Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На всем протяжении своей литературной деятельности Хвостов оставался последовательным и убежденным сторонником классицизма. Он переводил «Андромаху» Расина и «Поэтическое искусство» Буало. Идеи Буало Хвостов развивает в послании «О притчах», чтобы восполнить отсутствие раздела о басне в «Поэтическом искусстве».
В 1791 году Хвостов был избран членом Российской академии. В конце 1800-х годов он вошел в дружеский кружок Шишкова — Державина, из которого выросла позднее «Беседа любителей русского слова», и с самого возникновения «Беседы» стал ревностнейшим ее участником. При этом, будучи последовательным классиком, Хвостов отвергал многое в творчестве Шихматова, часто не принимал литературных взглядов Шишкова и Державина.
Притча (басня), понимаемая как канонический жанр нормативной поэтики классицизма, становится излюбленной поэтической формой Хвостова. Его книга «Избранные притчи…» сыграла роковую роль в дальнейшей литературной судьбе поэта. Имя Хвостова как знамя одряхлевшего классицизма и вообще всех архаических явлений литературы стало мишенью насмешек, которыми осыпали его, оттачивая свое остроумие, сменяющие друг друга поколения поэтов.
Неглупый и добродушный по природе, Хвостов стоически переносил эти насмешки. Журналы обычно отвергали его стихи, и он, будучи человеком богатым, печатал их на свой счет. Хвостов трижды выпускал собрания своих сочинений (сам скупая и уничтожая предыдущее издание, чтобы выпустить затем следующее) и издал десятки своих произведений в виде отдельных брошюр.
В 1824 году Карамзин писал о Хвостове И. И. Дмитриеву: «Я смотрю с умилением на графа Хвостова… за его постоянную любовь к стихотворству… Это редко и потому драгоценно в моих глазах… он действует чем-то разительным на мою душу, чем-то теплым и живым. Увижу, услышу, что граф еще пишет стихи, и говорю себе с приятным чувством: „Вот любовь достойная таланта! Он заслуживает иметь его, если и не имеет“»[151].
Бескорыстно влюбленный в поэзию, Хвостов собирал и тщательно сохранял в своем архиве материалы по истории русской литературы. Он приступил к составлению «Словаря русских писателей», но работа не была доведена до конца.
Умер Хвостов в глубокой старости 22 октября 1835 года.
Основные издания сочинений Д. И. Хвостова:
Избранные притчи из лучших сочинителей российскими стихами, СПб., 1802.
Лирические творения графа Хвостова, СПб., 1810.
Послания в стихах графа Дмитрия Хвостова, СПб., 1814. Полное собрание стихотворений графа Хвостова, чч. 1–4, СПб., 1817–1818.
То же, изд. 2-е, чч. 1–5, СПб., 1821–1827.
То же, изд. 3-е, чч. 1–8, СПб., 1818–1834.
148. ЯКОВУ БОРИСОВИЧУ КНЯЖНИНУ
Княжнин! ты поприще просторное избрал[152];Мой друг, исполни то, что тесть твой обещал.Театра нашего основанное зданьеУсовершенствовать ты приложил старанье.Красы всеобщие пленяют каждый век,Коль их постиг, списал великий человек.Ум, сердце всем даны, — не климат и не рекиВиною, что в стихах столь превосходны греки;В туманном Лондоне большие есть умы;Коль дар с наукой в нас, — быть славны можем мы.Ты сам «Дидоною» Петрополь восхищаешь,У зрителей своих слез токи извлекаешь,Огонь постигнул муз в сердечной глубинеИ доказал своей примерами стране,Что скуден хладный ум трагедию составить,И нужно чувствовать, чтоб чувствовать заставить.Обязан трагик нам в известные часыЯвлять на зрелище высокие красы,Чтоб действие текло, и были все пружиныИскусно сцеплены огромнейшей машины.Зря «Ифигению», забыл я, кто Расин.Перед меня предстал Фетидин в гневе сын;Увенчанную зреть любовь его желаю,С ним исступление, с ним горесть разделяю;Состраждя, купно с ним пускаю тяжкий стон,Чтоб хитростный Улисс иль сам АгамемнонЦаревну юную не предали на жертву;Ее, как сродницу, боюсь увидеть мертву.Искусство ужасать и умилять сердца —Искусство первое трагедии творца.Пусть лица в действии законами искусстваСвои врожденные представят нравы, чувства.
