Удары шпаги господина де ла Герш, или Против всех, вопреки всем - Амеде Ашар

Жан де Верт улыбнулся:

- Да, хорошо захватить Магдебург! - и, делая знак капуцину, предложил ему сесть. - Пейте и ешьте, отец мой!

Монах поднял глаза к небу.

- О! - произнес он потеплевшим голосом, - когда целый день работал на Господа Бога, хорошо немного расслабиться и почувствовать себя немного свободным.

После этих слов монах подобрал широкие полы своего платья и набросился на пирог, не упуская также остальные блюда и запивая их рейнским вином.

- Сеньор, - произнес он наконец, вздыхая, - молитвы служителей церкви дают нам прощение. Мы помогаем всем, кто блуждает в потемках, кто ошибается и сам не может найти правильный путь к спасению.

- Святая церковь не ошибается никогда, - согласился Жан де Верт, откусывая огромные куски мясного пирога.

- Мне вдруг пришло в голову, что мы не должны проявлять жалость и снисхождение к тому, кто среди братьев-еретиков известен под именем де ла Герш.

- Ни жалости, ни снисхождения, вы правы, отец мой. Но вы не забывайте, что им заинтересовался главный генерал империи и маршал граф де Паппенхейм.

- Я это знаю и хорошо знаю, и вижу в этом дело рук самого дьявола. Но надеюсь, что колдовство победит оружие. Я должен заняться этим и тогда несомненно, мы победим этого гугенота.

- Ваш стакан!

Монах наполнил свой стакан до краев и выпил его залпом.

- Мосье граф де ла Герш, - произнес он с глупым видом, - отправится в путь через несколько дней. Он поедет по дороге, ведущей от Магдебурга к тому, кого шведы называют Густавом-Адольфом. Он постарается найти у него поддержку.

- Это невероятно, отец мой, но вы рассуждаете с такой ясностью ума, что я просто очарован.

- Таким образом, объединив оружие духовное и оружие времени, можно легко объявить г-нов де ла Герш и де Шофонтена вне государства!

- Вне государства? Я правильно понял?

- Дороги полны опасности! Мудрец никогда не может отвечать за завтрашний день!

Монах поспешил опустошить бутылку и выбросил её через окно.

- "Передо мной капуцин с рукой убийцы", - подумал Жан де Верт.

- Следите внимательно за моими рассуждениями, - продолжал монах, - эти нечестивцы, имена которых я не могу произнести, не испытав ненависти, однажды отправятся из Магдебурга, полные самых злобных планов. Дорогой они будут замышлять преступление. Но провидение не позволит им его совершить! Они все равно придут в таверну, хозяином которой будет святой человек, преданный интересам церкви. Он сжалится над ними и предоставит им ночлег.

- Но это нужно будет сделать так, чтобы ничья репутация не была запятнана.

- Сеньор принимает меня не за того человека. У меня есть девиз: быстрота и соблюдение тайны.

- Вы очень осторожны.

Монах склонил свою голову над тарелкой, которая была почти пуста.

- Я не ошибусь, если скажу, что мы не желаем никому смерти.

- Без сомнения, - произнес Жан де Верт и в его голосе слышалось восхищение. Он подумал, что этот человек, с которым он едва знаком, пожалуй превосходит в ловкости и хитрости Франца Креса в сотни раз.

- Знаете ли вы трактир, где можно все это сделать?

- Да, знаю.

- И вы беретесь проводить мосье де ла Герш туда, где он предастся долгим размышлениям?

- Мосье де ла Герш и, если вы согласны, и мосье де Шофонтена!

- Я соглашусь на это с превеликим удовольствием!

- Вы прекрасный человек! - радостно воскликнул монах. Оживленный, он позвал слугу и приказал принести ещё бутылок с вином, и немного мяса.

- Я восхищаюсь вашим аппетитом! - произнес, улыбаясь, Жан де Верт.

- Это привилегия чистого разума, - отвечал капуцин.

- А теперь, скажите, отец мой, вы взялись за это дело исключительно из любви к ближнему?

- Увы, нет.

- Тогда почему?

- Сейчас такое тяжелое время, что иногда я должен заниматься делами земными.

- Я слушаю вас, отец мой, и думаю, что мы сможем объединить усилия ради общего дела.

- В этом заключается мое самое сокровенное желание... Я ведь не всегда был ярым служителем церкви. Когда-то, в иные времена, я носил шпагу... Я признаюсь, что владел шпагой довольно хорошо.

- Я засомневался в этом, когда увидел вашу руку.

- К несчастью, дьявол сыграл со со мной злую шутку: однажды ночью, когда мы шутя сражались с оруженосцем Его Светлости герцогом Фринландом...я потерял...я убил его ударом кинжала.

- В порыве вспыльчивости, отец мой?

