Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему - Амеде Ашар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но это было так мимолетно, — задумчиво проговорил Рено.
Затем он сказал на философский манер:
— Я видел, как этот человек владеет шпагой и играет в карты — это вполне светский человек. Он даже задел мое самолюбие, выиграв у меня двадцать дукатов в первый день, зато на следующий день я спустил с него три шкуры, взяв с него сто пистолей.
Впервые услышав о намечаемой пирушке, граф Эберар заговорил о великолепном вине, бочонок которого он хотел послать своим братьям по оружию.
Бочонок прибыл, и все согласились, что в нем прекрасное испанское вино.
Вокруг стола собрались тридцать офицеров.
Ничто так не развязывает языки, как вино, молодость и война.
Говорили много, говорили без конца. Арман-Луи заметил, что граф Эберар слушал больше, чем говорил, и не жалел вина.
«Вот что странно!» — подумал г-н де ла Герш.
После двадцати пикантных любовных историй дошли до разговоров о шансах войны, в которую Швеция ввязалась.
Граф Эберар первым подвел их к разговору на эту тему, и его охотно поддержали. Щедрой рукой граф разливал всем испанское вино стакан за стаканом. Он хорошо пил, но слушал ещё лучше.
«Этого дворянина никто не уличит в болтливости,» подумал Арман-Луи.
— Остров де Волен сдался без боя, как и остров Рюйген, на который мы высадились! — сказал один драгун.
— И остров Узедом последовал тому же славному примеру, — подтвердил рейтар.
— Имперская армия не желает себе вреда, поэтому и отступает, — добавил кирасир.
Граф Эберар слегка побледнел и, сказал:
— О! Вы закончите тем, что сразитесь с ней!
— Да услышит вас Бог! — воскликнул Рено. — Я приехал сюда, чтобы схватиться в рукопашной… Если она будет все время отступать, эта невидимая армия, нам придется бросить наши шпаги и взять хлысты!
Г-ну де ла Герш показалось, что граф Эберар едва сдерживал ухмылку.
— Э! Полноте! Возможно, это будет неосмотрительно! — заметил ему он.
— Докуда же, как вы думаете, любезный наш генерал, доведет нас король? — задумчиво спросил Рено.
— До Праги! — ответил один.
— Может, и до Мюнхена или до Аугсбурга! — предположил другой.
— Да нет же! Я надеюсь, что он остановится только в Вене! — возразил третий.
Глаза графа Эберара метнули молнии.
— Вена далековато, господа! — сказал он.
— Ну так что ж! Граф де Турн туда прекрасно добрался с богемцами! Почему королю Густаву-Адольфу не пойти туда со своими шведами?
— Вот и герцог Померании Божислав Четырнадцатый уже ведет переговоры.
— Он ведет переговоры? — вскричал граф Эберар, привстав.
— Он делает больше: он капитулирует.
— Вы в этом уверенны? — спросил граф, и, увидев, что все взгляды повернулись к нему, снова медленно сел.
— Новость пришла оттуда в штаб-квартиру сегодня утром. Завтра город Штеттин должен открыть нам свои ворота.
— Это место снабжения продовольствием нашей армии, господа! Выпьем за наш первый успех! — сказал один из собутыльников.
— Я собирался вам это предложить! — улыбнулся Рено. Снова наполнили стаканы; когда они были опустошены, тот, что принадлежал графу Эберару, был ещё полон.
— Вот так так! — удивился Арман-Луи, все время наблюдавший за ним.
— Признаться, господа, эта война заявляет о себе грустно! — продолжал г-н де Шофонтен. — Все это выглядит довольно жалко. Уже захвачены три острова, оккупирована одна провинция, один город сдался — и при этом ни единого удара шпаги!.. Это плачевно. Кой черт?! Есть же все-таки у императора Фердинанда какие-то генералы?!
— Ну да, разумеется! — сказал граф Эберар. — У него есть герцог де Фридленд.
— Граф де Тилли!
— И Торквато Конти!
— Еще у него есть великий маршал империи граф де Паппенхейм!
Граф Эберар посмотрел на собеседника.
— Тот, кого в Германии называют Солдат? — проговорил Рено.
— Точно, — ответил граф Эберар. — И немцы, которые воевали под его командованием, уверяют, что он заслужил это славное имя.
— Ну, я тоже видел его однажды, уже давно… Я встретился бы с ним снова лицом к лицу, — улыбнулся Рено.
— Это удовольствие будет вам обеспечено!.. За ваше здоровье господин маркиз! — и на этот раз граф Эберар весело опустошил свой стакан.
— Если все эти знаменитые полководцы намерены воспрепятствовать нашему походу, пусть поспешат. Солдаты, которые воевали под командованием графа Мансфельда, уже торопятся перебежать на нашу сторону. Их уже прибыло сегодня четыре сотни.
— Четыре сотни? — удивленно переспросил граф Эберар.
— И лучших! И ещё множество других, сражающихся вместе с графом Брунсвиком, которых сегодня утром я видел удирающими под шведские знамена.
— Еще говорят, что пятнадцать сотен всадников регулярной армии датского короля Кристиана присоединятся к нам завтра утром.
— А император Фердинанд называл Густаво-Адольфа «снежным величеством»!.. По-моему, сам он, в таком случае, «пыльное величество»! — сказал с улыбкой Рено.
Один гвардейский офицер повернулся в сторону графа Эберара:
— Неужели, сударь, вы сомневаетесь в победе? — спросил он.
Граф Эберар посерьезнел:
— На все Божья воля! Но я не так молод, как вы, сударь, и пусть мой опыт устарел, но вот уже двадцать лет я воюю!
— Двадцать лет! — восхитился Рено.
— А всего у меня их тридцать пять, сударь.
— Возраст короля Густава-Адольфа.
— Да, тот же. Я видел ещё армию старого графа де Тилли… Армия графа де Тилли называется непобедимой, господа!
Рено наполнил свой стакан.
— Достаточно будет одного дня, чтобы заставить её потерять это громкое имя!
Арман-Луи встал. Одна неожиданная идея только что пришла ему в голову.
— За короля Густава-Адольфа! — сказал он. — За его победу! За покорение империи! Пусть придут армии Тилли и Валленштейна, и пусть они будут рассеяны, как разлетятся крупинки соли, которые я бросаю на ветер!
Сказав это, Арман-Луи взял щепотку соли и швырнул через плечо.
Граф Эберар нахмурил брови, и вдруг все увидели у него на лбу две скрестившиеся красные сабли.
— Да это граф де Паппенхейм! — прошептал г-н де ла Герш.
Почти тотчас чужеземец положил на лоб руку и держал её там несколько секунд. Когда он убрал её, кровавый крест исчез, но сколь быстрым не было его движение, Арману-Луи было достаточно, чтобы увидеть этот знак.
Теперь г-н де ла Герш вспомнил, где он видел этого блистательного чужеземца, наполнившего лагерь разговорами о его щедрости, а также — при каких страшных обстоятельствах некогда смерили она друг друга взглядами.
Все встали. Стаканы опустошали с криками: «Смерть империи!» Возбужденные, офицеры не обращали больше внимания на графа Эберара. Он только что уронил свой стакан, который разбился вдребезги.