Первая леди, или Рейчел и Эндрю Джэксон - Ирвинг Стоун

Рейчэл положила письмо на стол. Ее грудь быстро поднималась и опускалась, спазм в горле не пропускал воздух в легкие. Сердце щемило. Джон налил ей воды из тяжелого серебряного кувшина, с его уст сорвался упрек в собственный адрес.

— Нет, Джон, так лучше. Не можешь ли отвезти меня домой?

Два дня она лежала в постели, ругая себя за то, что поддалась болезни, ведь неприятности улетучатся со временем. И эти неприятности также.

Эндрю возвратился в середине июня с известием, что снял для себя и нее номер в таверне О’Нила. Он даже подыскал колледж для Эндрю-младшего и нашел, что колледжем управляет способный баптистский священник. Эндрю выглядел хорошо, его кожа загорела, глаза были ясными и спокойными. Рейчэл была довольна тем, что впервые политика и его характер не находились в конфликте друг с другом. Хотя он не пропустил ни одного заседания сената, он выступил только два раза и даже в случаях, когда был вовлечен в спорные вопросы, такие, как требования по улучшению внутреннего положения и «справедливые тарифы», оставался спокойным. Предварительные голосования на массовых митингах и смотрах милиции говорили о том, что народ считал его своим фаворитом, но даже когда появились пересуды, будто его шансы уменьшились, он не встревожился и заявлял, что вовсе не гонится за креслом президента, как Клей и Крауфорд.

— Эндрю, я должна спросить тебя, чтобы знать, как строить будущее. Как ты считаешь, вернешься ли ты в Вашингтон на очередную сессию сената или же поедешь прямо в Белый дом?

— Согласно нашим оценкам, голоса разобьются между Адамсом, Клеем, Крауфордом и мною. Сомневаюсь, чтобы кто-то из нас получил большинство голосов избирателей. Поэтому выборы будут перенесены в палату представителей.

— Что произойдет, если палата выберет кого-то другого президентом?

Эндрю промолчал, пробираясь через возможные варианты ответа на ее прямой вопрос, словно через густую чащу. Через несколько минут он пробился через нее, вышел на освещенную солнцем сторону и одобряюще улыбнулся ей, пожав при этом плечами.

— В таком случае мы задержимся, чтобы поздравить президента, затем положим наши сундуки в карету и отправимся домой.

— Не испытывая плохих чувств и сожалений?

— Не испытывая.

— Даже если придется поздравлять Уильяма Крауфорда?

Эндрю сжал кулаки:

— Дорогая, из тебя вышел бы неплохой прокурор.

Рейчэл заметила, что больно уколола его.

— Я просто пытаюсь выяснить, что мы будем делать дальше, — мягко сказала она. — Если будет выбран кто-то из этих деятелей, мы будем дома к концу марта и останемся?

— Навсегда, — мрачно сказал Эндрю.

— Что ты намерен делать в отношении выборов?

— Оставаться дома и наблюдать. Может быть, напишу несколько писем. Мои советники хотят, чтобы я побывал на смотрах и пикниках и встретился с людьми. Они говорят, что это — новая форма ведения кампании, поскольку впервые президент вместо конгресса выбирается избирателями. Но я, конечно, не пойду на такие встречи. Но можем ли мы 4 июля устроить день открытых дверей? В этом году 4 июля приходится на воскресенье.

Жаркое на углях стало распространенной едой на пикниках, и поэтому Рейчэл вырыла около старой хижины большую яму для жарения оленины, говядины, баранины. Пришли четыреста соседей, они с удовольствием закусывали жареным мясом, слушая острые речи и чтение редакционных статей. Статья, вызвавшая наибольшие насмешки, принадлежала луисвиллской газете, утверждавшей, что на военном смотре в Огайо, где Эндрю побил при предварительном голосовании Генри Клея, «изгоями дня были хулиганы, подонки общества».

Каждая неделя приносила важное событие — плохое или хорошее. Джон Кэлхун решил удовольствоваться постом вице-президента и направил все свое влияние на поддержку Эндрю. Однако Эндрю потерял голоса на Юге из-за своей позиции в сенате по тарифам. Уильям Крауфорд стал жертвой паралича, и ряд его сторонников заговорили о переходе на сторону Джэксона. Тем временем Джесс Бентон, вовсе не успокоившийся и не пожелавший считаться с тем, что его брат вновь стал другом Эндрю, издал памфлет, содержащий тридцать два обвинения в адрес Эндрю, и эти обвинения широко воспроизводились оппозиционной печатью.

К концу сентября семья собралась в доме Джонни Донельсона — в особняке на свадьбу Эмили и Энди. Накануне вечером Рейчэл пошла в комнату Энди, чтобы сказать ему о возможности свадебного путешествия его и Эмили, если они того пожелают, в Вашингтон-Сити. Энди выступал бы в роли секретаря своего дяди, и молодая пара могла бы жить в Белом доме в случае избрания Эндрю. Энди колебался: у него появились клиенты, и ему не хотелось бросать юридическую практику, а ведь пришлось бы начинать с нуля после шестимесячного перерыва. Рейчэл подоткнула одеяло под его плечи, затем села на край кровати и сказала:

— Энди, мы все ведем игру. Разве тебе не хотелось бы соединить свою судьбу с семьей? Дядя Эндрю очень нуждается в тебе.

