Кавказская война - Фадеев Ростислав Андреевич

Причина явления достаточно понятна. В мусульманском крае полезно поддерживать суд по ад ату, народному обычаю, против шариата, суда духовного, дающего преобладание фанатическому духовенству; но подчинение христианским гражданским законам равняется для туземца насилованию на каждом шагу его веры, связанной с самыми мелочными обычаями жизни. Покуда чужеземная власть остается сосредоточенной в руках немногих высших правителей, народ хотя знает о своем порабощении, но не чувствует его и мирится с его последствиями из-за житейских выгод, приносимых ему лучшим порядком и большей безопасностью, но как только иноверные властители принимают на себя низшую администрацию и вследствие того вносят в народный быт свои законы, не только непонятные туземцу, но напоминающие ему при каждом его дыхании, что он раб гяура, — дело принимает другой оборот. Пища фанатизму готова. Кроме того, между европейским гражданским законом и азиатским бытом лежит бездна. Европеец не проживает дня без обращения к закону, т. е. установленной власти в каком-либо виде, от городового до нотариуса. Частный человек в Азии признает власть только для охранения государственной безопасности, а во всех житейских отношениях сторонится от нее, как от чумы; но европейский закон со своими агентами насильно вторгается в его жизнь и отравляет ее. Легко сказать, как иногда говорится, что высшие нравы европейских чиновников должны со временем вылечить азиатца от его отвращения к вмешательству власти, даже чужеземной; в действительности никакое государство не в состоянии наполнить низшую администрацию азиатских областей иначе, как оборышем своих людей, оборышем, который с течением времени не умиротворяет, а разжигает ненависть подвластных. Надо прибавить также, что европейские формы не представляют завоевателю полноты средств, необходимых для содержания азиатского края в порядке, например круговой ответственности общин за разбои, совершаемые на их земле, благодаря которой Закавказский край пользовался безопасностью дорог до введения свода законов. Это только один пример из многих подобных. Подчинив страну непонятному ей законодательству, приходится потом на каждом шагу заменять его несоответствующей ему практикой. Конечно, при долгом европейском владычестве возникает и на азиатской почве слой Разжившихся и в некоторой мере объевропеившихся людей: купцов, некоторых помещиков, ведущих обширные дела, а также туземных чиновников, охотно прибегающих к просвещенным формам суда и даже школы; но этот слой бывает так немногочислен, что для него, вместе с проживающими в крае европейцами, достаточны немногие в самом ограниченном размере, недорого стоящие учреждения. Тем не менее, соприкасаясь почти исключительно с этим промежуточным, ничтожным по количеству, но выдающимся слоем населения, русское начальство в крае легко впадает в ошибку, судя по нему о настроении массы, и распространяет на всех так называемое благодеяние просвещенных учреждений. Подчиненные чиновники содействуют, конечно, всеми силами введению новых форм управления, находя в том личный интерес — должности и жалованье. Когда наконец эти просвещенные учреждения становятся общим типом управления в крае, они обходятся в непомерную цену, во-первых, по своей сложности, во много крат превосходящей местное управление азиатское, во-вторых, потому, что, разливая неудовольствие в массе, заставляют увеличивать силы, необходимые для содержания страны в покорности.

На основании вышеизложенного можно спросить: кому же выгодно введение в азиатскую область русского порядка гражданского управления, разоряющего властелина и отталкивающего от него подвластных?

Обсуждение этого вопроса было возбуждено в правительственной среде только однажды, вследствие поданной записки генералом Черняевым в 1874 году о туркестанском управлении. Записка осталась без последствий в силу мнения, высказанного директором азиатского департамента, что наша миссия в Азии существенно-просветительная, а потому в России не должна жалеть издержек в настоящем, ввиду благодетельных последствий их для будущего. Указание на нашу просветительную миссию служит до сих пор самым удобным поводом для нещадной растраты трудовых денег русского народа. Всматриваясь, однако же, в это мнение, оказывается, что оно вовсе не мнение, а не более как фраза.

В течение всех веков истории был только один пример просвещения азиатских населений посредством европейского владычества и слития их с господствующим народом — это было отречение Западной Азии македонским завоеванием; но в то время религиозные верования не стояли еще непереходимой стеной между победителями и побежденными: божества были у них те же самые, разница заключалась только в местных названиях, переводимых с одного языка на другой. С возникновением же христианства и мусульманства между двумя мирами установилось не только отвращение, но полное взаимное непонимание, последствием которого является тот несомненный факт, что европейское владычество в Азии остается лишенным всякого нравственного влияния на покоренных, сколько бы оно ни продолжалось. Как масло и вода, они не смешиваются ни в чем. Англичане, владеющие Индией более столетия, откровенно сознаются в своем бессилии в этом отношении, несмотря на чрезвычайные средства их миссионерских обществ, на громадную силу притяжения их торговли. Наше же просветительное орудие в Азии заключается исключительно в чиновниках от IV до XIV класса; ни о каком ином до сих пор не было речи, по крайней мере в среде высшего правительства, в Петербурге.

На месте смотрели иногда на дело иначе. Оба первые кавказские наместника имели в этом отношении своеобразные взгляды. Князь Воронцов, не признававший возможности улучшения чего-либо посредством расположения административных агентов и формальностей и экономный на государственные расходы, думал закрепить за Россией ее азиатскую окраину возвышением местного дворянства, которому он не только покровительствовал в Грузии, но которое создавал в мусульманских областях в лице беков и агаларов. Он руководился мыслью, несомненно основательной, что мы не можем воздействовать на мусульманскую массу, но можем привязать к себе прямым интересом и со временем обрусить высшее сословие, располагающее этой массой, заменить им штыки, содержащие страну в повиновении. Подобная система доказала уже однажды свою действенность, обратив Казанское и Астраханское ханства в коренные русские губернии, несмотря на населяющие их миллионы мусульман, — правда, при помощи русского переселения в больших размерах, для которого в Закавказье нет места; но принятое начало обещало тем не менее если не столь полные, то все-таки значительные плоды. Князь Барятинский продолжал систему князя Воронцова, но с двумя отступлениями; он хотел ускорить жатву, которую предшественник его имел в виду только в будущем, хотел вырастить ее, можно сказать, тепличным способом, и для этого учредил общество святой Нины, прямой, хотя недоговоренной целью которого в его уме было обращение высшего мусульманского сословия в православие; с другой стороны, князь Барятинский широко и без нужды развивал центральную администрацию для придания кавказскому управлению самостоятельности во всех отношениях. В отличие от взгляда его предшественника система его имела в виду только политическую, но не экономическую цель. Виды первых двух наместников исчезли с ними бесследно. Созданное с такими усилиями высшее мусульманское сословие, не руководимое более в направлении, которое одно только придавало смысл этому начинанию, не принесло нам доселе никакой пользы. Затем водворилась система противоположная — возможно полного приравнения закавказских губерний к русским; допущенные в этом отношении отступления, как видно из самого их свойства, обусловливались не политическими или финансовыми, а исключительно административными соображениями о неприменимости к краю того или другого параграфа общих положений. Хотя при этой системе в течение последних 18 лет доходы края значительно возвысились (не облегчая, впрочем, нисколько тягости государства), но как подобное возвышение вследствие мира и безопасности, водворившихся после покорения горцев, никогда не может возрасти до покрытия, даже до значительного ослабления, дефицита по военному и гражданскому ведомствам, то ясно, что не этим путем можно достигнуть решения существенного вопроса — безубыточного владения азиатскими областями.