- Да, я долго раскаивался в этом перед людьми и перед Богом... Сейчас я должен получить прощение у его Светлости герцога Фринланда.

- Я беру на себя заботу об этом!

- Позже, путешествуя по Палантине, я повстречался с казначеем Его Преосвященства, архиепископом города Майнца; мы провели ночь в беседке. Наутро там не обнаружили ни казначея, ни казны. Злые люди пустили слух, что я имел к этому какое-то отношение. Было прекрасно, что Его Преосвященство предаст случившееся забвению и прекратит поиск казначея.

- Я напишу сеньору, архиепископу Майнца.

- Еще позже, находясь в Баварии, в одном из замков, где играли свадьбу, группа студентов и цыган одели невесту в свой свадебный наряд, расшитый драгоценными камнями. Непредвиденный случай привел меня накануне в эту компанию бродяг, окрестившую меня своим капитаном... Невеста вернулась в замок через восемь дней и подстриглась в монахини. Но, увы, никто не знал, что случилось с драгоценностями.

- Такие вещи так легко теряются?

- Меня обвинили в похищении и ограблении! Было трудно убедить хозяина замка, графа святой империи, монсеньора, не вспоминать больше об этой истории...

- Я замолвлю слово выборщику Максимилиану, моему другу, и я надеюсь, что он не откажет мне в просьбе.

- А теперь мне остается, сеньор, рассказать о моей последней просьбе. Я был бы полностью счастлив, если бы такой человек, как вы, богатый и знатный, приютил бы меня. Простое одеяние подходит мне больше, чем монашеская ряса; я ничего не имею против этой одежды, но у каждого есть тайные желания, а я хотел бы носить военную форму. Но это вовсе не помешает при случае спрятать голову под капюшоном.

- Дьявол, отец мой, вот уже час, как мне пришла мысль, что вы могли бы заменить моего старого слугу, которого я потерял. Моему Францу не было равных. В труднейших обстоятельствах он не раз выручал меня. Он был, правда, очень жадным, но не смотря на это, я любил его. Вы мне подходите.

- Вы мне льстите!

- Нисколько. Я говорю так, как есть: вы умны, энергичны, находчивы.

- Итак, вы согласны?

- Без сомнения.

- И я теперь при вас?

- С этого вечера.

- Сеньор, - вскричал монах, швырнув четыре пустых бутылки в окно, если верно то, что упавший стакан непременно разбивается, то также верно, что я упаду к вашим ногам, если увижу этих проклятых де ла Герш и Шофонтена с веревками на шее и со связанными руками! Один - вам, другой - мне!

- О! Так ты их тоже ненавидишь?

- Посмотрите, на моей груди огромный шрам. Его нанес кинжалом один из них. Надо ли говорить о том, что я не забуду человека, который меня ранил!

- Скажи мне свое имя!

- Матеус Орископп!

- За дело, Матеус, и, если ты будешь служить мне верой и правдой, скоро не будет в Германии капитана, более богатого и преуспевающего, чем ты!

7.

Хор монахов

Закончив трапезу, Жан де Верт забеспокоился; он думал, что его новый слуга не сможет встать после такого сытного обеда. Какого же его было удивление, когда капуцин вскочил из-за стола с быстротой кошки, а в это время последний кусок мяса и последний стакан вина исчезли в его животе. Но по его виду можно было сказать, что Матеус питался одним хлебом и водой. Он остался таким же бледным, как и был.

- Теперь я хочу денег! - произнес он звонким голосом. Жан де Верт положил свой кошелек на стол.

- Вот, возьмите столько, сколько нужно.

- Я беру все! - ответил Матеус, пряча золотые монеты в карман. - Вот что закроет глаза и откроет уши отца Инносента.

- А, его зовут Инносент, того хозяина таверны, о котором ты мне говорил?

- Он всегда окажет услугу ближнему.

Матеус уже открывал дверь, когда Жан де Верт схватил его за руку:

- Что мне будет залогом твоей верности?

- Вот это, - ответил капуцин, положив руку на шрам, оставшийся от кинжала Рено, - и исповедь, которую я вам доверил. Самой её малой части хватило бы, чтобы очернить любого честного человека.

- Иди! - вскричал баварец.

Через час хорошо одетый всадник с двумя слугами, державшимися почтительно в отдалении, выехал из Магдебурга. Это был Матеус Орископп, путешествовавший, как дворянин.

Проезжая мимо дома графа де Паппенхейма, он увидел на верхнем этаже свет, а потом услышал в тишине наступившей ночи высокий мелодичный голос, певший Давидовы Псалмы. Не в первый раз Матеус слышал этот мелодичный голос, он ему напомнил таверну "Мальтийский крест" в пригороде Бергейма. Элегантные фигуры двух мужчин вырисовывались на фоне освещенного окна.

- Пойте, пойте, - прошептал Матеус. - Посмотрим, как вы скоро запоете!