Секретные бункеры Кёнигсберга - Андрей Пржездомский

Магда оказалась худощавой немкой приятной наружности. Она настороженно встретила офицера, долго слушала его разъяснения и вопросы, но на каждый из них давала отрицательный ответ. Она не отпиралась, что работала у Коха, о чем, собственно, как она сказала, ее уже допрашивали в «эн-ка-вэ-дэ». Теперь она живет здесь у родственников и занята единственно тем, где бы достать продукты, так как не сомневается, что скоро наступит голод и все жители вымрут на радость победителям. Она именно так и сказала: «на радость победителям». Борисов пытался убедить Магду в том, что Красная Армия не воюет с населением, а теперь, когда война уже закончилась, все скоро войдет в норму и наступит новая жизнь.

Когда уже в который раз на вопрос Борисова о строительных работах в имении Коха Магда ответила «не знаю», майор повысил голос и пригрозил ей, что, если она ему не скажет все начистоту, ей придется снова побывать в «эн-ка-вэ-дэ», и тогда неизвестно, чем это закончится. Немка резко встала, бросила ненавидящий взгляд на Борисова и отрывисто сказала, что «даже если ее будут пытать, она ничего не скажет». Разговор был окончен.

На свой страх и риск Борисов решил начать поиск сокровищ сам. Он доложил об этом по команде. Там от Борисова только отмахнулись, сказав, что поиск материальных ценностей — дело трофейных команд, а он пусть занимается своим делом — разводит свиней, доит коров и собирает яблоки. Борисов пытался дозвониться командиру 31-го отдельного трофейного батальона капитану Беляеву, но тот был в отъезде. Знакомый офицер из восьмой районной комендатуры посоветовал Борисову связаться с неким майором Цырлиным, членом бригады Комитета по делам культпросветучреждений, которая проводила работу по розыску ценностей, похищенных фашистами в Советском Союзе. С большим трудом Борисову удалось дозвониться в политуправление фронта и переговорить с Цырлиным. Но тот, казалось, совсем не реагировал на доводы майора и, сославшись на то, что занят делами более важными, переадресовал Борисова снова к трофейщикам. При этом Цырлин упомянул о разносе, недавно учиненном генералом Галицким, который запретил вывозить что-либо из Кёнигсберга.

Из дневника А. Я. Брюсова. 8 июля 1945 года

«…8/VII. Третьего дня приехал в Кёнигсберг ген. Галицкий, армия которого принимает В. Пруссию. Он собрал совещание всех командированных и в резкой речи обозвал всех „барахольщиками“, заявил, что не даст вывезти из города ничего, что снимет посты (!) со всех складов и т. д… Речь была грубой… (далее следует несколько зачеркнутых строчек. — Авт.). Итак, наша работа, по-видимому, пройдет впустую. Вещи мы упакуем, но сохранятся ли они — маловероятно… При таких условиях нет смысла дальше оставаться в В. Пруссии…»

Тогда Борисов решился провести самостоятельное обследование бывшего имения гаулейтера. Для начала он внимательно осмотрел вместе с солдатом-сапером всю территорию имения, включая заросли в парке и болотистую низину рядом с прудами. Борисова поразили некоторые сооружения, на которые он совсем недавно даже не обращал внимания. Во-первых, непонятного назначения резервуар на территории парка. Поначалу казалось, что это плавательный бассейн, строительство которого не успели закончить по каким-либо причинам. Но конфигурация отдельных бетонных узлов сооружения вызывала сомнения в том, что это спортивно-оздоровительный объект — уж слишком замысловатым был профиль некоторых бетонных плит. Земляные брустверы, бетонные и кирпичные конструкции, глубокие колодцы с металлическими скобами и трубами-ответвлениями — все это тоже порождало ряд вопросов.

Еще большая неожиданность подстерегала Борисова, когда он попытался привести в действие повторный механизм, установленный в одном из колодцев неподалеку от озера. Повернув с трудом поддающееся ржавое колесо-штурвал, они с солдатом заметили, как с шипением убывает вода в водоеме. Прошло несколько минут, и полностью обнажилось усеянное ржавым железом и каким-то тряпьем дно озера. Вода ушла в сливное отверстие, аккуратно обложенное со всех сторон ровным булыжником, как будто это было не озеро, а громадный искусственный резервуар. На следующий же день вода опять наполнила озеро через систему шлюзов и достигла прежнего уровня. «Да, мастаки эти фрицы на всякого рода технические хитрости», — думал Борисов.

