Операция «Гадюка» - Кир Булычев

– Гони его, Коля, – сказала девушка равнодушным голосом.

И Егор понял, что старшина и есть объект ее страсти. И потерять его – трагедия. Так что у Егора нет шансов.

Он вышел в коридор.

Возле дежурного все так же клубились задержанные и свидетели.

Бомж в рваном матросском бушлате и бескозырке пытался плясать, напевая «Яблочко».

Егор решил пойти в другое отделение. Должно же быть отделение возле вокзала, но в городе.

В зале, напротив входа в отделение, его ждала Верка-снайпер.

– Ничего не получилось? – спросила она.

– Ничего не получилось.

– Ходил доложить?

– Нет. Хотел оставить письмо.

– Я же тебе денег дала.

– Билет купил.

– И куда надо купил?

Сейчас бы послать ее куда подальше, но Егор понял – нельзя. От этой нелепой девицы зависит, может быть, судьба Земли. Надо рисковать.

– Куда надо.

– В Бологое?

– В Бологое.

– В чем проблема?

– Мне надо отправить письмо в Москву.

– Опять деньги? А мне что за это?

– Я через два часа уезжаю.

– А когда вернешься?

– Когда вернусь? Я буду спешить обратно.

– И у меня не задержишься?

– Вряд ли.

– Ох, не люблю я этих честных юношей, Павка Корчагин трахнутый, вот ты кто. Нет того, чтобы пожалеть женщину, подарить ей минуту душевного покоя. Знаешь, как трудно быть женщиной в этой дикой стране? Ты даже не представляешь.

– Ты сможешь отправить письмо?

– Ты сказку про Василису Прекрасную читал?

– Забыл. Ну отправишь или нет?

– Она была лягушкой, – сказала Верка. – Пошли на почту, я с собой конвертов не ношу.

Они отправились на почту, благо она все еще была открыта.

По дороге Егор думал – никакого смысла посылать письмо по почте нет. Пока оно дойдет, все уже кончится и некому будет его получать. Сама мысль отправить письмо могла прийти в голову лишь не совсем нормальному человеку.

Но как отправить весть в Москву?

– Нет, – сказал Егор. – Так не пойдет. Придется тебе завтра в Москву позвонить.

– Этого еще не хватало!

– Придется, Вера, – сказал убежденно Егор.

– Куда звонить-то?

– На почте я все напишу, а потом поговорим.

Егор подошел к стойке. Там лежали бланки телеграмм. И забытая им неподписанная телеграмма.

Егор перевернул бланк и стал писать:

Институт экспертизы. Москва. Телефон 095-876-2365. Гагарина. Здесь его нет. Калерию Петровну. В крайнем случае Катрин.

Вера стояла рядом. Не так уж от нее воняло помойкой. Она куда-то дела свою авоську с бутылками, теперь у нее была лишь потертая сумка через плечо.

Она делала вид, что ей неинтересно и она не подглядывает.

В районе Бологого есть опасный объект. Название Максимово или Максимовка. Туда направлены два агента, Майоранский и Лядов. Доктор Фрейд сделал вакцину, она действует три дня, можно жить у вас. Мне он тоже вколол эту вакцину. Цель агентов прежняя. Если не получили первого сообщения: уничтожение всей жизни на Земле, чтобы обеспечить благоденствие Чистилища. Я их преследую. Они меня в лицо не знают. У меня нет денег. Еду в Бологое поездом 65-бис. Буду там в 5.40 утра. Оттуда надо ехать автобусом. Это все, что знаю точно. Жду помощи. Егор Чехонин.

Вера взяла листок бумаги, прочла, шевеля губами, – видно, не очень успешно училась в школе. Потом спросила:

– Я это по телефону буду говорить?

– Да. Только проверь, чтобы тебя никто не слушал.

– А может, ты псих?

– Нет, я не псих.

– Они меня засекут и посадят, – сказала Верка. – А ты уже – тю-тю!

– Ты позвонишь из автомата. И не будут тебя сажать. Тебе деньги вернут.

– И ты поверил, чтобы у нас деньги возвращали? – удивилась Верка. – У нас догонят и еще отнимут.

– Добро. Я вернусь через три дня. Где тебя искать?

– Знаешь что, – ответила на это Верка. – Возьми свою ксиву обратно. Не мое это дело – может, ты работаешь на западные спецслужбы?

– Я тебя прошу, Вера. Ты единственный знакомый мне человек. Не имею я отношения ни к каким спецслужбам, клянусь тебе! Это наши дела, внутренние!

– Побожись!

Это было совсем неожиданно. Как в книжке Гайдара или Анатолия Рыбакова.

– Кем мне быть!

Неожиданно Вера сильно ударила его кулачком по плечу.

– Заметано, – сказала она. – Но с тебя честное слово под салютом всех вождей.

Бомжиха смеялась, улыбка была лукавой и вполне разумной.

Потом она спросила:

– Ты давно не ел, Егор?

– Несколько месяцев, – честно ответил Егор.

Вера приняла его слова за шутку.

– Пошли в буфет, – сказала она. – Я тебя угощаю.

– Деньги у тебя откуда? – спросил Егор.

– Я бутылки сдала, – ответила девушка. – Ты же видел у меня бутылки.

В вокзальном буфете было почти пусто.

Они взяли по стакану чая и по булочке с сосиской внутри.

Егор хотел есть, но, когда он откусил от булки, оказалось, что он и кусать разучился.

И глотать было трудно.

– Ты что, больной? – спросила Верка.

– В общем, больной, – признался Егор.

– Не заразный?

– Чтобы заразиться, к нам надо попасть, – сказал Егор.

– А где вы живете?

– Внизу, в аду, – ответил Егор.

– Я на тебя гляжу и думаю: ты сумасшедший или притворяешься? Можно я твою сосиску доем?

– Ешь.

Потом они прошли по перрону. Многие оборачивались, смотрели на Верку. Егору было чуть неловко, что на нее смотрят.

– Ты нарочно так разоделась? – спросил он.

– Нечаянно, – сказала Верка. – Но если я тебя компрометирую, то сейчас исчезну.

Она остановилась, протянула ему руку и сказала:

– Прощай. Я завтра позвоню.

Глава 14

Гарик Гагарин

Я живу в однокомнатной кооперативной квартире в блочном панельном доме без прикрас.

Места хватает для библиотеки, компьютера, тренажера, дивана, письменного стола и кухни с минимальным набором посуды. Как что бьется, я покупаю новую чашку. А еще чаще мне их дарят девушки. Среди моих знакомых есть обычай – дарить мне чашки, чтобы я их спокойно разбивал, не беспокоясь о последствиях.

Но чашки имеют обыкновение обгонять поток подкрепления.

Вчера я разбил английскую кружку, которую так берег, уж очень она была удобна, по руке, и главное, велика. На ней была надпись «Я люблю кофе». Только вместо слова «люблю» изображено красное сердечко.

Больше ничего плохого вчера не произошло.

Что в театр собирались с Катрин и не пошли – в конце концов, это не у меня насморк, а у нее.

Значит, в плохом настроении была виновата только чашка.

В дурном настроении я лег пораньше.

А ночью проснулся от того, что настроение испортилось совсем.

В полусне я вспомнил о том, что жизнь моя не сложилась, что я – урод, что со мной девушки в театр не ходят, что разбилась последняя хорошая чашка...