Блистательный обольститель - Кристин Монсон

Но они были уже разделены, хотя его губы все еще прижимались к ней. Как ослабевающий прилив, это великолепие ушло, и Анне-Лиз опять замкнулась в себе. Этой любви не должно было быть, заговорил ее рассудок, его тяжелая логика возводила непреодолимые барьеры. Чтобы любить этого человека, она должна принимать его полностью. Она должна вечно терпеть груз его гордости так же, как и его тщеславие.

И она не могла.

Дерек заметил, что Анне-Лиз снова о чем-то напряженно думает. Он стал опять страстно целовать ее, надеясь своей нежностью отогнать все ее страхи и сомнения. Глаза Дерека были темными, и в них она прочла его немой вопрос.

— Ты же знаешь, — прошептала она, — ты знаешь, что ничего не изменилось. Я не могу оставаться с тобой, Дерек. Мы последний раз вместе.

Услышав эти слова, он вздрогнул и проговорил:

— Ты любишь меня, Лиз, так же, как я люблю тебя. И это никогда не кончится для нас. Несмотря ни на что, ты победила меня, ты приходишь ко мне так же естественно, как дождь падает на землю. И этот год и следующий, и так долго, пока вертится земля, ты останешься моей.

— Ты ошибаешься, Дерек, — тихо возразила она. — Я принадлежу себе и Богу. Бог не велит мне идти против своей совести…

— Ты покорилась не Богу, а своему страху, — он был неумолим. — За все это время ты не научилась доверять мне. Что я должен сделать, чтобы доказать мою верность тебе? Отдать мою жизнь? Я могу, ты знаешь это.

Ее тонкие пальцы коснулись его щеки:

— Мне не нужна твоя жизнь, Дерек, мне нужно твое понимание. Я не могу просить тебя стать тем, кем ты быть не можешь. Я не могу просить тебя отказаться от наследства, титула, твоих родных и друзей.

Он в отчаянии почти закричал:

— Я уже отказался от Клермона. Разве это, черт возьми, не значит, что я не могу жить без тебя?

Она медленно поднялась и натянула сари:

— Я не всегда буду молодой и желанной, Дерек, — она была бледна и спокойна. — Это лицо и это тело в один прекрасный день будут изборождены морщинами. Мои волосы поседеют, это так же верно, как то, что луга Сассекса побелеют зимой. И однажды ты пожалеешь о своем выборе.

Он нетерпеливо вздохнул:

— В жизни все возможно. Если кто-то уснет на дежурстве, мы можем оказаться мертвы завтра утром. Если муссоны не задуют вовремя, будет плохой урожай. А если будут дуть сильные ветры, мы улетим отсюда к чертовой матери! — Он схватил ее за руку. — Я не собираюсь пользоваться твоими отговорками, мы должны жить сегодня, а не завтра или послезавтра, особенно теперь, когда никто из нас не знает, наступит ли завтра…

Она мягко высвободила руку:

— Я не могу этого сделать, Дерек. Господь потребует расплаты и за завтра, и за сегодня. Я не хочу завещать моим детям свои грехи.

Он хмыкнул, криво усмехаясь:

— Если осада продлится, ты еще увидишь наших внуков, — он встал. — Ладно, хватит, пойдем, я провожу тебя на женскую половину. Отдых пойдет тебе на пользу.

Пока они шли, он снова несколько раз поцеловал ее, как будто боялся, что это может быть на самом деле в последний раз:

— Скажи, что ты не будешь пока принимать последнего решения. Дай мне еще немного времени…

— Нет, — ответила она мягко, но твердо, — я только человек, Дерек, как ты хорошо знаешь. Если я продолжаю заниматься с тобой любовью, то лишь поддаваясь слабости. Пожалуйста, предоставь мне возможность сделать мой собственный выбор.

Он нежно погладил ее по голове.

— Хорошо, но обещай мне, что еще немного подумаешь, его пальцы запутались в ее волосах, когда он запрокинул ей голову, чтобы поцеловать. — Я упрям, миссис О'Рейли.

Она тихонько рассмеялась:

— Фу, сэр, с вами невозможно справиться.

Когда его губы нашли ее, она снова безвольно капитулировала, и вдруг краем глаза увидела, что совсем рядом с ними кто-то стоит, и с ужасом убедилась, что это Мариан. Анне-Лиз уперлась ладонями в грудь Дерека.

— Что случилось? — пробормотал он изумленно, но, проследив за ее взглядом, обернулся и увидел Мариан, которая насмешливо улыбалась.

— Пора спать, детки. — На фоне открытой двери четко вырисовывались изгибы ее роскошного тела. Мариан повернулась и прошла назад, на женскую половину.

— Спокойной ночи, Лиз. Я пойду на крышу сменить охрану, — прошептал Дерек. — Пусть все ангелы поют тебе колыбельную.

Она прижалась к нему — ей не хотелось оставлять его сейчас.

За полотняной занавеской были видны голые стены холлов и комнат женской половины, на полу лежали меловые полосы лунного света. Мариан шла впереди, осторожно ступая между спящими на полу женщинами и детьми. В дальнем углу Мариан остановилась и кивнула Анне-Лиз:

— Здесь, рядом со мной, — прошептала она. — Завтра мы набьем соломой матрас.

Анне-Лиз легла на полу. Голые доски были твердыми и холодными, но она все равно почувствовала облегчение, что длинный день наконец подошел к концу. Подобрав какое-то тряпье, она соорудила себе подушку. Никто не мог выспаться как следует, пока отряд Хэйвлокка пробивался через город. Все боялись, что их в любой момент могут уничтожить. Теперь обитатели резиденции успокоились и затихли, только иногда ворочались спящие и вскрикивали во сне дети. Через минуту она уже почти спала, как вдруг сквозь сон почувствовала чье-то бесшумное движение и открыла глаза: Мариан, тихо, на цыпочках шла по комнате и через секунду выскользнула в дверь. «Что за женщина!» — думала устало Анне-Лиз, подозревая новые козни. И как ей ни хотелось спать, минуту поколебавшись, она все же быстро надела сари и направилась вслед за Мариан. Хотя в резиденции было темно, Анне-Лиз старалась держаться на расстоянии, чтобы Мариан ее не заметила.

Мариан явно направлялась на крышу. Анне-Лиз тихонько следовала за ней. За балюстрадой был виден город. Расположившись на некотором расстоянии друг от друга, на крыше стояли часовые с винтовками. Мариан скользила от одного к другому, пока наконец не нашла Дерека. Анне-Лиз узнала его по высокому росту и тюрбану на голове. Он вздрогнул от неожиданности, когда увидел Мариан.

Анне-Лиз спряталась в тень, за колонну. Она почти ничего не слышала из их разговора, зато видела их хорошо. Ей было очень стыдно, что она шпионит за ними. Однако Анне-Лиз достаточно знала Мариан, чтобы доверять ей. Она должна была убедиться, что Дереку можно верить. Ей бы очень этого хотелось. Она слишком хорошо помнила боль, которую они ей причинили в Сассексе. Если же он не изменился с тех пор, тем лучше — у нее будет причина порвать с ним навсегда. Мариан тем временем прижалась к Дереку. Он не обнял ее, но и не оттолкнул. До Анне-Лиз донеслось тихое хриплое бормотание Мариан, потом низкий голос Дерека. Когда же он отрицательно покачал головой, голос Мариан поднялся почти до крика и в нем звучала злоба: