Костры Эдема - Дэн Симмонс

Мистер Клеменс поднял орех.

– Знаете, мисс Стюарт, мне хочется налить сюда воды, чтобы преподобный Хеймарк тоже помылся. – Помолчав, он добавил: – Но что-то мне подсказывает, что этого делать не надо.

– А мне по-прежнему что-то подсказывает, что мы не в своем уме, – отозвалась я.

Мистер Клеменс кивнул, а потом сделал странную вещь. Он положил руку мне на плечо, и я сперва подумала, что он хочет поправить мне воротник или пригладить волосы, но он просто держал руку на моем плече, а потом наклонился ко мне и поцеловал меня в губы.

Я была так удивлена, что даже не возмутилась, и только после второго поцелуя оттолкнула его из последних оставшихся у меня сил.

– Простите, мисс Стюарт, – сказал он смущенно, – но мне хотелось это сделать еще с того вечера на корабле, когда мы обсуждали вечные темы при свете звезд. Я прошу извинения за мою неуклюжесть, но не за сам поступок. Не следовало подвергать свои чувства риску из-за минутного порыва.

Я не могла вымолвить ни слова. Наконец я пролепетала:

– Но, мистер Клеменс… – чем заставила его покраснеть еще сильнее.

Пока я приводила себя в порядок, мои мысли с неизбежностью вращались вокруг чувств, которые я испытала, когда его губы прижались к моим, а сильные, но чувствительные пальцы коснулись моих плеч.

– Мисс Стюарт, если хотите, я извинюсь еще раз… – начал он.

– Поговорим об этом потом, – сказала я строго, может быть, более строго, чем намеревалась. – Нам нужно спешить. Неизвестно, сколько дух преподобного Хеймарка может пробыть в этом вместилище.

Издав звук, который мог означать согласие, мистер Клеменс сел на своего коня, и мы поехали по склону Мауна-Лоа. Около полудня впереди показалась деревня. Жители, видимо, разбежались, что несколько уменьшило мою тревогу, хотя я не сомневалась, что мистер Клеменс в случае необходимости мог пристрелить кого-нибудь из них. После нашего небольшого приключения у ручья он находился в приподнятом настроении и воинственно озирался, разыскивая возможных противников.

Старуха ждала нас в хижине, где лежало тело преподобного Хеймарка. Я вгляделась в него, пытаясь увидеть признаки разложения, которые убедили бы меня в том, что события предыдущих часов были горячечным бредом. Однако тело миссионера осталось точно в таком же положении, что и двенадцать часов назад.

– Вы принесли его.

Тон старухи больше напоминал утверждение, чем вопрос. Я с облегчением увидела, что она уже не парит в воздухе, а сидит на плетеной циновке.

Мистер Клеменс показал ей орех.

– Хорошо, – бесстрастно сказала старуха.

Я вгляделась в ее черты, но уже не была уверена, что она и молодая женщина, встретившая нас у пещеры, – одно и то же лицо. Я вообще не была ни в чем уверена – настолько я устала.

Тут старуха ударила меня по щеке. В шоке я прижала ладонь к пылающему лицу.

– Ты не должна спать, – сказала она. – Ты должна помнить и видеть каждый свой шаг, иначе душа твоего друга-кахуны никогда не вернется в тело.

Я молча смотрела на нее.

– Давайте, я это сделаю.

Мистер Клеменс шагнул вперед, но старуха отстранила его:

– Нет, только женщина, служительница Пеле, может сделать это.

– Но я не служительница Пеле! – запротестовала я. – Я христианка из Америки.

Старуха только улыбнулась и подала мне бутыль из тыквы с мутной жидкостью.

– Выпей это, – приказала она.

Я выпила и тут же почувствовала могучий приток энергии.

– Теперь начнем, – сказала старуха.

И тут дверь хижины распахнулась.

– О боже, – громко сказал мистер Клеменс.

В дверном проеме стоял гигантский кабан из царства Милу. Пасть его была приоткрыта, и из нее стекала слюна.

– Продолжайте, – коротко сказала старуха. – Он не может войти. – Протянув к кабану морщинистую руку, она воскликнула: – Камапуа, знай, что эта хаоле вахине и все ее потомки находятся под охраной Пеле! Ты не можешь их трогать.

Кабан обнажил зубы в улыбке:

– Но я могу съесть их души.

– Ты не можешь войти. Я беру эту хижину под защиту Килауэа. У тебя нет здесь власти.

Кабан гневно засопел.

– Делай все, что я скажу, – обратилась старуха ко мне. – Один неверный шаг – и душа твоего друга покинет тело навсегда.

Она запела, и ритуал начался.

Корди очнулась среди измятых пальмовых листьев. Она не падала в обморок и помнила, где она находится и что произошло. Она знала, что их поймали в ловушку и она выпрыгнула из джипа, спасаясь от падающего дерева. Она не знала только, случилось это минуту или три часа назад. Дождь еще шел, хотя и не такой сильный, но это ничего не значило – тропический ливень начинается и утихает мгновенно.

Борясь с тошнотой, Корди выбралась из вороха листьев и нащупала руками бампер джипа. Что-то мокрое и волосатое коснулось ее ноги, и она едва не вскрикнула, но потом поняла, что это крыса. Их здесь множество, и наверняка по ней пробежал не один десяток, пока она здесь валялась. Корди выросла среди помоек и привыкла к крысам, хотя терпеть их не могла.

Прежде чем встать, она нашарила сумку и обнаружила, что пистолет и фонарик целы. Нацелив их перед собой, она подошла к машине. Джип был пуст. Включенные фары освещали дорогу, но на ней никого не было. Сзади тоже никого не оказалось.

Слева послышался звук, заставивший ее отшатнуться и прицелиться в ту сторону. Звук раздался снова – слабый стон, доносящийся с цветочной клумбы. Посветив фонариком, Корди увидела, что рядом с табличками «гибискус» и «лантана» из цветов торчит босая нога.

Это оказался Пол Кукали. Рубашка и брюки куратора были изодраны в клочья. Левая сторона лица превратилась в сплошной синяк, левая рука была сломана, а на правой отсутствовал палец. Правая лодыжка была странно вывернута в сторону.

– О господи, – прошептала Корди, – вот бедняга.

Ей не очень нравился этот мужчина, но еще меньше нравилось видеть его в таком состоянии.

Куратор снова застонал. Прижав руку к его груди, Корди обнаружила, что он дышит и сердце у него бьется нормально.

– Пол, где Элинор?

Он не реагировал. Корди встала. Она понимала, что ему лучше дождаться помощи здесь – у него могла быть сломана спина или отбиты внутренности. Но она понимала также, что в такую ночь ее могут схватить по дороге к Большому хале, и тогда помощь так и не придет.