Мари Галант. Книга 1 - Робер Гайяр

– Как только увижусь с майором, – произнес в заключение Пленвиль, – мы назначим точную дату для нашей охоты. Кто не захочет в ней участвовать – волен оставаться дома. Но я уверен: в тот день мы потрудимся на славу!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Мари решает повидать майора, а Мобре извлекает выгоду из ее отсутствия

Обед только что закончился, и Луиза ушла к себе, а шевалье де Мобре, сидя у круглого столика на одной ножке, разбирал в картонной папке наброски, представлявшие поля сахарного тростника, деревянные колокольни, море, похожее на миндальную шелуху, голых негров, деловито размахивавших ножами в зарослях тростника.

Казалось, все внимание Режиналя поглощают эти рисунки, которые он набросал во время многочисленных поездок на острова. На самом же деле он не терял из виду Мари, которая стояла у окна и смотрела во двор замка, где чернокожий Кинка чистил кобылу. Под его рукой бока становились блестящими, словно эмаль.

На Мари был элегантный мужской костюм: штаны облегали и подчеркивали ее соблазнительные округлости; фиолетовый камзол с серыми расшитыми обшлагами пышно пузырился на уровне груди, не скрывая ее внушительных размеров; небольшая шляпа с тройным плюмажем чрезвычайно к ней шла, украшавшие ее ленты ниспадали на плечи и переплетались с кудрявыми волосами.

Мари была так хороша, что Мобре распирало от гордости. Он привык заниматься любовью, не испытывая при этом глубокого чувства; как правило, он стремился лишь к удовлетворению мимолетных прихотей, но теперь был вынужден признать, что Мари возымела над ним власть.

Как художник, хоть и весьма посредственный, он не мог не оценить красоту ее тела, которым наслаждался ночь напролет. Казалось, он только раздразнил собственный аппетит. После Мари, потрясшей его воображение, Луиза представлялась ему холодной и вялой, несмотря на присущий ей необузданный темперамент, непреходящее желание и сильнейшее увлечение Режиналем!

Он захлопнул папку и залюбовался грациозными линиями соблазнительной фигуры. Мари в нетерпении похлопывала по сапогу коротким хлыстом. Кинка все еще возился с лошадью.

Мари всегда ценила в этом рабе желание хорошо работать и стремление завершить начатое – другим неграм это было совершенно несвойственно. Однако за что бы ни брался Кинка, он все делал медленно, словно бы нехотя и даже с отвращением, и это раздражало подвижную Мари: сама она была стремительна в решениях и действиях.

Мобре встал и пошел к ней. Мари обернулась на шум его шагов.

– Я бы с удовольствием сопровождал вас, дорогая, – сказал он. – К сожалению, это абсолютно невозможно! Представляю себе, что будет с майором, если он увидит меня рядом с вами! Разумеется, он догадывается, что я даю вам советы, но поскольку собственными ушами он этого не слышал, то, вполне вероятно, рад еще раз обмануться на этот счет.

– Не беспокойтесь, – отвечала госпожа Дюпарке. – Теперь я знаю, что делать. Я и одна сумею внушить майору то, что считаю нужным.

Режиналь встал на пороге и окинул взором поля, раскинувшиеся вдали, насколько хватало взгляда, – зеленые с красноватыми пятнами канн, над которыми возвышались пальмы, похожие на лениво покачивавшиеся букеты, и нависавшие под углом кокосовые деревья.

– Я подумал, – продолжал он ровным ласковым голосом, – что, когда вы низложите майора, Высший Совет останется без председателя.

Мари улыбнулась и еще сильнее хлестнула себя по сапогам:

– Полагаю, что, если Мерри Рулз окажется нынче вечером в тюрьме, мне будет трудно найти ему замену. Если я не назначу его официально, вполне вероятно, что охотников не найдется: после ареста Мерри Рулза все поймут, как опасно играть со мной!

– Видите ли, Мари, – продолжал он вкрадчиво, – надеюсь, мои советы сослужили вам добрую службу, и вы правы, что слепо им следуете. Я вам предан, как никто другой. Ни один человек не способен относиться к вам с такой любовью и в то же время с почтительностью. К сожалению, боюсь, что положение, в котором мы находимся сейчас, не может продолжаться вечно.

– Почему? – удивилась Мари. – Совершенно очевидно, что о нас станут сплетничать!

– Разве я не обладаю абсолютной властью?

– Это так, однако в душе вы отнюдь не деспотичны, а чтобы положить конец злословию и клевете, вам следовало бы стать Кромвелем! Все ваши решения, неугодные толпе, будут регулярно приписываться мне; и наоборот, то, что вы сделаете в угоду колонистам, послужит вашей собственной славе. О, я ничего не прошу для себя! Кроме того, мне абсолютно безразлично, что обо мне подумают на Мартинике… Зато вы рискуете многим, если меня будут ненавидеть. Итак, в ваших интересах в определенный момент удалить меня отсюда; словом, мне придется исчезнуть, чтобы мое присутствие не бросало тень на вас.

– И думать об этом не смейте, Режиналь! Что бы о вас ни говорили, я всегда встану на вашу защиту! Я верный друг и умею быть благодарной тем, кто был мне полезен.

Режиналь усмехнулся при мысли о Байярделе; как легко он опорочил в представлении Мари этого верного слугу, который успел так много для нее сделать! А Лефор! Как дешево она продала его жизнь, как недолго колебалась, отдавая приказ об уничтожении всех флибустьеров.

Однако вслух он произнес:

– Я знаю, Мари, как вы добры и справедливы. Но, видите ли, есть нечто превыше наших желаний…

Он запнулся было, но вдруг решился:

– Чтобы никто не мог отнести на мой счет все суровые решения, которые по моему совету вам придется принять, было бы неплохо, по-моему, если бы у меня была на острове официальная должность. Тогда я мог бы действовать открыто и не буду похож на предателя, плетущего заговоры, на негодяя, замышляющего против населения… Понимаете?

Мари восхищалась деликатностью Режиналя, недоумевая, как она сама не подумала об этом раньше. Она улыбнулась Мобре и промолвила:

– Да, понимаю. Занимая официальный пост, вы всегда, при всех обстоятельствах будете рядом со мной. А вдвоем мы преодолеем самые трудные препятствия… Да, но вы же иностранец! – омрачившись, прибавила она.

– А Мерри Рулз? – подсказал шевалье. – Откуда он сам родом? Знаете? А Мазарини? Да, вот именно: ваш Мазарини разве француз?

– Верно, – с удовлетворением кивнула она.

– Да, Мари, – продолжал он, – вам следовало бы, поскольку это в ваших силах, ввести меня в Высший Совет. О, разумеется, не в качестве председательствующего! Обычным советником. И даже если в ближайшее время вам по каким-либо причинам окажется сложно арестовать майора и вы будете вынуждены оставить его на свободе, то я займу место прямо перед ним на заседании Совета. Обещаю, что ему придется туго!