Черные комиссары - Богдан Сушинский

– Вас к телефону, товарищ капитан, – позвал Гродова связист, который дежурил в одной из оборудованных под штаб пещер. Командующий свое слово сдержал: кабель по дну реки был проложен, и теперь у коменданта плацдарма существовала телефонная связь не только с четырьмя наблюдательными пунктами, расположенными в разных концах мыса, но и с подземным флагманским командным пунктом флотилии.

– Как обстоят дела на плацдарме? – поинтересовался адъютант командующего Щедров.

– Держимся. Если бы не июльская жара и тучи комаров, жизнь вообще показалась бы райской.

– Главное, что держитесь, и это – закоренелый факт, который удивляет не только румын, но и командование флота. Кстати, вы знаете, что после отвода стрелкового полка на восточный берег и переброски его на северный степной участок фронта контр-адмирал запросил подкрепления у Севастополя, у Военного совета флота?

– Подобные сведения я могу получить только от вас.

– Так вот, пришел ответ, который мне, со всевозможными извинениями, поручено зачитать вам, капитан.

– Окажите любезность, старший лейтенант, – иронично попросил Гродов, не сомневаясь в том, что ответ будет лаконичным, что-то в роде того, что, мол, свободной живой силой флот не располагает. Однако то, что он услышал на самом деле, буквально сразило капитана.

– Зачитываю, – произнес Щедров, но с условием, что комментировать этот ответ штаба флота не стану, поскольку не уполномочен. Вот текст шифрограммы: «На вашу просьбу о посылке подкрепления отвечаем. Можем послать из Севастополя до тысячи краснофлотцев, если найдете чем вооружить. Штаб флота»[53].

– И это все? – как-то не сразу уловил комендант подноготную флотских штабистов.

– Наш начштаба Григорьев специально связался со штабом флота, чтобы уточнить, о каком именно вооружении идет речь. И узнал от заместителя начштаба, что о самом обыкновенном – хотя бы о винтовках, не говоря уж о гранатах, пулеметах и всем прочем.

Не дослушав его последних слов, Гродов расхохотался так, что привел адъютанта командующего в полнейшую растерянность. Тот несколько раз пытался угомонить капитана, однако всякий раз наталкивался на естественность его реакции.

– Ответьте командующему флота, что я пришлю ему в подарок две трофейные румынские винтовки, которые лично добыл сегодня утром в штыковом бою.

– Но-но, капитан… – примирительно пробормотал Щедров. – Не надо лишних эмоций. Мы все понимаем, что служба у вас нервная, но, как говорит один наш командир минного тральщика, «со словами следует обращаться так же трогательно, как и с минами». И в нашей действительности это закоренелый факт.

– Это уже не эмоции. Передайте контр-адмиралу, что я действительно готов послать в Севастополь с оказией две румынские винтовки, а заодно поинтересоваться у штаба флота, каким же образом они готовились к возможной войне, если просят, чтобы тысячу краснофлотцев, из Севастополя присланных, мы вооружали на «румынском плацдарме» за счет трофейных румынских «дробовиков»? К слову, после двух десантов мы действительно переправили на левый берег около десяти сотен трофейных винтовок. Может, стоит выяснить, где они?

– Никаких выяснений не понадобится. Все пошли на вооружение местных новобранцев стрелкового корпуса и городских народных ополченцев.

Гродов вновь грустно рассмеялся.

– Полковник Матвеев с текстом этой шифрограммы ознакомлен.

– С какой стати? И вообще, при чем здесь полковник Матвеев?

– Просто он назвал бы все это «штабной дикостью» и впервые за все время нашего знакомства оказался бы прав. А если серьезно… Ответьте штабу флота, пусть все-таки присылают тысячу своих краснофлотцев. Я по частям, отдельными подразделениями стану вооружать их винтовками своих десантников, поскольку трофейных у меня маловато, и водить в контратаки, дабы добывали себе трофейное оружие в бою.

Щедров дипломатично помолчал, а затем со свойственной ему адъютантской мудростью объявил:

– Зато сегодня, комендант, вам подбросят боеприпасов и продовольствия. Вплоть до командирских «НЗ» спирта. Лично позабочусь, чтобы снабженцы наши не поскупились.

– Что касается меня, то я могу не «поскупиться» разве что на шестерых раненых и тела двух убитых. Их надо срочно переправить на ваш берег.

– Убитых-то зачем переправлять? До сих пор вы хоронили их на плацдармах.

