаивается христианского погребенияи литургического поминовения (Тимофея Алекс, прав. 14). Если самоубийца бессознательно ли­шил себя жизни «вне ума», то есть в припадке душевной болезни, церковная молитва о нем дозволяется по исследовании дела правящим ар­хиереем. Вместе с тем необходимо помнить, что вину самоубийцы нередко разделяют окружа­ющие его люди, оказавшиеся неспособными к действенному состраданию и проявлению ми­лосердия. Вместе с апостолом Павлом Церковь призывает: Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов (Гал. 6; 2)».

Глава 6. Разочарования в церковной жизни

Время от времени приходится сталкиваться с людьми, разочаровавшимися в христианстве, или в Православной Церкви, или в православном священстве. И каждый раз я задаюсь вопросом, что можно сказать таким людям. Невольно начи­наешь думать о том, что действительно зачастую священники тоже не чужды греха, что, возмож­но, самому устройству церковному есть куда совершенствоваться, что какими-то своими ус­тановлениями Церковь отпугивает людей.

Но по здравом размышлении на эти темы приходишь к совершенно иному взгляду на вещи.

Хочется вспомнить книгу «Откровенные рас­сказы странника духовному своему отцу». Сюжет весьма прост: некий человек слышит наставле­ние о том, что нужно беспрестанно молиться, и слова эти так заинтересовывают его, что он от­правляется в паломничество, дабы узнать, что они значат. Много лет он странствует по России, посещает старцев, отшельников и всех спраши­вает о том, что значит непрестанно молиться. Он не успокаивается, пока не находит ответа.