Поджигатель - Диана Гранина

— Я видел, как вы справились с пожаром на днях. С тремя подразделениями всё прошло более гладко, чем с двумя, потому что ты знал, как заставить команды работать вместе.

Тимофей понял истину в словах дяди Марата и был вынужден принять комплимент. Поначалу был хаос, но всё быстро встало на свои места. Тимофею и в голову не приходило, что это может быть связано с его присутствием и обучением местных пожарных.

— Хотелось бы иметь больше возможностей.

— Я знаю, сынок. Продолжай в том же духе. Это придёт.

— Ты говоришь слишком уверенно в отношении меня, дядя Марат.

— Да. И всегда был уверен в своих мальчиках.

— Даже когда мы облажались?

— Особенно тогда, — сказал дядя Марат. — Потому что, когда вы облажались, все вы работали, чтобы всё исправить. Это сказало мне то, что я должен был знать.

Они снова погрузились в просмотр футбола, пока не раздался звонок в дверь. Тимофей напрягся, но дядя Марат сказал:

— Это не может быть пожар. Нам бы позвонили.

Сыщик расслабился, когда тётя Вика открыла дверь, и Валерия Никитична Строгова вошла с грудой коробок, которые ей было трудно нести. Тимофей машинально встал, чтобы помочь.

— Это для погорельцев, — сказала она, когда сыщик наконец смог увидеть её лицо, после того как взял две верхние коробки и прошёл с ними в угол гостиной. Другие коробки и пакеты ждали в большой куче, чтобы быть перемещёнными, когда Таня найдёт новый дом.

— Я надеялась, что у меня будет возможность увидеться с вами, — сказала Валерия Никитична, когда они пытались найти место среди растущих курганов. — Я слышала от Андрея, что вы снова общаетесь.

— Я был рад его видеть.

— Он скучал по тебе. Мы скучали по тебе.

— Спасибо, Валерия Никитична.

Тимофей знал, что у неё было доброе сердце и открытая дверь для всех, совсем как у Ребровых.

— Можешь называть меня тётя Лера.

— Нет, слишком странно.

Она рассмеялась.

— Я понимаю. Пойдём в мою машину. У меня в багажнике есть ещё кое-что.

Они пошли к её внедорожнику, задняя дверь которого была открыта. Протягивая ему набитую сумку, Валерия Никитична сказала:

— Хорошо, что я не избавилась от всех этих постельных принадлежностей, когда мы обновляли дом несколько месяцев назад.

— Погорельцы получают много помощи.

— Конечно. Так поступают соседи.

Тимофей не смог сдержать улыбки, но ничего не сказал, пока они шли в дом. Как только машина была опустошена, Валерия Никитична присоединилась к тёте Вике на кухне за «чаем и разговорами», как называл это дядя Марат, а Тимофей опустился в кресло, которое тётя Вика использовала, когда они с мужем сидели в комнате вместе. После нескольких минут наблюдения за тем, как «Спартак» доблестно сражается с «Динамо», Тимофей сказал:

— Наверное, это совсем другое дело, когда что-то случается, и люди не считают, что ты в этом виноват.

Дядя Марат посмотрел на него и сказал:

— Что ты имеешь в виду?

Тимофей жестом указал на коробки.

— Когда мой отец ушёл, мы нуждались в помощи почти так же, как нынешние погорельцы, но никто нам не помог. Видимо, потому что отец был жутким типом, а мама решила остаться с ним, мы были предоставлены сами себе.

— Это неправда.

— Чёрта с два, — Тимофей не пытался скрыть горечь в своём голосе.

— Ты не знаешь, что происходило.

Сыщик был удивлён сердитым тоном дяди Марата.

— Когда твой отец уехал, твоя мать отвергла все предложения о поддержке. Люди протягивали руку помощи. В том числе и мы с Викой.

— Почему мама так поступила? — поражённо спросил Тимофей.

— Я не могу притворяться, что знаю, что было у неё в голове. Но к тому времени, как твой отец ушёл, она была сломлена. Я не знал твою маму, но немного знал твоих бабушку и дедушку, её родителей. Они очень любили своего единственного ребёнка, так гордились ею. Они никогда не одобряли её выбора, потому что он был на несколько лет старше и оказывал дурное влияние. Но чем больше они просили её держаться подальше, тем сильнее она бунтовала. Думаю, они бы отшили её, когда она сбежала, если бы она не была беременна тобой. После этого они пытались поддерживать с ней отношения ради внука, но ничего хорошего из этого не вышло. Сколько в этом было твоей матери, а сколько отца, я сказать не могу. Её родители погибли в автокатастрофе.

— Да, меня назвали в честь её отца, Тимофеем. Мой отец ненавидел это имя. Наверное, поэтому он чаще всего называл меня «Мелкий».

— Твой папаша был жёстким человеком и заставлял свою жену подозревать всех в недоброжелательном отношении. К тому времени, как ушёл, я думаю, она была либо слишком гордой, либо слишком напуганной, чтобы принять помощь.

— Но люди предлагали? — Тимофей впервые об этом услышал.

— Они пытались. Несколько раз. Я помню, как Вика и Лера приезжали, чтобы привезти еду и одежду для вас, мальчиков. Это было через два или три месяца после отъезда твоего отца. Когда Вика вернулась домой, у неё все ещё был мясной рулет, и она плакала.

— Я никогда не знал, что мама отказывает людям. Полагал, что люди осуждали её за то, что она выбрала моего отца и…

— Наказывают её за это? А вы, дети, разве в том виноваты? Нет, Тимофей. Никто бы так не поступил.

Сыщик не был уверен, как воспринять эту информацию. То, что он считал жалостливыми взглядами, могло быть просто сожалением людей о том, что мама их бросила. Брошенность исходила от его матери, а не от людей в этом городе. Это означало, что причины его ненависти к этому месту были неверными.

— Почему ты не сказал мне об этом раньше?

— Когда? И что я мог сказать? «Я знаю, что ты ненавидишь этот город, но это вина твоей матери, что она отрезала вас от всех»? Как я мог сказать тебе, что всё могло бы быть лучше, если бы не её гордость и,