Чудовы луга - Ярослава Кузнецова

Лайго прижал карту ладонью, задумался. Черные непроницаемые глаза тоже обвело алым с недосыпа — были пределы даже силам несгибаемого найла. У рта залегли жесткие складки, делавшие длинное лицо совсем уж тощим и костистым.

— У нас южная башня плохо прикрыта… — сказал он наконец. — Возможно, пойдут в обход…

— Верно мыслишь.

— Если бы эти люди нормально слушались приказов… — найл стиснул руку в кулак. — Но они — как звери. Толпа кровожадных баранов. Мой сын говорит… что жажда крови застит им глаза.

— Твой сын умен для своих лет. Не то, что этот чертов мальчишка! — Чума не выдержал и ударил ребром уцелевшей ладони по столещнице. — Я смотрел из окна — когда штурм захлебнулся, вы могли бы ударить в ответ, контратаковать… А он вместо этого носился по стене, как бесноватый упырь. Кидается только на то, что видит!

Старый рыцарь поперхнулся и задышал тяжело, с присвистом.

— Когда мы начали побеждать… я не решился открыть ворота, — Лайго покачал головой. — Вся толпа ринулась бы наружу, рассеялась и их перебили бы по одиночке. Невозможно командовать людьми, которые не слушают приказов. Только те, кто пришел со мной, и сохранили какое-то подобие рассудка. Боги, легче сражаться с помощью лесного пожара…

— Так было и в прошлый раз! Мальчишка убивал для собственного удовольствия, чтоб у него руки отсохли, вместо того, чтобы сжечь лесопилку… И его оборванцы вслед за ним лакали кровь, как псы. Отказался он от бесовской силы, как же! Сам по себе… щенок он сам по себе, хоть и вырос здоровенный бугай…

— Но он дальновидно пощадил лорда Раделя.

— Дальновидно… он и слова-то такого не знает. Демоны того спасли… Не иначе. Да черт с ним. Пускай рубит, кого хочет. Лишь бы продержался до того, как ударят морозы. Радель готов к переговорам, а вот тот, другой… видимо, королевский приказ звучит недвусмысленно.

— Смерть настигает нас лишь однажды, — задумчиво сказал Лайго. — Не о чем жалеть.

— Я не хочу, чтобы смерть настигла меня должником, Экель. Я всегда расплачивался, всегда.

— Осыпь на южной башне можно укрепить…пару возов туда поставить. Если основной прорыв начнется здесь… — Лайго потыкал в карту. — Похоже, что их предводитель не из тех людей, что легко отступают. Тропа узкая, но людей провести можно, мы сами там шли. Я поговорю с Каем.

— С таким же успехом можешь о стену лбом побиться. Поверь мне, он уже в стельку пьян и валяется у своей бабы…

В дверь постучали, вежливо, но решительно.

Лайго встал, звякнув железом, отпер засов. На пороге мялся Заноза.

— Вы это… благородные сэны… слышь, Чума… там их лордское высочество праздновать затеяло.

Чума выматерился себе под нос.

— Приглашает вас, гневается, — гнул свое разбойник. — Отчего мол, нету на пиру. Солонины бочонок открыть велели и вот еще вина, которое у купцов зимой взяли. Ты его еще на лечение себе отложил…

Найл поднял бровь. От Занозы ощутимо несло дорогим хесером.

— Лайго, помоги подняться, — мрачно сказал Чума. — Пойдем, поздравим наше блядское высочество с великой победой.

— Сэн Расон…

— Да-да, знаю, ты ему служишь, не мне. Но надо втемяшить в смазливую башку хотя бы начатки плана. Может, пока пьян, легче пойдет.

Лайго молча поднял увечного рыцаря на ноги и подставил плечо.

30

Зеленое свечение ширилось, разрасталось, а потом воздух вокруг и даже падающий снег засияли зеленым. Светился туман, фосфоресцирующее облако, окутанное перистым покрывалом парящих снежинок, темных на фоне сияния. Снежинки уже не долетали до земли, и под ногами чавкали лужи.

Дохнуло теплом, сладковатым запахом цветения и тлена. Сияние приняло Котю как парная вода, и сомкнулось за спиной Радо, отделив их от холодной ночи на пороге зимы.

Тальен тихонько присвистнул.

— Да тут прямо лето. Курорт.

— Ку… что?

— Место для отдыха нобилей. В приятной местности. Для поправки здоровья. Когда-то многие южные города были драконидскими курортами. Аметист, например. Альта Марея.

— Где это?

— Ох, Котя. Потом расскажу.

Тальен вертел головой. Разглядеть можно было лишь небольшой пятачок под ногами, кочки с бурой, но живой травой, пятна разноцветного мха, желтенькие цветы, похожие на гусиный лук. Жидкую грязь покрывали пурпурные полосы и пятна золотистой охры — то ли пыльца, то ли цветущая плесень.

— Дядь предупреждал, змеюк тут много. Смотрите в оба, благородный сэн.

— Смотрю, смотрю… Где чудь ваша? Попрятались, что ли?

— Мож, и попрятались. Подглядывают втихую, небось.

— У-ух! Грязь-то теплая! Сквозь сапоги чувствую…

Котя тоже чуяла, как потихоньку отмерзают ноги в промокших сапогах, как отпускает стиснутые на слеге пальцы. Тепло благодатно, особенно для усталого и намерзшегося в снегу. Вот так и вентискина мать, бедная женщина, легла на теплый мох. И больше уже не встала. Спать в Чаруси нельзя, не вернешься.

А он тут жил столько лет. По этим мхам ходил, этим воздухом дышал. Тяжелый между прочим, воздух-то. Отравный. Подышишь лишку — внутри и захлюпает, как у батьки хлюпало.

— Ого, какие штуковины тут растут!

— Не троньте, добрый сэн, почем знать, мож ядовитые!

— Ясно, ядовитые. Такая хренотень не может не быть ядовитой.

Штуковин тут росла целая полянка. Беловатые фунтики в багрово-черных прожилках, будто свернутые из крыльев гигантских бабочек, каждый с цветком-бабочкой на гибком стебельке. Тальен прошелся по фунтикам концом слеги — трррр! Хлоп-хлоп-хлоп! — в ответ цветы захлопнулись, словно крышки кувшинов, явив бурые шипастые изнанки.

— Хищ-щ-щники! — непонятно чему обрадовался Тальен.

— Змеюка ползет! — Котя взяла наизготовку шест.

— Гусеница, — успокоил ее рыцарь. — Корова какая! Кто ж из нее выведется?

Зеленая гусеница величиной с руку несла на заду рог с красными флажком и пару нарисованных глаз. В три приема перевалив через кочку, она ляпнулась в багряную грязь и медленно затонула. Флажок некоторое время торчал из грязи, но затем утянулся и он.

— Гусеница, змеюка, — проворчала Котя, сурово всматриваясь в зелень. — Один черт…

Зелень тут, правда, была все больше бурая, лиловая или пурпурная. Крупные листья, цельные или прихотливо изрезанные, петлистые стебли, воздушные корни. Цветы, один другого удивительней. Все покрывала водяная пленка или капли росы.

— Ау! — Тальен сложил ладони рупором. — Есть тут кто? Вылезайте! Чудь-чудь-чудь! Цыпа-цыпа!

Голос увяз в тумане. С листьев и травинок беззвучно капала вода. Кочки и мшистые гребешки разделяли озерца разноцветной жижи, в свою очередь расчерченные ручьями чистой воды. Кое-где торчали спины камней — таких же окатанных и круглых, как у Жабьей Горки. Виднелись желтые и белые намывы песка.