Полицейский звездопад (сборник) - Алексей Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы с Сергеем все эти годы отношений не поддерживали?
— Писали друг другу, но очень редко и осторожно, через Тимофея Широкова — он же в нашем подъезде живет.
— Широков? — воскликнул Лев.
— Ну да! Они, трое, еще со школы дружили: Сергей, Тимофей и Вячеслав Орешкин. Просто неразлейвода! — объяснила она. — После армии Сережа и Тим в юридический пошли, а Слава — в политех, строителем стал. С ним на стройке несчастный случай произошел, погиб он. Света, его жена, тогда с двумя детьми одна осталась. Трудно ей было — зарплата-то мизерная. Так мы все помогали ей, чем могли, и деньгами, и вещами.
— Но ведь рискованно было переписываться через Широкова, раз все знали, что они друзья, — удивился Гуров.
— Они для вида насмерть разругались и даже здороваться перестали, а уж крыли друг друга последними словами, что в глаза, что за глаза. Только, я так думаю, врали мы с Сережей в письмах друг другу, что у нас все хорошо. Во всяком случае, я уж точно правды не писала. Да и он тоже, раз об инфаркте первом ничего не сообщил.
— Только не вздумайте сейчас эту правду на него вываливать, — предупредил ее Лев.
— Ну что вы! — вытаращилась на него Ирина. — Разве я не понимаю?
— Ну более-менее мне все ясно, а теперь скажите мне, пожалуйста, где и кем была сделана эта фотография? — Лев показал ей снимок.
— Так Света Орешкина и фотографировала. Мы тогда с моря вернулись и пошли к ней на работу, чтобы фруктов для ее детей занести. А на пленке у нас еще несколько кадров оставалось, вот она нас и пощелкала, чтобы потом можно было уже в проявку отдать.
— А где она работала? — невинно поинтересовался Гуров.
— В областном архиве, как раз на его фоне она нас и фотографировала. Да она, наверное, и сейчас там работает — все прибавка к пенсии.
Гуров слушал ее и думал: «Серега — гений! Как же все просто — спрятать свой архив в областном архиве, где-нибудь среди бумаг давно не существующей организации, о которой теперь никто и не помнит. И черта лысого несведущий человек там что-нибудь найдет!»
— Спасибо вам большое, Ирина Викторовна! И еще раз предупреждаю вас — о Сергее никому ни звука, ни ползвука! Вы уже придумали, что будете говорить?
— Конечно! Я все помню и буду молчать. Эту поездку я объясню тем, что один из моих пациентов порекомендовал меня своему шефу, у которого больная, требующая ухода мать. Будучи вдовой милиционера, она находится сейчас в этом госпитале, но ее вот-вот должны выписать. Проживает она отдельно от сына, и поэтому потребовался человек, который будет за ней смотреть круглосуточно. Вот меня и пригласили, чтобы обсудить условия работы и познакомить с ней. На работе знают, как мне нужны деньги, так что, думаю, не откажут в отпуске. А в случае чего я просто уволюсь — мне жизнь Сергея дороже.
— Ну что? Вполне разумное объяснение. Вот вам моя визитная карточка. Если, не приведи господи, что-то случится, немедленно связывайтесь со мной! Ну идите обговаривать с заведующим отделением, что и как, а я пойду — у меня еще дел много.
Мирошина направилась обратно в реанимацию, а Гуров — на выход. Дел у него как раз никаких не было, зато было очень сильное желание прилечь и хоть немного поспать, потому что накопившаяся за все предыдущие дни усталость давала о себе знать все сильнее. Приехав домой, он так и поступил.
Разбудил его звонок секретного телефона.
— Где тебя черти носят? — услышал он голос Крячко.
— Уже в пути, — ответил Лев.
Встав с дивана, он посмотрел на часы и разочарованно вздохнул — поспать ему удалось всего три часа, что было явно недостаточно, чтобы прийти в норму, но на нет, как говорится, и далее по тексту.
Оказалось, что все уже в сборе и ждали только его. Сидели, как и положено согласно российскому менталитету, на кухне, в тесноте, да не в обиде. Стас бдил возле плиты за варившимися домашними пельменями, стол был уже накрыт, и среди приборов, прислоненных к плошке с салатом, стояли две черно-белые фотографии. Гуров первым делом взял их в руки и стал рассматривать. Ну что сказать? Это был довольно молодой мужчина с жестким волевым лицом, который мог бы показаться симпатичным, если бы не цепкий, внимательный, даже тяжелый взгляд.
— Ну и что это нам дает? — спросил Орлов. — Я его, к одному из дел пристегнув, пробил по всем базам — пусто.
— Сергей говорил, что после того, как власть в группировке перешла к Рогожиной, банда превратилась в воинское соединение с железной дисциплиной, так не военный ли он? — задумчиво произнес Лев.
— Ну с этим мы завязнем надолго, — хмыкнул Крячко. — Спецназ, ВДВ, войсковая разведка… Он может быть кем угодно! Как мы его искать будем? Ни имени, ни звания, ни специализации. А, главное, кто нас в эти архивы пустит? И на основании чего?
— Вообще-то это вопрос решаемый, — заметил Орлов. — Но Стас прав — это дело очень надолго затянется.
— Ладно, подумаем, как быть, а сейчас рассказывайте, кто и что узнал, — попросил Лев.
— Вот с себя и начинай, — бросил Крячко.
— Я все выяснил. Организовал Сергею встречу с женой, и она, даже не подозревая о том, какой информацией владеет, все мне рассказала.
— С охраной вопрос решен? — поинтересовался Орлов.
— Еще как! — хмыкнул Гуров. — Палата двухместная, так на второй кровати возлежит Степан собственной персоной.
— Ну мимо него и мошка какая-нибудь незамеченной не пролетит, — рассмеялся Стас. — Как он?
— А я с ним разговаривал? — удивился Лев.
— Ясно, значит, он у тебя по-прежнему в немилости, — пробурчал Крячко.
— Так заслужил! — отрезал Гуров. — И давайте закроем эту тему. Что в Серпухове?
— Там такая история, — начал Стас, — у Герасимова с женой долго не было детей. Сначала думали, что по ее вине, и она усиленно лечилась, а потом оказалось, что это он сам бесплодный. Решили они из Дома малютки ребенка взять, причем Юрий настоял на том, чтобы только девочку.
— Ну да! Они же в армии не служат! — усмехнулся Лев. — А уж он-то знал, какие там сволочи попадаются. Сам такой!
— Но организовали они все так, чтобы никто и никогда не мог сказать ей, что она приемная, — продолжил Крячко. — Потому и удочеряли не в Туле, а в другом городе. Но предварительно квартиру продали и в Серпухове другую купили, чтобы туда уже вместе с ней въехать. Отношений ни с кем в Туле не поддерживали: ему — не с кем было, а у нее, как Саша уже говорил, обстановка в семье была не та, чтобы такие новости сообщать, вот никто из ее родни и не знал, где они живут и что у них дочка Наташа появилась. А то та же сестрица прилопушила бы туда и вылепила бы девочке правду-матку.
— То есть, если Гаврилюк и предупреждал его письмом о том, что им мстить начали, то Юрий это письмо просто не получил? — уточнил Петр.
— Вот именно! Но месяц назад уже не до тайн стало. Короче, пропала у них дочка. Она как раз в этом году должна была школу оканчивать. Вышла после уроков нормально, а вот домой не пришла. Как Ольга говорит, Юрий дочь любил просто до безумия. Он ее и день, и ночь искал, ее фотографиями все столбы, заборы и остановки транспорта в городе обклеил, все просил сообщить, если кто-то что-то о ней знает. Ну а Ольга из полиции просто не вылезала, там уже не знали, куда от нее деваться — мать же! Когда я к ним пришел, и она узнала, кто я, так вцепилась в меня намертво и все спрашивала: «Вы нашли Наташеньку? Да? Вы ее нашли?» В общем, очень тягостное зрелище. Вот уж, кому в чужом пиру похмелье досталось!
— Не отвлекайся! — попросил Лев.
— Да я и так почти конспективно! — возмутился Стас. — Полиция, естественно, тоже поисками занималась. А через неделю возвращается Ольга с работы домой и находит мужа в петле. На столе — записка предсмертная, в которой он просил у жены прощение за то, что это по его вине с их дочерью такое случилось, а на полу клочки разорванных фотографий валяются. Ольга и так полубезумная была, а тут еще и это. Кричала так, что соседи сбежались, а потом полицию вызвали. То, что это было самоубийство в чистом виде, никто не сомневался, а когда фотографии склеили, стало понятно из-за чего: на одной снято, как Наташу жесточайшим образом насилуют, причем лиц мужиков не видно, и на обороте надпись: «Так с ней теперь будет до конца ее жизни», а на второй — Пахомов, с уже известной нам надписью. Вот после этого Ольга матери и позвонила — не было у нее сил одной оставаться. И та приехала, а то страшно подумать, что эта несчастная женщина могла бы с собой сделать. Я с ментами местными поговорил, но глухо у них все. Если девочка и жива, то вряд ли ее в Серпухове держат — фотографиями ее весь город был обклеен, так что кто-нибудь обязательно сообщил бы.
— Скорее всего, жива, и держат ее в каком-нибудь подпольном публичном доме, причем поблизости от Серпухова — не стали бы они рисковать и везти ее куда-то далеко. Может, она даже в Москве, — предположил Вилков.