Туннель под миром. Сборник англо-американской фантастики - Фредерик Пол

— Как я уже упомянул, — начал Макс, — мы несколько лет состоим в переписке. То есть пишем друг другу письма, а не ограничиваемся телеграммами, как это нынче принято. Вы, вероятно, уже успели прочесть некоторые из них, а значит, вам известен характер нашей переписки. Мы оба историки-любители, мы… изучаем события. События, касающиеся человечества.

— Что вы можете сказать о характере Лаберро? — терпеливо продолжал выспрашивать чиновник из «Атомикса». Его цепкий взгляд скользил по комнате. — Нас интересуют не какие-либо особые его качества, а лишь образ мышления.

— Образ мышления? Он, пожалуй, идеалист. Идеалист в моем понимании — тот, кто не только придерживается высокого мнения о себе, но и полагает, что весь мир должен быть с ним солидарен. А так как обычно люди не оправдывают возложенных на них надежд, то его можно назвать разочарованным идеалистом. — Макс в упор взглянул на Менигстайна. — Я говорю сейчас о моем старом друге. Но, как видите, я отношусь с полным уважением к вашей деятельности.

— По правде говоря, — спокойно отозвался Менигстайн, — я сам знаю Мэтью вот уже несколько лет. Потому мне и поручили это дело. Не думайте, что оно мне по душе, но все это очень важно.

— Понятно, — Макс нажал кнопку звонка в ручке своего кресла. — Надо думать, важно, если нам угрожают атомным взрывом, способным уничтожить всю планету.

Менигстайн, никак не проявив удивления, только поудобнее устроился в кресле.

— К чему дурачить Службу Безопасности, Макс? — спросил он. — Вы могли бы сразу рассказать мне все, что вам известно.

— Теперь, — ответил Макс, — я, кажется, догадался. — Он взял со стола журнал и, открыв его на той странице, где начиналась статья Мэтью, подал Менигстайну. — Сложите два и два, и вы получите четыре. Это не истина, это тавтология.

Вошел Джузеппе с подносом, на котором стояли низкие бокалы, наполненные «Lacrimae Christi di Orvieto» 61-го года. Менигстайн быстро, но внимательно читал статью из «Искателя». Не отрываясь от текста, он взял поставленный рядом бокал и поднес к губам, но, вдохнув букет, помедлил и с улыбкой взглянул на Макса.

— У вас, говорят, недурной винный погреб. — Он пристально рассматривал свой бокал. — Когда пьешь такое вино, грех не выпить за что-нибудь. Например, за будущее человечества?

Макс поднял свой бокал.

— Как ни странно, это то немногое, во что я верю. А пока введите-ка меня в курс дела. Неужто Мэтью действительно может сделать такое?

— Здесь все сказано, — кивнул Менигстайн и постучал пальцами по журналу. — К сожалению, это не блеф. Как вы выразились, он… историк-любитель. Сначала штаб-квартира ван Марка находилась в Филадельфии. И именно в филадельфийском отделении Мэтью получил пост директора. Помещение, где когда-то стоял атомный реактор, последнее время служило складом для разных материалов. Никто и не помнил, каково было его первоначальное назначение. Мэтью очистил его и заполнил секторы в главной камере изотопом урана-287 с массой чуть ниже критической. Предварительно он проверил действие экранов. Теперь стоит лишь нажать кнопку, чтобы началась реакция.

— И ему удалось все это сделать так, что никто не заметил? — удивился Макс.

Менигстайн устало усмехнулся.

— Да, нашу Службу Безопасности это никак не характеризует с лучшей стороны. Старая песня — в «Атомиксе» всем на все наплевать. Никому и в голову не пришло спросить, зачем туда доставляют уран.

— Еще один вопрос, — сказал Макс, — почему мы до сих пор не взлетели на воздух?

— Сложилась любопытная ситуация, — усмехнулся Менигстайн. — Поэтому-то я и сижу у вас. Обсудим ее здесь или?..

Висевшие на стене часы в футляре из севрского фарфора мелодично прозвонили семь раз.

— Если мы сейчас же отправимся в Филадельфию, — предложил Макс, — то не потеряем ни минуты. Там тоже будет семь часов. Обычно я не пользуюсь стратолайнерами, но нет правил без исключения. А в пути вы мне изложите все по порядку.

В восемнадцать сорок восемь они прибыли в филадельфийский порт, а оттуда на геликоптере добрались до расположенного на окраине города штаба «Атомикса». Накренившись на крыло, геликоптер вынырнул из зимних сумерек прямо в россыпь огней вокруг наклоненного, как обычно, на бок пилона «Атомикса». На посадочной площадке стоял высокий мужчина с холодным, напряженным выражением лица и седеющей головой. Это был Сильвестро — генеральный директор «Атомикса». Сдержанно кивнув Максу, он повернулся к Менигстайну.

— Надеюсь, у вас были основания привезти сюда постороннего человека?

Менигстайн, пренебрегая субординацией, ответил, как равный равному:

— Не более тех, о которых я уже упомянул в моем телеразговоре из Неаполя. Это директор Ларкин. Он друг Лаберро, и у него есть кое-какие идеи, которые могут нам пригодиться.

Поистине удивительно, подумал Макс, как возможность взлететь на воздух пробудила в этом молодом человеке чувство независимости. Сильвестро выслушал Менигстайна и молча повел прибывших к выходу.

— Есть что-нибудь новое? — спросил Менигстайн.

Генеральный директор «Атомикса» покачал головой.

— Он дал нам неделю. Это было три дня назад. Он хочет — совершенно непонятно зачем, — чтобы мы известили людей о том, что им предстоит взлететь на воздух. Когда мы посылаем к нему кого-нибудь для переговоров, он неизменно упоминает об этом. Конец света предопределен, и люди должны это знать.

— Неделе… — начал Макс.

Сильвестро взглянул на него.

— Ководрин. Он пичкает себя ководрином. В случае нужды он сможет не спать и целый месяц. А мы не смеем его тронуть.

— А если действовать силой? Например, использовать какое-нибудь кибернетическое устройство?

На этот вопрос ответил Менигстайн.

— Вы читали его статью, Макс, — задумчиво сказал он. — Ведь это идея ван Марка, а ван Марк отличался методичностью в разработке своих планов. Вокруг письменного стола Лаберро воздвигнут барьер из фотоэлементов. Достаточно пересечь этот барьер, когда он включен, и взрыв неминуем. А он включен постоянно. Пытаясь приблизиться к Лаберро, мы должны быть предельно осторожны.

— Понятно, — кивнул Макс. Они подошли к лифту. — Я, пожалуй, пройду прямо к нему.

Сильвестро окинул его недоверчивым взглядом.

— Большого вреда от этого не будет, — угрюмо процедил он.

Помещение, где находился главный рубильник, оказалось почти пустым, лишь посредине стоял большой письменный стол, а за ним кресло. Возле самой двери, где не действовал барьер из фотоэлементов, стояло еще одно кресло. Макс с облегчением заметил, что оно широкое и удобное.