— Хорошо. Мне хотелось бы быть секретарем президента… и Эмилия никогда не выезжала из Кумберленда. Ладно. Поблагодари дядю Эндрю от моего имени. И не говори ему, что у меня была мысль о какой-то игре.

Отъезд в Вашингтон-Сити был назначен на первую неделю ноября. Рейчэл занялась упаковкой вещей — задача была непростой. На какой срок она едет: на четыре месяца или на четыре года? Брать с собой только зимние вещи или же и летние? Не заказать ли платье для инаугурации здесь, в Нашвилле, у Сары Бентли? Не оставить ли дом открытым до их возвращения в конце марта или же зачехлить мебель и убрать серебро, фарфор, скатерти и постельное белье? Следует ли прервать обучение сына в школе и взять его с собой или же оставить в здешней школе?

Было бессмысленным получить совет от друзей Эндрю: они, даже обычно хладнокровный Джон Овертон, уже перевезли Джэксонов в Белый дом, разумеется мысленно. Но она по опыту знала, что у Джэксонов реальность редко совпадала с предвосхищаемым, обычно такое случалось позже, когда реальность во многом теряла свое значение и вкус. Она помнила, как страстно хотел Эндрю получить пост губернатора Луизианы в 1804 году и как все были уверены, что президент Джефферсон назначит его на этот пост. Она помнила, как сильно стремился он надеть тогу судьи территории Миссисипи и в какой степени был уверен, что займет этот пост. Она вспомнила, как его не пускали в Канаду во время войны 1812 года; и так поступала администрация, отчаявшаяся в своих командующих, и она же послала его в Натчез, чтобы затем отозвать, не позволив сделать ни единого выстрела.

Когда легко ему что-нибудь давалось? Почему они должны ожидать спокойного продвижения к высочайшему посту в стране, когда даже их скромные амбиции сопровождались годами разочарований, расстройства и поражения?

Они выехали из Эрмитажа 7 ноября 1824 года. Рейчэл и Эмили путешествовали в карете с сафьяновыми сиденьями, в которой Джэксоны ездили во Флориду три года назад. Эндрю и Энди скакали верхом на конях рядом с каретой. Поездка предстояла тяжелая, несмотря на то что они выбрали путь через Харродсбург и Лексингтон, далее по новой платной дороге через Огайо. Рейчэл страшилась проезда через Харродсбург, но, быть может, так и нужно было, чтобы по дороге в Вашингтон-Сити она увидела место своих первых испытаний: разве не Харродсбург был постоянным препятствием на пути Эндрю к Белому дому?

Она с трудом узнала город: из горстки разбросанных хижин он превратился в довольно крупный поселок с комфортабельным постоялым двором. Ужин был дан перед пылающим камином, но у Рейчэл пропал аппетит, и вместо еды она слушала оживленную беседу Энди и Эмили о бале, который дают Джэксонам в Лексингтоне сторонники Генри Клея, уверявшие, что, если Клей не получит пост президента, Кентукки поддержит Эндрю Джэксона.

Позже, лежа под огромным теплым пуховиком рядом с Эндрю, мирно спавшим и, очевидно, вовсе не волновавшимся по поводу Харродсбурга, а возможно, и забывшим, как он двадцатитрехлетним проехал по Кентуккской дороге, чтобы вызволить ее, Рейчэл вспоминала малейшие подробности той поездки, вновь и вновь переживая их в ночной тишине. Она вспоминала приезд в качестве невесты в дом Робардсов; свои тщетные попытки понять настроение Льюиса и его нежелание взять на себя ответственность; последующие ссоры на почве ревности и их кульминацию, когда он заявил, что выгоняет ее, что он написал ее семье, требуя забрать ее; свою поездку с Сэмюэлем. Она вспомнила свое возвращение в Харродсбург, почти утраченную надежду на семейную жизнь и в то же время не зная, какую другую жизнь она сможет вести; то, как принял ее Льюис, раздраженный, с покрасневшими глазами. Перед ее мысленным взором предстало худое лицо свекрови на подушке, когда та рекомендовала ей возвратиться в Нашвилл и говорила, что она не сможет жить с Льюисом; наконец, тот невероятный вид Эндрю, в кожаных штанах и кожаной охотничьей куртке, подъезжающего к дверям дома Робардсов. Как больно было ее сердцу здесь и сколько разочарований она пережила! Тогда ее брату Сэмюэлю было всего двадцать лет, а сейчас его сыну Энди уже двадцать четыре, и он спит со своей молодой женой в соседней комнате; Эндрю же находится на пути в Вашингтон-Сити и, быть может, станет президентом…