Эпсилон Эридана - Алексей Барон

— Изъяна не вижу, — признала Маша.

— Теперь посмотрим, чем мы занимались в своем родном мире. Если отбросить частности и детали, главное, чем занимается разум, есть противодействие естественному сценарию эволюции неживой материи. Чем больше знаний мы накапливали, тем в больших масштабах это проявлялось. Овладели огнем, обучились коллективной охоте, придумали колесо и, наконец, вырвались к звездам. При этом всегда просматривалась, с одной стороны, тенденция переустройства среды под собственные нужды, а с другой — забота о поддержании существующего равновесия систем. И вот в этом-то соль. Предназначение жизни в том, чтобы сохранить мироздание. Сберечь ту Вселенную, в которой она есть.

— Вы нашли ответ на вопрос о смысле жизни?

— Я понимаю, это звучит не очень скромно, но… Кажется, да. Мы кандидаты на роль стражей мира. Причем наш разум — всего лишь инструмент в данном ракурсе. Движущими силами являются генетически заложенные жажда жизни и экспансии. Именно эти инстинкты в прошлом приводили к многочисленным трагедиям нашей истории. Но именно они представляют собой главную ценность человеческой цивилизации, ибо не дают нам отказаться от жизни как таковой. Иначе говоря, не дают умереть со скуки. Простая вещь: без желания жить разум и не будет жить. Но это простое заключение объясняет многое. Например, то, почему наш разум имеет биологический носитель. Для того, чтобы унаследованные от животных предков инстинкты, в частности страх перед смертью, заставляли нас делать то, что мы должны делать, — жить и развиваться, меняя окружающий мир так, чтобы условия позволяли это делать. Вот почему по-настоящему жизнеспособным может быть только разум, возникший естественным путем, в результате самозарождения. Именно биологическая основа привязывает разум к жизни, дарит желание быть. Я не слишком сумбурно говорю?

— Нет-нет, все нормально.

— Тогда, если все, о чем я говорил, имеет рациональное зерно, то есть содержит долю истины, можно попытаться объяснить человеческую историю. Наши предки прошли страшно тяжелый путь. Они много воевали, умирали от голода, болезней, природных катаклизмов. Как вы знаете, проявления животного эгоизма принесли неисчислимые беды и тысячелетиями тормозили социальное развитие. Все это было платой за биологическую природу материального носителя нашего разума — головного мозга. Платой за нынешнее равновесие, заключающееся в одновременном обладании и разумом, и жаждой жизни. Человечество умнело вопреки и в противодействии животным побуждениям. Но вот мы достигли нужного уровня материального благополучия и социального благоразумия. Что дальше? Замерли чаши весов? Лично я полагаю, что нет. Мы живем в преддверии коренного перелома. Пришло время взглянуть на половой инстинкт, вкус пищи, често— и самолюбие, многие другие качества, в большинстве своем порицаемые, как на ниточки паутины, привязывающей нас к бренному существованию. Ибо стрелка продолжает ползти дальше, к опасности прямо противоположного характера. Опасности чрезмерного подавления разумом естественных, с точки зрения биолога, чувств, инстинктов, побуждений. Если это случится, мы рискуем затеряться в пустыне бесплодных абстракций. Пустыне, усеянной ловушками силлогизмов. Кто-то провалится к выводу о бессмысленности существования рассудочным путем, а большинство же, устав от блужданий, погрузится в сонную апатию, чреватую тем же пренебрежением к жизни. Итог один…

— Мрачная картина, — сказала Маша. — Напоминает старение.

— Прекрасная аналогия! Так угасает психика стареющего человека. Еще в дневниках Чарлза Дарвина описаны признаки этого трагического процесса. Потом его изучили более детально.

— Если я правильно поняла, вы говорите о том, что мы победили — или почти победили — старение индивидуума, но теперь на очереди старение человечества?

— Во многом так.

— Интересно. Есть над чем думать. И вы считаете, что имеется связь между этой проблемой и нашими приключениями?

— Непосредственная. Она заключается в том, что творцы макул и трансцендентной транспортной системы сами не сумели избежать того, что нам пока только угрожает. То есть генерального старения цивилизации. И сейчас, быть может, их уже нет, либо им все безразлично.

— Но они позаботились передать эстафету нам? Более молодым, дерзким, полным сил?

— Что-то вроде этого. Сделано прямолинейно, быть может, грубо, но… с размахом.

— И наверняка заранее.

— Очень похоже. До погружения в полное безразличие. И задолго до появления человека, возможно. Потом система ждала, пока на нее наткнутся достаточно разумные, но еще не усталые существа. То, что земляне смогли колонизовать Кампанеллу, свидетельствовало о подходящем уровне развития. То, что они отважно бросались на помощь друг другу, говорило о богатом потенциале эмоций. Что и требовалось доказать…

— Серж, извини, я тебя перебью, — сказал Сумитомо. — Боюсь, что в увлечении пропустишь один важный аспект.

— А! Понимаю. Давай, у тебя это лучше получается.

— Спасибо, — сказал Сумитомо и повернулся к Маше: — Я вот что хочу добавить. Серж допускает, что Кампанелла была перестроена уже тогда, когда на Земле возникла жизнь. Не в этом ли причина отсутствия собственной жизни в системе Эпсилона?

— Смысл? — спросила Маша.

— Смысл в том, что жизнь уже возникла. Совсем рядом, ведь одиннадцать световых лет — пустяк. Дублирование излишне, поэтому была проведена… прополка.

— Но тогда те, кто старше нас, должны были знать о возникновении жизни на Земле?

— Конечно. Что скажете о наших объяснениях?

Маша задумчиво потерла ладонями.

— Логично. Стройно. Возражений пока не нахожу. Непонятна только одна деталь.

— Какая?

— Если на Кампанелле жизнь предотвращена для устранения дублирования… жестокая, между прочим, мера…

Сумитомо согласно кивнул.

— …то почему на Терранисе кроме людей есть еще и разумные ящеры? Разве это не дублирование?

Сумитомо кивнул еще раз.

— При всем при этом есть основания считать ящеров аборигенами Терраниса. Результатом самостоятельной эволюции. Мы думали над этим. Похоже, местная цивилизация если и не совсем остановилась в развитии, то прогрессировала чересчур медленно. А после появления людей изменения стали заметными. Понимаете?

— Да. Пожалуй, теперь все стало на свои места.

— Вы грустите?

— Можно назвать это и так.

— Почему?

— Выходит, что «Вихрь» бесполезно барахтался. Как муха в паутине.

— Вовсе нет. Да ни в коем случае! У вас не было возможности установить смысл происходящего, это верно. Но благодаря именно вашим усилиям обнаружен трансцендентный канал, накоплена важнейшая информация о макулах. Сейчас еще трудно сказать, сколько практической пользы мы из нее сумеем извлечь в конечном счете, хотя и ясно, что много. Думаю, например, что довольно скоро мы научимся сами создавать некоторое подобие макул. Неплохо, правда?