Христос в Жизни. Систематизированный свод воспоминаний современников, документов эпохи, версий историков - Гусляров Евгений Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ч. Додд. С. 44.
Обычно слово «аминь» встречается в конце молитв или высказываний, Иисус же использовал его в качестве вводной части своих изречений. В начале 60-х гг. был найден фрагмент документа, свидетельствующего о совершении сделки, и в этом документе современники Иисуса торжественно заявляют: «А m е n , amen , ani jo ashem »,что значит: «Аминь, аминь, я невиновен». Похоже, что Иисус позаимствовал эту основательную и убедительную формулировку из судебной присяги. В еврейском языке слова «вера» и «аминь» происходят от одного корня. «Аминь» фактически является единственным разрешенным утверждением: «Можешь этому верить; это правда».
Р. Сантала.С. 110–111.
Евреи любили выражаться таким образом. Знаменитые раввины отличались своими притчами и остроумными изречениями. Каждый народ отличается особым литературным складом.
А. Дидон. С. 348.
Был Соломон мудрее всех людей... и изрек он три тысячи притч, meshalum (III Цар. 4:31-33).
Но вот, здесь —(в притчах Иисуса .— Е. Г.) — больше Соломона (Мф. 12:42) —по слову самого Господа.
Д. Мережковский. С. 266.
…Не находим мы у Него также, как часто утверждали поверхностные люди, какого-либо органического соприкосновения с еврейской мудростью: стоит лишь прочесть Иисуса сына Сирахова, которого чаще всего привлекают для сравнения, и задаться вопросом: разве этот дух тот же самый? У Сираха, этого еврейского Марка Аврелия, даже самые прекрасные изречения, например: «Стремись к правде до самой смерти, и Бог защитит тебя» или: «В устах глупых сердце их, уста же мудрых — в сердце их» — звучат точно из другого мира, если сравнивать их со словами Христа: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю; блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят», «Возьмите иго Мое на себя, и научитесь от Меня; ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим. Ибо иго Мое благо и бремя Мое легко». — Так никто еще не говорил раньше, никто не говорил и после.
Г. Чамберлен. С. 19.
Если кто-то мог бы собрать из иудаизма всё то, что аналогично учению Иисуса, и объединить это в маленьком, удобном для использования томике, то все равно было бы невозможно составить работу, имеющую такую же ценность. Единство, аромат, дух и гений отсутствовали бы в ней…
С. Мантефиоре. С. 87.
Как ни прекрасны и глубоки многие притчи в Талмуде, левая критика только по недостатку религиозного и художественного вкуса может сравнивать их с евангельскими притчами: школьным потом пахнет от тех, а от этих — росною свежестью Галилейского утра; то, человеческое, отличается от этого, Божьего, как земные огни — от звезд небесных.
Д. Мережковский. С. 266.
В Евангельских повествованиях постоянно повторяется выражение: «Народ дивился учению Его…» Даже те, которых посылали с целью уловить Его на словах, возвращались пораженные. «Никогда человек не говорил так, как этот человек», — говорили они своим начальникам…
А. Дидон. С. 275–276.
И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им?
Он же сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царства небесного, а им не дано... Потому говорю им притчами, что они, видя, не видят, и слыша, не слышат, и не разумеют.
Матфей. 13:10–13.
Глубокое понимание природы подсказывало Иисусу выразительные образы. Иногда замечательная тонкость, то, что мы называем остроумием, возвышала Его изречения; в другой раз их живая форма зависела от удачного, ко времени, употребления популярных пословиц: «Как можешь ты сказать брату твоему: дай, я выну сучек из глаза твоего, когда в твоем глазу бревно. Лицемер! вынь раньше бревно из глаза твоего, и тогда ты можешь вынуть сучек из глаза брата твоего».
Э. Ренан. С. 101.
Слово «притча» охватывает широкий спектр литературных форм, однако все те образцы, которые мы встречаем в Евангелиях, представляют собой немногословные и всегда реалистические зарисовки привычных ситуаций человеческой жизни. Это короткие рассказы о путнике, который был ограблен разбойниками и лежал израненный у дороги, пока отзывчивый прохожий ему не помог; о дельце, который вверил своим подчиненным деньги, и о том, как они ими распорядились; о людях, нанятых на временную работу в винограднике, и о том, как они заспорили, сколько за какое время платить. Сжатые бытовые зарисовки: рыбаки вытаскивают невод с уловом, дети ссорятся на базарной площади, мальчик наблюдает за работой отца и, подражая ему, учится ремеслу. Подчас простой оборот вызывает наглядный образ: «Когда зажигают светильник, не ставят его под горшок»; «Не ставят заплаты из новой ткани на старую одежду».
Ч. Додд. С. 37–38.
Индусы предпочитают небылицы и фантастические рассказы, греки и римляне — разговоры и басни, иудеи — притчи и пословицы. Избрав этот род народного образования, Иисус придал ему простоту, истинность, умеренность и прелесть, каких до Него не знали. Большая часть Его притчей врезалась в память народа; они осуществляют собою прекрасное во всей его полноте, человечество их знает и наслаждается ими, ребенок разбирает их по складам, взрослый в них вдумывается; невежда понимает их, глубоко мыслящий человек находит в них бесконечный свет.
А. Дидон. С. 348.
Его проповедь была сладостной и нужной, полной простоты и благоухания полей. Он любил цветы, и они служили Ему очаровательными примерами. Птицы небесные, море, горы, игры детей — все это затрагивалось в Его поучениях.
Э. Ренан. С. 152.
Наверное, во всей словесности нет ничего равного по совершенству притче о полевых лилиях. Вот Он берет маленький цветок и говорит, как он прост, даже бессилен; потом вдруг расцвечивает его пламенными красками, и цветок становится чертогом великого, славного царя; и тут же обращает в ничто, словно бросает на землю, — «...если же траву на поле, которая сегодня есть, а завтра пойдет в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры». Когда я читаю эту притчу, мне кажется, что по мановению руки, силою белой магии возникает Вавилонская башня, только добрая, не злая, а на ее далекой вершине стоит человек, вознесенный превыше небес по звездной лестнице легкой логики и вдохновенного воображения. С литературной точки зрения эта притча лучше всех наших книг, хотя привел Он ее вскользь, невзначай, словно сорвал цветок. Само ее построение показывает нам, насколько Он выше простых проповедников опрощения. Только очень тонкий и очень высокий ум (в самом лучшем смысле слова) способен сравнить низшее с высшим, а высшее — с высочайшим, мыслить на трех, а не на двух уровнях. Только очень мудрый человек поймет, например, что гражданская свобода выше рабства, но духовная свобода выше гражданской. Так не мыслят упростители Писания, призывающие к «евангельской морали», которую одни зовут простой, другие — сентиментальной. Так не мыслят те, кто довольствуется призывами к миру во что бы то ни стало. Кстати, поразительный пример такого хода мысли — слова о мире и мече. Человек, лишенный этой силы, не поймет, что, хотя добрый мир лучше доброй ссоры, добрая ссора лучше худого мира. Таких сравнений в Евангелии немало, и я не перестаю дивиться им. Так, объемное тело глубже и выше двухмерных существ, обитающих на плоскости.
Г. Честертон. С. 218.
Иисус любил парадоксы, и в иносказании о верблюде и игольном ушке Он образно показал тот потенциал, которым обладает Бог. «Человекам это невозможно, Богу же все возможно». Верблюд фигурирует также и в другом месте Евангелия, где Иисус осуждает фарисеев: «Вожди слепые, отцеживающие комара, а верблюда поглощающие…»