Любовь и ненависть по воле к ним вселяй,Но их природных свойств отнюдь не истребляй;Ты всё распоряди, чтоб в сладости забвеньяЯ зрел событие, не плод воображенья;Увидеть не хочу нигде страстей твоих,Себя сокрой, представь героев нам своих.
Представь, Княжнин, себя, чужие зря напасти,Умей их описать, как собственные страсти[153];Забудь вселенную, и, взяв криле ума,Пари без робости, да муза пусть самаОдин твой будет вождь. Стихи всегда прекрасны,Коль с чувством, нравами писателя согласны.Искусства красоты — хвала родившим их;Творца не поведет чужой к бессмертью стих,И если зрителя мгновенно обольщает,Восторг и похвалу потомства уменьшает.Богатый духом муж не ждет чужих подпор,Его душа ему родит красот собор;Сраженья в лютый час сын Марса не стремитсяВобану, Гиберту, Полибию учиться;Не время занимать, чем славится герой.Он сам распорядит тогда к победе строй.
Природы красоты в душе своей питая,Расина нежность, дух Корнеля ощущая,Ты внедри их в себя, будь сладостен, высок;Их да́ры совместив в души своей поток,Разлей в творения повсюду изобильно,Влеки и восхищай ты зрителей насильно,Забудь Корнеля, дай мне видеть Княжнина,Пусть будет чувствами душа твоя полна.Кто хочет славен быть, будь славен сам собою;Нет двух в одном лице, — так суждено судьбою.Пусть страсти у людей с начала лет одни,Расин и Эврипид — одно в различны дни;Пускай различен век, различны их язы́ки,Но чувствования у обои́х велики.В Расине сила, дух, речь плавная в стихахБыла примером бы в блистательных веках.Воскресни Эврипид, не боле он Расина;Различен образ их, хотя одна картина.
Как Эврипидовы Расин понятья взял,Он кисть им дал свою, свой узел завязал;Он в «Ифигении» боролся с славным греком[154],Как рыцарь доблестный с великим человеком:В едином подвиге одной стезей летел,Не крал его стихи, а превзойти хотел.
Дух подражания к победе поощряет,Границы иногда в искусстве расширяет.Будь подражателем не в дробных мелочах, —В высоком, в нежности и плавности в стихах.Кто мыслит победить Расина без препоны,Тот в Пирре опиши гнев страстный Гермионы;Своей красой пленяй, сам сделайся творец,Коль хочешь приобресть бессмертия венец.
На Геликоне Тасс с эпической трубоюНеобозримое зрит поле пред собою;Покорствуют ему все части естества,Все твари, виды все, и сами божества[155];Желая произвесть огромное творенье,Он может даровать жизнь, чувство и движенье.Круг трагика тесней: пускай летит до звезд,—Он должен сохранять, блюсти единство мест,Единство в действии, единство в прилепленье,Чтоб к одному лицу стремилось сожаленье;И правду строгую себе в предмет избрав,Он должен представлять героев страсть и нрав.
Французский Эврипид, певец злосчастной Федры,Проникнул в самые сего искусства недры;Он смертных срисовал в трагедиях сердца,В себе вмещая дар писателя-творца[156].Искусство редкое, великое искусство —Приятной звучностью склонить, растрогать чувство,Сокрытой прелестью, пленяющею слух,Вливаясь внутрь сердец, возвысить сильный дух;А плавностью стихов сиять, греметь всеместно —Искусство, одному Расину лишь известно.
Представь, Княжнин, представь ты Мельпомену нам;Теки без робости в ее чудесный храм.Пускай дух зависти, враждебный и лукавый,Лиющий каждый час поэта в грудь отравы,Творения твои стремится помрачать,—Великого певца не может огорчать;Пускай открытым ртом без смысла толки сеет, —Святая истина торжествовать умеет.Прадона увенчал в Париже наглый крик;Прадон теперь забыт, — Расин всегда велик.
1784149–153. ПРИТЧИ
1. ВОРОНА И СЫР