В битвах под водой - Ярослав Иосселиани

— Ну как, Паша, успел сфотографировать что-нибудь? — спросил я.

— Нет, — огорченно ответил матрос, — меня прогнали с мостика… мешал.

— Кто прогнал?

— Старший помощник. Говорит: и без тебя тут хватает…

— Ну, ничего, — успокоил я матроса, — в следующий раз прикажу, чтобы тебе дали возможность сфотографировать ночной торпедный взрыв. Сегодня взрыв был какой-то… невыразительный, ты все равно не успел бы его снять…

— Да он и другой раз не снимет, — вмешался Глоба.

— Почему? — удивился я.

— Да здесь же позировать никто не будет, а работать быстро он не может… Ползает, как медуза…

— Нет, товарищ капитан-лейтенант, с аппаратом я работаю быстро.

— Ну, посмотрим, как ты работаешь, — решил я положить конец спору, завтра или послезавтра еще кого-нибудь встретим, атакуем, а ты снимай.

На следующий день действительно встретили немецко-фашистский конвой.

Накануне вечером мы получили радиограмму, извещавшую, что из Бек-фьорда вышел конвой в составе пяти транспортов, трех эскадренных миноносцев и нескольких малых судов.

По нашим расчетам, он должен был подойти к нашей позиции около пяти часов утра.

Мы начали готовиться к бою…

Ночь была темная. Сильная зыбь мешала работе гидроакустика. Северо-восток, откуда мы ожидали появления противника, затянуло туманом. Видимость упала до нескольких кабельтовых.

Ранним утром мимо самого носа нашей лодки неожиданно пронесся на полном ходу вражеский эскадренный миноносец. Волнением лодку сильно подбросило. Но с корабля нас не могли заметить, так как мы находились на фоне высоких скалистых гор.

Я понял, что мы не сумели своевременно обнаружить конвой. И это могло кончиться печально. Справа от нас двигалась армада кораблей: четыре транспорта в сомкнутом строю следовали один за другим, за ними шло много мелких судов. Эскадренный миноносец, жертвой которого мы чуть было не стали, шел головным на большой скорости.

— Оба полный назад! — скомандовал я вслед за объявлением боевой тревоги.

Я успел хорошо рассмотреть передний транспорт пассажирского типа водоизмещением 10–12 тысяч тонн. Его плохо затемненные иллюминаторы были отчетливо видны на близком расстоянии.

— Аппараты! Пли! — раздалась команда, когда форштевень первого транспорта достиг линии прицеливания. И торпеды понеслись по курсу подводной лодки.

Одна из них взорвалась у борта первого транспорта в районе фок-мачты. Пожар мгновенно охватил судно, которое на наших глазах переломилось пополам.

Но вот раздался новый взрыв. Это вторая торпеда попала в другой транспорт — третий в строю вражеских судов. Взрыв оказался еще более сильным. Горящие обломки судна, взлетевшие на большую высоту, падали в воду. А еще через несколько минут судно исчезло под водой.

Зарево от взрывов следующих двух торпед, попавших в цель, было таким ярким, что на подводной лодке капитана третьего ранга Каланина, находившейся в двадцати двух милях от мыса Нордкин, хотели было сыграть «срочное погружение», чтобы не быть замеченными береговыми постами наблюдения. Другая наша соседка (лодка капитана третьего ранга Колосова), находившаяся в семнадцати милях от нас, тоже видела зарево. В ее вахтенном журнале было записано: «По пеленгу 240 градусов две шапки пламени на горизонте».

Немудрено, что мы были обнаружены. Многочисленное охранение корабля (количество судов точно нам так и не удалось установить) бросилось в атаку на нас. А головной миноносец, как докладывал сигнальщик, открыл по лодке артиллерийский огонь. Проверить правильность доклада я не успел. Подводная лодка приближалась к берегу задним ходом и каждую минуту могла налететь на камни.

— Всё вниз! Срочное погружение!

Находившиеся на мостике кубарем скатились вниз. Через несколько минут мы были на глубине 55 метров. — Слева сорок шесть шум винтов приближается! послышался голос Бордока.

Я подал команду на уклонение, но в этот момент раздались взрывы первой серии глубинных бомб, ложившихся по левому борту подводной лодки. Противник, очевидно, бомбил наугад, не имея с нами гидроакустического контакта.

Подводники, хорошо знавшие цену бомбовому преследованию, казалось, были спокойны, только Паша не на шутку заволновался. Широко раскрыв свои круглые карие глаза, он озирался по сторонам, словно просил помощи.

— Что, струхнул немножко? — тихо посочувствовал ему Поедайло. — Ничего, это со всеми бывает… а потом проходит. Бомбы далеко Падают… Вот рыбу жалко.

— Какую рыбу?

— Как какую? Треску. Они ведь ее глушат…

— А-а! — махнул рукой Паша. — Черт с ней, с рыбой! Новая серия бомб разорвалась не ближе первой.

— Ближе! — вырвалось у Паши.

— А наш фотокорреспондент застрял в центральном? — сделал я вид, будто только сейчас заметил матроса.

— Вы почему не в своем отсеке? — набросился на Пашу Глоба.

— Меня… меня не пустили. Мешаешь, говорят… Бомбы, очевидно, почтой одновременно брошенные с двух кораблей, немного тряхнули корпус подводной лодки.

— Расстояние до бомбящих миноносцев превышает десять кабельтовых, доложил Бордок, — по курсовому сто три и сорок левого борта удаляются быстро! Другие шумы не прослушиваются!

— Видишь, даже удаляются, — возобновил я прерванный разговор. — Ну, а как твой снимок, Паша? Взрывы были хорошие!

— А-а! — махнул он рукой и чуть не разрыдался. — Уронил аппарат за борт…

— Так ведь ты его на ремне носил!

— Когда взорвались торпеды, я не помню, что я сделал… Только аппарат вместе с футляром упал за борт…

— Ничего, ничего, это бывает по первому разу, — вмешался Поедайло, наклонившийся над журналом записи событий, — потом проходит…

Кто-то прыснул. Вероятно, этот рассказ рассмешил бы и других, но новые и довольно близкие разрывы отвлекли наше внимание от матроса.

— Охотники! Приблизились неожиданно справа! Сейчас отвернули, удаляются по корме! — сообщил Бордок.

— Здесь у них база, — вслух рассуждал я, — пошли в сторону кормы, значит, они тоже бомбят наугад и считают нас где-то сзади…

Преследование длилось четыре часа. Мы отделались только несколькими разбитыми электрическими лампочками — этими первыми жертвами глубинных бомб.

Оторвавшись от врага, лодка с наступлением утра всплыла в надводное положение, и мы увидели густой слой нефти, расплывшейся по поверхности моря. Это было все, что осталось от транспортов.

Так, закончили мы свой последний поход в дни Великой Отечественной войны.

Вместо послесловия

После окончания войны прошло много лет. Как-то перед выходом в море я решил просмотреть накопившуюся корреспонденцию.