В те же дни рабочие подсобного хозяйства и прикомандированные солдаты вдруг обнаружили в одной из комнат железобетонного бункера под завалом из досок и сломанной мебели несколько ящиков с дорогой фарфоровой посудой, столовым серебром, свернутыми в тюки коврами, изрядно подпорченными сыростью. К всеобщей радости там оказалось и три ящика с коньяком и водкой. Особое впечатление на всех произвели затейливые высокие бутылки традиционной восточнопрусской водки «Беренфанг» — смеси спирта, меда и хвои. К сожалению, Борисов узнал о находке слишком поздно и смог конфисковать у солдат лишь несколько бутылок да пару тарелок с изображением кораблей древних викингов.

Как стало известно, солдаты автобата, дислоцировавшегося в развалинах форта «Фридрих-Вильгельм III», что в четырех километрах от хозяйства Борисова, нашли среди кип немецкого обмундирования и тряпья, лежавших навалом в одном из казематов форта, тонкую янтарную пластину размером с офицерский планшет. Недолго думая, они распилили ее на узкие полоски. Завидные мундштуки получились из этой пластины — гордость курильщиков и очень ценный предмет обмена. На один янтарный мундштук можно было выменять дюжину ручных часов или хромированную, отделанную перламутром губную гармонику.

Борисов все свободное время проводил в поисках, вызывая усмешки командиров и товарищей по службе. Только один раз офицера немного встревожили слова немца-инвалида, работавшего в хозяйстве. Он сказал, что очень уважает «герра майора», ценит его доброе отношение к «нации побежденных», но просит его отказаться от поисков ценностей, так как не всем это нравится. «На свете, герр майор, плохих людей гораздо больше, чем хороших, и я бы не хотел, чтобы у Вас были неприятности», — этой фразой немец закончил разговор и удалился, опираясь на самодельный костыль. Борисова смутило лишь упоминание немца о каких-то «плохих людях», которым не нравятся его поиски. Слова эти звучали как предупреждение и скрытое предостережение, и майор подумал о том, что действительно, наверное, есть среди немцев такие, которые знают о месте захоронения ценностей, а может быть, даже специально оставлены оберегать их от возможных попыток обнаружения. «Надо будет завтра обязательно сообщить об этом разговоре в Смерш», — решил Борисов.

Конечно, не искушенный в тайном противоборстве спецслужб, Борисов не мог знать, что Кёнигсберг, в котором уже молчали пушки, был буквально наводнен агентурой, оставленной Главным управлением имперской службы безопасности. Еще задолго до начала боевых действий на территории Восточной Пруссии в ничем неприметной кёнигсбергской школе имени Йорка, располагавшейся на одноименной улице в кёнигсбергском районе Закхайм[215], дислоцировалась военно-разведывательная диверсионная школа, руководство которой осуществлял некий Гюнтер Бааль — профессиональный военный разведчик, работающий в СД. Набор в школу производился через систему партийных ячеек НСДАП и находился под строгим контролем крайслейтера Вагнера. В течение трех месяцев молодые немцы, фанатично преданные фюреру, изучали с опытными преподавателями тактику тайной борьбы — агентурную работу, диверсионную и разведывательную деятельность.

По прямому указанию Коха спецподразделение СД сформировало из выпускников школы около сорока подпольных групп «Вервольфа» и так называемых «Эдельвейс-пиратов», в которых шестнадцати-семнадцатилетние мальчишки из «Гитлерюгенда», присягнув на верность Адольфу Гитлеру, готовы были пойти на самопожертвование во имя пресловутых идей национал-социализма. После кровопролитных апрельских боев и падения города-крепости в нем осталась агентурная сеть, руководимая тщательно законспирированными резидентурами СД. Для ведения боевых операций члены групп «Вервольфа» были снабжены личным оружием, боеприпасами, подрывными средствами, радиостанциями. В специально замаскированных бункерах и заранее обусловленных местах оставлялись склады продовольствия и вооружения. Именно деятельностью подпольных нацистских групп объясняется то обстоятельство, что в совершенно опустошенном городе с полностью деморализованным населением в первые мирные месяцы отмечались частые случаи убийства советских солдат, поджоги складов и порчи военной техники. Нередко кёнигсбергская оперативная группа «Смерш» Краснознаменного Балтийского флота или армейские подразделения НКВД выявляли целые осиные гнезда фашистского подполья. И только через пару лет, когда из Калининградской области уехали последние немецкие жители, закончилась тайная война террора и диверсий.