Кронштадт-Таллин-Ленинград Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг. - В. Трифонов

Бросилось в глаза, что, проходя по палатам своего отделения, которое располагалось на первом этаже южного крыла главного корпуса, он всегда брался за ручки дверей не голой рукой, а наружной стороной полы своего халата.

В начале марта, когда я почувствовал, что дело идет на поправку, решил, что после выписки из госпиталя навещу дядю Павла, т.к. с корабля я к нему вряд ли попаду. Зная, что они с тетей Марусей, если еще живы, голодают, как и большинство ленинградцев, решил собирать для них понемногу белый хлеб. Сушил кусочки на батарее и складывал сухари в противогазную сумку, т.к. в тумбочку иногда заглядывали дежурные по отделению. Ребята в палате об этом знали, затею одобрили и не препятствовали.

В маленьком моем блокнотике отмечены такие события, как дни, когда белого хлеба не было и выдавали только черный, что 8, 11 и 14 марта не выдавали папирос. А меня они тогда интересовали лишь как предмет возможной продажи и компенсирования проигранных в карты денег. Отмечена и подчеркнута дата 15 марта: «Дали свет!» Значит, в городе заработала какая-то электростанция! Значит, смогут работать многие цеха и заводы и производить ту продукцию, которую сейчас с таким трудом доставляют через Ладогу. В палате общее ликование.

24 марта на врачебном обходе мне объявили, что завтра меня выписывают. Хотя я и чувствовал, что скоро должны выписать, но после объявления об этом что-то защемило в груди, ведь более пяти недель провел я в этих четырех стенах среди товарищей по несчастью. Правда, за эти недели шестеро выписались раньше меня, но я привык и к новеньким. Не могу вспомнить ни одного конфликта в палате. Правда, у меня не возникла дружба ни с кем, ни с кем не обменялся адресом. То ли сказывалась разница в возрастах, то ли разные жизненные интересы.

25 марта. Четверг

После завтрака получил все необходимые документы, распрощался с соседями по палате, с персоналом отделения и вышел на улицу. Я уже твердо решил, что пойду не на корабль, а к дяде на Кондратьевский, а вечером, если дойду и если там все живы, то передам свои сухари, чего-нибудь перекушу и обратно.

Маршрут наметил простой: от госпиталя по южной набережной Фонтанки, где в случае обстрела менее опасно, до проспекта 25 Октября, с него по Литейному до Финляндского вокзала, а от него по ул. Комсомола и по Кондратьевскому до 5-ти углов. День выдался пасмурный, тихий, теплый – примерно 2-3 градуса тепла. Налетов немцев не должно быть. А вот к обеденному артналету я как раз буду в центральной части города. Ну, да может, сегодня по центру бить не будут.

К моему удивлению, уже на первом километре почувствовал вялость и слабость в ногах. Впечатление, что ноги не мои, а чьи-то чужие и я должен их с усилием переставлять. Стало даже жарко, и я расстегнул верхние пуговицы на шинели. Пришлось каждые 5-6 минут останавливаться и отдыхать, облокотясь на парапет Фонтанки. Меня никто не обогнал, а встретилось только несколько человек. Я обратил внимание, что редкие прохожие идут примерно с такой же скоростью, как и я, периодически останавливаясь для отдыха. Справа возвышались корпуса каких-то заводов, а с противоположной набережной, на которой были жилые дома, в нескольких местах люди спускались на лед с ведрами, чайниками и набирали воду в полыньях. В начале пути я надеялся, что постепенно разойдусь. Просто месяц почти не ходил. Но прошло уже больше часа, а ноги мои могли только плестись.

Все же артобстрела избежать не удалось. Когда я подходил к Лермонтовскому проспекту, т.е. был на траверзе Балтийского и Варшавского вокзалов, в их районе начали рваться снаряды. Минут через 20 немецкую батарею наши заставили замолчать.

До проспекта 25 Октября доплелся только к часу дня. Три часа добирался!

К Литейному мосту полз еще час. Заметил, что с набережной у Литейного моста идет тропинка по заснеженной Неве на другой берег и выходит на противоположный берег значительно правее сквера перед Финляндским вокзалом. Это хорошо, т.к. срезается большой угол и путь мой сокращается метров на пятьсот.

К дому №51 у 5-ти углов я добрался, когда уже начало смеркаться. Сел в парадной отдышаться перед подъемом на второй этаж и думаю: а если дядя и тетя умерли, что мне делать? Обратно я сегодня не дойду. Впрочем, если они и живы, то все равно сегодня не дойду.

Нажимаю на кнопку звонка три раза. Молчок. Даю три длинных звонка. Молчание. Догадываюсь: в их районе, наверное, нет света и надо стучать. Стучу не очень сильно. Вдруг голос тети: «Кто там?» Вхожу. «Ты откуда? И почему так поздно? Павел, это Володя пришел!» В прихожую выходит дядя Павел: «Ну, раздевайся, рассказывай, что случилось?»

