Серебряная рука - Джулиана Берлингуэр

Беда в том, что Осман не единственный, кто разыскивает чудесную серебряную руку. Ее жаждет заполучить и маркиз де Комарес, который, поборов собственную жадность, разослал повсюду эмиссаров, снабдив их всеми правами и наличными деньгами. Ее ищет также и маркиза Шарлотта-Бартоломеа. Именно маркиза поставила в известность Османа Якуба о своем священном обете и вздорном капризе супруга. Маркиза ищет эту руку во имя любви, маркиз — из ненависти, дабы выставить ее среди своих трофеев в насмешку над Аруджем. Осман согласен с маркизой, что цели обоих супругов прямо противоположны. И во имя их общих с Шарлоттой нежных воспоминаний об Арудже, Осман, вместо того чтобы видеть в маркизе соперницу, соглашается сотрудничать с ней. Тем более, что она пообещала подержать у себя серебряную руку недолго, пока не утешится, разумеется, если вообще удастся раздобыть желанный трофей, а затем отослать в Алжир, где ей и надлежит быть.

Маркиза уверена, что доберется до этой руки раньше, чем ее муж, так как назначила за нее такой огромный выкуп, что по сравнению с ним вознаграждение, предложенное маркизом, может показаться милостыней. Кроме того, маркиз упрям в достижении своих целей, но скуп, тогда как она может рассчитывать на знакомства, связи, друзей и клиентов, о которых ее общительный муж не может даже мечтать. Уже не говоря о том, что маркиза терпелива, умеет ждать и обладает в данном случае всеми преимуществами.

Обо всем этом она сообщает своему другу Осману Якубу в письмах, которые часто посылает в царский дворец в Алжире.

«Люди такие странные, как часто меняются их настроения, симпатии, увлечения!» — думает Осман Якуб, все больше утверждаясь в мысли, что если уж небо никогда не бывает одинаковым и даже реки меняют свои русла, то вполне естественно, что изменяется и душа человека. «Пока живу, меняюсь», — изрекает Осман, удивленный собственным открытием, хотя речь идет о законе, древнем, как мир, который и сам он не раз подтверждал своим существованием. Но теперь этот закон служит объяснением, почему мадам Комарес, забыв о брани и капризах, стала писать ему дружеские письма, после того как Арудж-Баба столь трагически ушел из жизни.

Письма благородной дамы всегда начинаются одинаково, и эти слова стали своего рода ритуальными:

«Дорогому и верному другу нашего общего покойного Друга».

Это очень скучные и плохо написанные письма, требующие к тому же ответа, но Осман с благодарностью хранит их как дань уважения Аруджу.

Каждый поминает умерших по-своему. Писать письма слуге не хуже, чем губить людей в бесконечных войнах, как это делают Хайраддин и Хасан. Почему, например, эти двое снова отправились на войну? На благо государства, в чем оба они убеждены? Вовсе нет. Они отправились воевать, чтобы не чувствовать отсутствия Аруджа, а, может быть, сделать то, что понравилось бы ему.

Хасан в отъезде недавно, он уезжает и возвращается, бросается из одного приключения в другое, и это вполне оправданно в его возрасте, но Хайраддин отсутствует давно, а в его возрасте самое время одуматься.

Он взял Тунис, но не вернулся, потому что, по его словам, ситуация в городе неспокойная. Теперь там стало еще хуже, еще опаснее, судя по тому, что Осман слышит в казармах и в порту, и по тому, что пишет мадам Комарес, которая живет при дворе неприятеля и, сама этого не замечая, сообщает ему очень ценные сведения. Осман говорит «при дворе неприятеля» потому, что, хотя Карл Габсбургский и не является правителем Туниса, император Священной Римской Империи всегда остается врагом правителей Алжира, и, когда они где-нибудь выигрывают войну или сражение, он испытывает неодолимую потребность напасть на них со своими пушками.

В воздухе повисло ощущение опасности, но оно привычно, оно было всегда, а Осман просто пытается разыскать серебряную руку и живет, как и решил, при банях, где черпает куда более подробные сведения об испанских делах, чем Шарлотта-Бартоломеа, живя при дворе императора.

XIX

Волны с равномерным плеском бьются о прибрежные камни. Барки скользят по воде и причаливают к берегу почти бесшумно. Из них выпрыгивают темные тени и поспешно поднимаются вверх по склону. Так же бесшумно в полной темноте, не пропуская ни единой полоски света, открываются двери, из-за которых тоже выскальзывают темные силуэты и в месте, где все дороги сходятся — на площадке над морем — присоединяются к тем, кто уже поднялся сюда с берега. Все новые и новые тени появляются из дверей старых зданий и из переулков испанского города-крепости.

От площади дорога ведет к храму и к новому городу, где резиденции испанцев утопают в густых, благоухающих садах и на самом верху виднеется укрепленный гарнизон.

Черные кошки о двух ногах направляются именно туда. Их ведет Хасан из рода Краснобородых, тоже вымазанный черной, словно сажа, краской.

У стен гарнизона их поджидают другие вооруженные люди, расположившиеся рядом с будками часовых.

Первое действие разыгрывается в полной тишине. Жертвами его становятся испанцы-часовые. Никто из них не успевает подать сигнал тревоги, крикнуть или хотя бы застонать. Все так же, в полной тишине, основные силы нападающих окружают гарнизон, другие занимают позиции чуть ниже, окружая жилища испанцев.

Раздается крик потревоженной птицы. Это сигнал к атаке.

На зубчатую стену набрасывают веревки с крюками, приставляют к ней шесты и лестницы, по которым одна за другой поднимаются черные тени.

Мощный клич, подобный призыву «на абордаж», как при захвате кораблей, пронзает ночь. Двери испанских домов и железные ворота гарнизона открываются одновременно.

В гарнизоне большинство солдат зарезаны во сне, лишь несколько человек еще сражаются, так что среди нападающих тоже появляются первые раненые и убитые. Однако в целом испанцы были уничтожены почти сразу, даже не успев оказать никакого сопротивления. Гарнизон захвачен.

В новом городе испанские семьи вырезаны полностью — ни один человек не должен был спастись, чтобы не подать сигнал тревоги более мощным воинским подразделениям по другую сторону холма или в форт, который расположен у входа в залив. Убивают даже собак, ослов и мулов. Вот мертвый котенок в обнимку со своим убитым мальчиком-хозяином. Много крови. Мало стонов и криков. В садах вокруг испанских домов вновь воцаряется тишина.

Новость достигает площади и узких улиц старого города, где живут мориски.[8] Люди выходят на улицы, как в дни праздника. Их рабство кончилось.

Воины с закрашенными черными лицами, берберы и мориски, участвовавшие в операции, спускаются с холма и присоединяются к женщинам, детям, старикам и больным. Множество людей высыпает на улицы из домов. Тех, кто не может идти сам, несут на плечах. Плачет, испугавшись шума и темноты, только что проснувшийся малыш.