– Чтобы живые знали, что в случае чего хоронить их станут на своей родной земле, а не на чужбине.

– Тоже верно, – тяжело вздохнул адъютант. – В своей родной земле – оно как-то по-людски. Хоть мы и партийно-безбожные, а все-таки… христиане.

В последующие дни румынские батареи, сменяя друг друга, обстреливали мыс Сату-Ноу с таким остервенением, словно артиллеристы получили приказ стереть его с лица земли как памятник национального позора. И лишь девятого июля утром наступило некое орудийное затишье, во время которого Гродов мог наблюдать в бинокль, как к северо-западу от мыса, у селения Чаталкьой, и к юго-востоку, по линии плавней, накапливается пехота противника.

Но как раз во время этого затишья последовал «удар в спину» со стороны своих же. Как только связистам удалось обнаружить в прибрежных камышах и срастить концы разорванного снарядом кабеля, на связь тут же вышел начальник штаба флотилии Григорьев.

– Мы отслеживаем обстановку в районе и мыса Сату-Ноу и Тульчи, – произнес он, даже не поздоровавшись и явно давая понять, что доклада от коменданта плацдарма не требуется. – Так вот, слушайте меня внимательно, капитан Гродов. Полчаса назад со мной связался начальник штаба стрелкового корпуса полковник Рыбальченко. Он официально уведомил командование флотилии, что все остававшиеся на дунайском рубеже сухопутные части отходят, ставя, таким образом, нашу флотилию перед необходимостью удерживать этот рубеж собственными силами. Все стрелковые подразделения направляются на «степной» фронт, чтобы прикрывать приморскую часть по линии Рени – Болград – берег Днестровского лимана.

– Это какими такими «собственными силами» нам велено держаться? – вновь сорвался комбат. – Силами полка морской пехоты, который пока что не только не перебросили сюда из Севастополя, но даже не вооружили?

Начштаба выдержал небольшую паузу, покряхтел так, словно копировал дипломатическое кряхтение своего патрона-командующего, и как можно спокойнее произнес:

– Командование флотилии понимает сложность вашего положения, комбат. Но положение на Южном фронте таково, что командир стрелкового корпуса всерьез опасается, как бы его части не оказались в окружении, отрезанными от своих.

– Пусть перебрасывает их к Дунаю. Будем контролировать оба берега, поддерживая связь со своими через устье реки. Причем предлагаю это без какой-либо иронии. Рени пришлось бы при этом оставить, чтобы уменьшить протяженность фронта, а реку, ниже по течению, основательно заминировать. Имея поддержку бронекатеров и береговых батарей, мы способны держаться здесь до глубокой осени.

– Я знаю, что о твоем авантюрном безумстве, Гродов, уже ходят легенды. Однако оно далеко не всем понятно, а главное, не всем доступно.

– Это не безумство, а жесткий командирский расчет. В нашем распоряжении резервы нескольких городов и сел, река и более сотни боевых плавсредств – с их орудиями, пулеметами и автономностью существования. Разве в степях, где приходится окапываться в эти дни полевым стрелкам, условия для обороны более приемлемы? Так почему бы нам не создать здесь некий дунайский укрепрайон?

Логика комбата вновь заставила Григорьева задуматься. А ведь десантник прав: достаточно удерживать линию фронта хотя бы в пределах трех-пяти километров от реки и можно сковывать значительные силы противника, отвлекая их от натиска на Одессу и Николаев.

– Жаль, что мы не позаботились о создании подобного укрепрайона раньше, – вздохнул он.

– Но что мешает создать его сейчас? Позиции у нас все еще прочные; авиаподдержкой и поддержкой корабельной артиллерии нас можно обеспечить…

– Хватит фронтовых грез, капитан. Правда жизни слишком сурова, чтобы предаваться им. Не исключено, что в ближайшие дни части корпуса вообще отойдут к Днестру. Во всяком случае, мы уже получили упреждающий приказ прикрывать отход сухопутных частей на всем протяжении дунайского участка границы.

Капитан второго ранга многозначительно умолк, предоставляя коменданту возможность осмыслить услышанное.

– Тогда не совсем понятно, какими это силами ваша флотилия, лишенная пехотной поддержки, способна удерживать сотни километров речного и сухопутного рубежей?

– Этим вопросом мы как раз и задавались только что с командующим.

– И получается, что для вас этот приказ командира стрелкового корпуса означает…