У зла нет власти - Марина Дяченко

Я сразу поняла, что он делает. Ведьмина печать. Максимилиан открывал проход в мир, откуда сам сбежал ещё мальчишкой, — жуткий мир, где жить нельзя.

— Стой, где стоишь, — пробормотал он, не отрываясь от работы.

— Макс, послушай…

— Я не собираюсь говорить с королём. Я не собираюсь смотреть ему в глаза. Нам тесно в одном мире. Лучше уйду я.

— Там царствует принц-чума! Ты что, забыл?!

— Отличное место для некроманта.

— Для некроманта, но не для тебя!

Его рука дёрнулась. Длинные, нечеловеческие пальцы, так и не вернувшие прежний облик, крепче сжали мелок.

— Не мешай мне… Не отвлекай!

— Я знаю, почему ты отпустил своих мертвецов! Потому что…

В этот момент он закончил рисовать, отшвырнул мелок и вскочил.

Я уже видела, как работает Ведьмина печать. Максимилиан щёлкнул своими жуткими пальцами, меловые линии задрожали и стали таять. В полу открылась чёрная дыра — будто канализационный люк.

— Макс, погоди! Одну минуту! Только минуту, пожалуйста!

Стоя на краю дыры, он повернул голову.

Его белые волосы спутались, потеряли обычную гладкость, глаза ввалились, веки распухли. Он не спал всё это время, поняла я. Не спал, думал, мучился.

— Макс… Ты ведь не забыл Оберона.

— Зато я занял его трон.

— Но ты не забыл его.

— Зато поднял войско мертвецов!

— Ты его помнил! Когда его забыли друзья, сын, всё на свете — ты его помнил! Ты пришёл за мной, потому что хотел вернуть его, и не ври!

Он помотал тяжёлой всклокоченной головой:

— Некроманта не переделать. Я останусь самим собой. За Печатью меня ждут работа, карьера…

Ему хотелось казаться спокойным и дерзким. Чёрный проём дрогнул — и потихоньку стал сжиматься, как замерзающая лужица.

— Я буду тебя вспоминать, маг дороги, — сказал он сквозь зубы. — Ленка. Друг.

И занёс ногу над пустотой.

Что я могла сделать?

Отшвырнуть его потоком ветра из посоха? Оглушить? Он бы успел, наверное, среагировать: как маг он не уступал мне, а скорее всего, был сильнее.

И вот я стояла и просто смотрела, как он последние секунды медлит на краю. Сейчас он шагнёт, его нога провалится в пустоту, потусторонний мир начнёт засасывать Максимилиана, быстро, жадно, по пояс, по грудь…

— Ты же не сделал отмычку!

Уходя за Печать, маги берут с собой ключ, чтобы вернуться, — отпечаток пальца на воске. Максимилиан не ответил, и я поняла: он специально не взял с собой оттиск, чтобы не было соблазна. И ещё потому, что обитатели мира за Печатью только и мечтают, чтобы пробраться в наш мир и переделать его по своим законам…

Максимилиан стоял. Проём смыкался. Я поняла, чего он ждёт: он хочет прыгнуть туда, не оставив себе шанса на возвращение, протиснуться сразу перед тем, как сомкнётся окно…

— Макс, — сказала я. — Это ты вернул короля, когда сражался его именем.

Он заметно вздрогнул. Потянулся рукой к расколотой монетке, до сих пор висевшей у него на груди.

— Бижутерия не имеет значения, — шёпотом сказала я. — Здесь другая магия. Совсем другая.

В его воспалённых глазах в первый раз появилась надежда.

— Именем Оберона, — сказала я так громко, как только могла, и голос мой запрыгал под сводами зала. — Отойди от этой штуки, Макс. Два шага назад.

Понятия не имею, о чём они говорили.

Уже и солнце село. Ополченцы, солдаты, стражники коротали вечер у костров: очень громко смеялись, в этом смехе слышалось, кроме радости, смущение. Я сидела одна на берегу озера — очень красиво играли блики на воде, потом погасли. Плескалась рыба. Я сидела на камне, подстелив сложенный вчетверо плащ, и ждала, обхватив себя за плечи.

Оберон и Максимилиан разговаривали один на один. С тех пор как некромант, будто зачарованный, отступил от чёрной дыры в полу — всё для меня происходило будто в дымке. Сидя на берегу озера, я прокручивала в памяти всё, что было, и понимала больше, чем раньше.

Белый луч из королевского посоха.

«Лена, мы победили раньше».

Туманная Бабища, огромная, жуткая, до потолка. Чёрный бич в руке короля.

Запрокинутое лицо князя Сарана.

«Это ваша победа. Твоя. Гарольда. И этого странного парня, некроманта. Я не могу до сих пор понять, что там случилось».

Теперь-то Оберон, наверное, знает.

Почему так долго беседуют Максимилиан и король?

За спиной послышались шаги. Я вскочила; от замка по узкой тропке спускался Оберон.

— Что же ты сидишь здесь, холодно у воды… Идём, Максимилиан обещал нам блинчики, хотя как пауки могут готовить тесто, я не совсем понимаю…

— Ваше величество?

— Лена… Ты ведь ещё не уходишь?

Мне сделалось не по себе от мысли, что один шаг — и я окажусь на тёмной лестнице старого пыльного дома, пролётом ниже от двери алхимика, обитой дерматином. Алхимик негодяй, но он всё-таки нам помог…

— Нет. Пока ещё не ухожу.

— Хорошо… Мне надо будет с тобой поговорить. Но не сейчас. Сейчас для меня это слишком… тяжело.

Это говорил король, разбивший Саранчу одним ударом, изгнавший Туманную Бабищу, король, одно имя которого оказалось великим оружием!

— Ваше величество, — тихо сказала я. — Есть вещи, о которых не надо говорить. Мы не можем их отменить, потому что они уже случились… Но помолчать о них вы можете в любую секунду. Я всегда вас пойму.

Он долго молчал. Небо совсем погасло.

— Ты стала совсем большая.

— Всё равно меньше всех в классе.

— Пожалуйста, никогда больше не ходи на изнанку. Никогда!

— У зла нет власти.

— Нет, есть. Когда человек ослаб, запутался в обыденном, увяз в себе, когда он болен или ранен, когда он попал в беду…

Я помотала головой:

— У зла нет власти.

Мы молча глядели друг на друга. Смеркалось, и наши глаза начали светиться в темноте — мы оба смотрели ночным зрением.

— Ты права, — сказал он наконец. — Знаешь, когда ты рядом со мной, мне как-то спокойнее. За Королевство. И вообще.

— Ваше величество…

— Да?

— Не может быть такого, что… чтобы у вас однажды родилась девочка, и её подменили в детстве? Забросили в наш мир?

Я сказала и прикусила язык. От стыда чуть не провалилась под землю…

Но он только рассмеялся и обнял меня за плечи.

Три дня подряд мы с Максимилианом ловили рыбу у подножия чёрного замка. Озеро оказалось щедрым, но непредсказуемым: то улов шёл горой, а то мы сидели часами, глядя на воду и на поплавки. Руки Максимилиана так и остались страшными. Я поначалу вздрагивала, а потом привыкла.

Я, конечно, не спрашивала, о чём они говорили с Обероном. Максимилиан после этой беседы сделался насмешливым и самоуверенным, почти как в старые добрые времена. Он то раскачивал лодку, чтобы напугать меня, то брызгал холодной водой, а однажды засунул мне за воротник трепещущего живого карася. Он вёл себя как мальчишка-двоечник, он был такой шумный и наглый, что я заподозрила неладное.