Гори, гори ясно - Карина Вран
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подожди, — Таша остановила меня. — Тут еще пара интересных записей. Зачитаю и проверим вместе. «Венечке тоже очень грустно. Боря сказал, что они договорились, и братик обязательно скажет, как любит маму. Обнимет меня. Хоть бы муж не вмешался на этот раз». И вот еще одна, последняя из разборчивых: «Он не просыпается. Боря не открывает глазки. Олег кричит, что это все моя вина. Я ему потакала в глупостях, а теперь он не дышит. Где здесь моя вина?! Боренька просто поспит подольше, так уже бывало...»
Помолчали. Чужая тоска, чужое заблуждение на грани с сумасшествием сдавили горло, как что-то близкое, болезненное.
— Похоже, Веня не перешел грань, остался в виде неприкаянной души, — высказала Арктика. — Второй из близнецов пустил его в свое тело, добровольно, по-братски. И умер.
— Что-то пошло не так, — уронил я невеселое.
— Или так и было задумано, — предоставила свое ви́дение девушка. — Смерть меняет, срывает маски воспитания и морали. Может, ребенок хотел, чтобы и другие страдали, как он?
— Не исключено, — я не стал спорить: и так и эдак получалось грустно по итогу. — Хотя бы относительно понятно, с чем мы имеем дело. Бледное, быстрое... Но — свечи. Погасить огонь призрак может. Уронить что-то — тоже. А разжечь огонь?
Таша встала из-за стола.
— С огнем непонятно. А что, если мать тут жила какое-то время одна? Забор высокий, у людей свои дела есть, кроме как присматривать за чужим домом.
— Возможно, — кивнул. — Поглядим, что там грохотало или сначала до конца обойдем первый этаж?
Коллега выступила за систематический подход, так что следующим к осмотру предстала гостиная. Там мы наконец-то увидели семью Жориных. В большой фоторамке на тумбе у телевизора с совместной фотокарточки улыбались все четверо: крупного телосложения отец, элегантная мать и оба сынишки. Веснушчатые смешливые пацаны в шортах и двуцветных футболках, один в белой с синим, второй в синей с зеленым. Наверное, их так и различали, по цветам. По крайней мере на фото сходство у мальчишек было абсолютное, две капли воды.
Пол в гостиной не издавал хрустящих звуков. Его застилал ковер с длинным ворсом и темным неразборчивым узором. Мы тихо зашли, осмотрелись, «познакомились» с хозяевами и тихо вышли.
Раньше тут наверняка было оживленно и громко. Но самых шумных прибрала смерть, а другие уехали, оставили дом на расправу времени и безмолвию. В этой тиши ясно слышалось, как отсчитывают секунды настенные часы, все еще рабочие. Слышно было, как бьется мое сердце, и как легонько дышит Таша. Как стрекочет вдалеке какая-то живность. Как ночной ветерок шумит листвой садовых яблонь.
Тишину вспорол звук рассекаемого воздуха. И, сразу следом, дребезг рамочки с семейным фото.
— Успела разглядеть? — спросил я Арктику: она обернулась быстрее меня, на долю секунды, но раньше.
— Шустрая тварюшка, — покачала головой девушка.
— Ви-и-и-и-и-и!!! — истошный визг откуда-то сверху, почему-то женским голосом.
Мы скрестили лучи фонарей: переглянулись.
— Настойчиво зовут подняться, — выдал я комментарий.
— Ага. Заглянем сначала под лестницу? — спросила Бартош так же ровно, как и утром, когда предлагала мне выбрать между красным и черным чаем.
За дверью под лестницей у Жориных пристроился рабочий кабинет, явно отцовский. В нем мы не нашли ничего любопытного. Трупик засохшей фуксии скуксился на подоконнике. Пыль щедро накрыла все поверхности, войдя, мы подняли ее, заставили кружиться в свете фонарей.
Яру, Сережу и Галочку испугали еще во дворе, а с нами как-то не торопятся. Пара мелких пакостей не в счет. Задумался: это древняя кровь Таши не подпускает местную пакость или для нас заготовлено что-то особенное, захватывающее?
— Наверх? — улыбнулся я лестничному пролету.
— Прихожая с коридором образуют букву «Г», — откликнулась Таша. — Я думала, место для лестницы, но тут стена явно длиннее, чем глубина прихожей. Мы пропустили помещение.
Действительно. Жорины поставили светлые двери в кухню и комнаты, а коричневая дверца напротив входа в кухню выпала из виду, потерялась в темноте на фоне обоев.
Там оказалась кладовая с разными долгоиграющими припасами. Стеллажи, ящики и жестяные банки на них. И напольный люк, металлическая дверь в полу под ковриком.
Я присел на корточки, потянул за ручку. Дверь не поддалась. Напрягся изо всех сил: ноль результата. А попасть внутрь хотелось, ведь не просто же так на полу возле люка запеклись бурые кляксы?
— Хи-хи, — послышалось из коридора.
Оставил непокорную дверцу в покое, распрямился.
— Еще немного, и я разозлюсь, — ласково сообщил гостеприимным стенам. — И тогда кое-кому смерть может показаться не худшим исходом.
— Предлагаю сходить наверх, — Арктика оторвалась от осмотра пятен, что и ее привлекли нешуточно, одно она даже ногтем поскребла. — Затем вернемся.
Сверху заорали, с жутким дребезгом разбилось что-то стеклянное.
— Если будет, куда возвращаться, — недобро процедил.
Идея здешней ведьмы — сжечь весь дом к чертям собачьим — уже не казалась мне чрезмерной.
— Занятно: мне про трубы, скважину и сантехнику так расписали, — громко заговорил я, скользя взглядом по темным разводам на подходе к лестнице. — И где? Кран на кухне я оценил. А где самые важные атрибуты? Белый фаянсовый дружище, ванна-джакузи?
— Решил воспользоваться оказией? — Таша не замедлила шаг возле неровных линий. — Думаю, все из твоего списка обустроили возле спален, на втором этаже. Удачно: нам как раз туда и нужно.
— Тогда — дамы вперед, — галантным жестом указал я на ступеньки.
Если что, мне девушку проще поймать, чем ей мою тушу в полете «на ручки» ловить. Бартош легким шагом обошла меня по дуге, шепнула, приблизившись: «Двое», — и начала считать ступеньки, ведущие наверх. Я за ней.
Тут бы пригодился Кошар с его нюхом. Уж он-то на раз-два определил бы, что на полу: кровь или компот разлили. Если кровь, то человечья ли и как давно пролилась. Может, он и чуял свою пригодность, потому и вредничал до самого моего отъезда? Но у овинного хозяина своя миссия, в городе он нужнее. Опять же, на все случаи жизни соломки и шерстин Кошаровых не напасешься...
С треском порвалась ткань. Следом ударил по ушам и нервам звонкий удар. Где-то у входа в дом разлетелось вдребезги что-то стеклянное, кажется, пройденное нами завешенное зеркало.
Мы оба инстинктивно