Разделся, выложил из противогазной сумки завернутые в газету белые и черные сухари, наверное, килограмма полтора, и граммов 150 сливочного масла – всё что сумел накопить за последние две недели.

Тетя Маруся поставила чайник на примус, а потом подогрела что-то темное, пахнущее картошкой. Это оказались картофельные очистки.

Она рассказала, что поздней осенью – в октябре и в начале ноября жители ближайших домов выкапывали картошку на огородах, которые я видел в середине июня между домами и на пустырях. Многие огороды к осени оказались без хозяев – они в большинстве были эвакуированы. В ноябре выкапывали уже замерзшую картошку, промытые очистки варили и жарили, а из остальной картофелины делали крахмал для блинчиков и оладьев.

«Красный Выборжец», на котором работали и дядя, и тетя, стоит, т.к. нет электроэнергии. Оба они в дружине и периодически дежурят на разных объектах на заводе, тушат «зажигалки» и пожары. В их дом пока не попала ни бомба, ни снаряд. Вообще, их район мало пострадал. Оба, конечно, сильно похудели. Часов в 9 уложили меня спать на кушетке, чтобы завтра мог пораньше выбраться на корабль.

26 марта. Четверг

Проснулся сам, по привычке в 7 часов. Тетя Маруся напоила чаем из сушеной моркови, я съел свои припасенные 100 г хлеба, распрощался и в 7.30 вышел из дома. Хотелось сразу идти быстрым шагом, но, помятуя вчерашний марш, заставил себя идти «средним ходом». Пошел вчерашним маршрутом. Он, пожалуй, самый короткий. Впечатление такое, что идти было легче. Погода улучшилась – солнышко, с крыш капает.

В проходной завода я был в 12.30. Пропустили без лишних разговоров. В ковше все по-старому. Какое-то странное чувство испытываешь, когда подходишь к своему кораблю. Наверху особых изменений не видно, только под спардеком «сарай» сломали, а на крыльях спардека, рядом со шлюпками, установлены два ДШК. Кран работает, снимает с машины 76-мм орудия. Это для нас.

Спускаюсь вниз и прямо в гальюн. Как-то кажется, что вся жилая палуба стала другой. Более новой, хотя никаких изменений и нет. Даже краска все та же – охра, но от нее я отвык, вот и кажется все по-чудному. Захожу в кубрик. Тоже как-то непривычно. Весь белый-белый. Покрасили. Здороваюсь с ребятами. Раздеваюсь. Спрашиваю – нет ли новых «жильцов» в кубрике. Нет, только Жентычко перебрался на мою койку.

Открываю рундучок – в основном все на месте. Нет только 9- тн пачек «Звездочки» – это минимум 600 рублей, эстонской пасты для чистки бляхи и кое-какой мелочи – ниток, иголок и пр.

Заглядываю в шкаф – большие изменения: в верхней части сделана полочка и на ней кружки, миски, ложки, хлеб. В общем, все наши принадлежности для еды. Шкаф запирается на ключ. Удобно- то удобно, но как мне теперь шинель вешать и другое барахло?

На двери кубрика висит перечень звонковых сигналов тревоги и их характер. Боевая тревога – один короткий и один длинный звонок в течение 30 секунд; учебная тревога – два коротких по 1 сек и один длинный; аварийная тревога – 25-30 коротких звонков; аврал – 15-20 раз поочередных звонков по 3 и 1 сек.

Отдал доктору лечебный листок, а остальное – прод. аттестат, денежный и вещевой – писарю. Писарь посмотрел – написано, что снят с довольствия 25-го, подписано тоже 25-го. Одним словом я выписался 25-го, а сегодня то 26-ое. Я должен был явиться на корабль до 12 ночи 25-го. Где я был 13 часов?

Я объяснил, что ночевал в госпитале. После долгих споров вынужден идти обратно в госпиталь, чтобы там заверили, что я выбыл 26-го.

А кто мне будет это заверять?

Вспомнил, что наш доктор спросил, взял ли я свою лечебную книжку. Узнав, что мне ее не давали, сказал, что сам зайдет при посещении наших в госпитале. Вот это для меня зацепка. Пришел в свой павильон и спросил старшую сестру. Она в 3-м павильоне. Я туда, а ее там нет, но сказали, что свою лечебную книжку я могу получить в медицинской канцелярии, куда отдана и моя история болезни. Нашел я эту канцелярию. Моей лечебной книжки у них нет. Опять в свой павильон. Наконец-то нашел старшую сестру. После долгих поисков лечебную книжку нашли. Попросил старшую сестру заверить, что я вышел от них 26-го. Но она, оказывается, не может. Начальник отделения – тоже. Дело дрянь. 13 часов не был в части – это дезертирство и под трибунал.