Осколки: коготь Зверя (СИ) - Майя Чернышева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она замолчала, зажмуривая глаза и сжимая губы с такой силой, словно боялась сказать нечто страшное. Но я знала: горькое семя должно выйти одним махом, иначе прорастет в груди заново.
— Вот почему ты так мне нужна! — вдруг разрыдалась она, прежде чем я успела сказать хоть слово. — У тебя есть все, чего нет у меня: хорошая семья, мощный заряд, нет загонов величиной с мои. И я подумала, что если помогу тебе, то смогу и себе! Но, Ри, я не могу! Я плохая подруга!
Элла говорила чистую правду: эгоизма и вредности в ней было выше крыши. Но вину в глазах она точно не отыгрывала.
— Мы все плохие друзья в какой-то степени, — похлопала я ее по плечу.
Она отстранилась от меня, шмыгая носом, и слабо улыбнулась:
— Не нравлюсь тебе такая?
— Иногда даже бесишь, — призналась я. — Но дело не во мне. Понравься самой себе для начала. А родители… Блин, Элла, да мы созданы для того, чтобы их разочаровать!
— О нет, только не мы, — горько усмехнулась она. — Ри, я говорила еще и про…
Договорить она не успела. Мне в рот попала прядь волос, и я закашлялась, выплевывая ее. А дальше все завертелось, как на карусели.
У меня между пальцами струились мягкие шелковистые темно-рыжие волосы. На кучу тонов темнее моих прежних. И голос все никак не уходил вниз.
Это то, что я хотела сказать?
— Элла, — отставила я тарелку в сторону, — дай мне зеркало.
Она со вздохом достала пудреницу из кармана и пробормотала:
— Хотела перейти к этой теме после завтрака. Прошу, только не…
Ее последние слова потонули в страшном шуме у меня в ушах.
У моего отражения были золотые искорки в глазах.
* * *
— Ее звали Верена Ксилиа. Выпустилась всего пару лет назад, путешествовала по всем нашим мирам, но решила вернуться в родную школу и рассказать о всех чудесах, что видела.
Мы с Клариссой медленным шагом гуляли по опустевшим коридорам школы Ронетт. В отсутствие девочек, разбавлявших мрачность обстановки звонкими голосами и просто одним своим присутствием, запустение и бедность ощущались еще острее.
А, может, я просто увидела все новыми глазами?
— Вы не просили рекомендаций с прошлой работы? — не могла взять в толк я. — Не поняли из бесед, что с ней не все в порядке?
— Не нашла ничего темного в ее помыслах, клянусь тебе, — директриса Сагх вынуждена была опираться на трость. — Я вела ее по своему пути с самого первого дня. Нас намного меньше, чем Чародеев, потому мы никогда не теряем друг друга из виду.
— Она показала вам только то, что было можно показывать, — догадалась я. — Если вы ее учили, то дамочка знала вас, как свои пять пальцев.
— Первое время Верена преподавала блестяще, — кивнула мне Кларисса. — Сестрички постоянно крутились вокруг нее, а та была не против. Оставалась с ними после занятий, ни одну не обделяла вниманием. Даже приглашала всех на посиделки по выходным.
— На такое можно купиться, — протянула я, пальцами пробегаясь по пыльным подоконникам.
— Мне нравилось, что девочки из разных миров не чувствуют себя одиноко, — продолжала директриса Сагх, — потому я упустила тот момент, когда она начала рассказывать им истории о Звере.
Кларисса остановилась посреди коридора, безучастно глядя на героев портретов, проживавших одни и те же истории по кругу.
— У вас раньше такого не было? — осторожно дернула я ее за рукав черного плаща. — Никому в голову не приходило оправдывать Зверя?
— Благодетельницы Арилии из года в год учили Жрецов и нас тому, как различать свет и тьму, — директриса Сагх толкнула дверь одного из класса жестом приглашая меня войти. — Но когда за дело берется молодая женщина, умная и яркая, то даже самого благочестивого легко сбить с пути.
Мы оказались в старом классе. Судя по облакам пыли и паутинкам на потолке, уже давно никого не было. Я смахнула пыль со стола и осторожно села на стул, угрожающе заскрипевший подо мной.
— Так странно больше не быть легче перышка, — проворчала я, садясь на пол. — Элла обещала закупить новую одежду, старая буквально по швам трещит. Штаны теперь как шорты.
— Ты на удивление быстро привыкаешь, — улыбнулась Кларисса.
— Мне теперь не надо просить продавца достать банку горошка с верхней полки, и в кино на вечерние сеансы точно пустят, — криво усмехнулась я, вспомнив свои прежние жалобы маме.
Она бы меня точно не узнала. А папа? Может быть? Слишком много догадок.
— Йоль в тот год выдался холодный, — директриса Сагх оперлась о кафедру локтями. — Но все девочки разъехались на каникулы, неся с собой учение Верены. И незаметно для самих себя превратились в вербовщиков. Если им доводилось встретить старших и более разумных ведуний, то бедняжкам устраивали хорошую взбучку и прочищали разум. Но если им встречались сверстницы или девочки помладше…
— Сколько они привели за собой? — тихо спросила я.
— Этого уже не сосчитать, — развела руками Кларисса. — Пойми, не все из них успели сотворить страшное. Кто-то просто любил слушать Верену, но не воспринимал ее всерьез. До черты невозврата дошло меньше двух десятков. Королева Рослин спасла от расправы более двух сотен, оплатив защитников, а потом отправив в монастырь на пару лет, чтоб они очистили разум.
— А в чем состояла «черта невозврата»?
Директриса Сагх пристально взглянула на меня, словно пытаясь понять, чего больше было в моем вопросе — глупости или наивности.
— Что такого страшного, по-твоему, сделала Верена? — спросила она.
— Дело не только в этом кружке? — я размышляла вслух, накручивая прядь на палец. — Пошли против законов Мироздания?
— Вспоминай наши первые встречи, юная сестра, — в глазах Клариссы зажегся пытливый огонек.
— Значит, дело и правда в Мироздании, — хрустела я пальцами. — Нарушение трех законов Благодетеля? Нельзя создать, продлить или отнять жизнь при помощи магии…
— Правильно ты понимаешь эти законы? — продолжала Кларисса свой маленький экзамен.
Породить, продлить, отнять … О Боже!
— Амарис или убила, или воскресила, или создала человека, — в ужасе прошептала я. — И они…
— Твои дедушка и бабушка сразу же потребовали объяснений, — продолжила свой рассказ директриса Сагх, — но то, что случилось дальше… Мы не можем рассказать тебе.
— Очуметь, — только и смогла сказать я.
— Рита, — директриса Сагх впервые назвала меня так, — любая правда уродлива и
