Беспощадный. Не русские идут - Василий Головачев

– Нет, – покачала она головой. – Я подожду тебя здесь.

– Не хочется уходить…

– Я знаю.

Владислав отстранил ее, поцеловал в щеки.

– Никому не открывай, пей шампанское и думай о хорошем.

Она грустно улыбнулась.

– Буду думать о тебе.

Он окинул ее жаднымвбирающим взглядом, запоминая каждую деталь праздничного платья, каждую черточку лица, и стремительно вышел из квартиры. Бойцам группы он позвонил уже из машины.

Заложники

Они ждали, что их в скором времени вызовут на допрос и предъявят обвинение «в пособничестве врагам народа». Но минуты ползли как сонные мухи, складывались в часы, прошли сутки, а к ним никто не приходил и на допросы не вызывал. Лишь дважды молчаливый тюремщик в синей форме приносил еду в сумке: хлеб, кусок колбасы и чай в термосе. Да под вечер пришел воевода и мрачно сообщил, что князь требует доставить пленников в свою резиденцию, но он, воевода, не согласился с решением князя, и что теперь будет – неизвестно.

– Ничего хорошего, – сказал Буй-Тур.

– Попробую дойти до Пресветлого, – сказал Спирин. – Мое заявление о том, что это вы помогли обнаружить и захватить Данилина, никакого впечатления на Алексея Харлампиевича не произвело. Никак не забудет ваше недавнее… гм-гм, освобождение. Он пообещал разобраться, но таким тоном, что ждать объективной оценки ситуации не приходится.

– Ох не нравится мне эта старуха… – пробормотал Олег.

Воевода непонимающе посмотрел на него.

– Какая старуха?

– Это я наш мультик вспомнил, по Киплингу: «Откуда пошли броненосцы» называется. Не смотрели? Там мать леопарда советы сынку давала, а еж и черепаха подслушали, после чего еж и сказал: «Не нравится мне эта старуха».

– Я мультики уже почитай лет тридцать не смотрю, – хмуро улыбнулся Спирин. – Но положение наше хреновое. Тем не менее ждите.

– Что нам остается? А где наши клиенты, Данилин с женой?

– В такой же камере, но чуть дальше по коридору.

– Она же беременна! Ей уход нужен.

Спирин развел руками.

– Я понимаю, но ничего не могу поделать. Разрешил пользоваться туалетной комнатой на первом этаже. Потом переведу ее в отдельный номер, если ничего не изменится.

Он ушел.

Ночь прошла спокойно.

Утром тот же сторож принес завтрак и записку от воеводы: «Я поехал на встречу с начальством».

А к обеду начались какие-то подозрительные шумы, и вскоре выяснилось, что князь прислал новую смену для охраны пленников, и эта смена, состоящая почти из одних женщин, с первых же минут повела себя по отношению к ним как к врагам, взятым в плен на поле боя.

Во-первых, им надели наручники.

Олег было запротестовал и был избит двумя девицами, показавшими себя настоящими мастерами рукопашного боя. Буй-Тур попытался вмешаться, однако под угрозой оружия также был закован в наручники и связан. Когда он, лежа на полу, процедил сквозь зубы: «В следующий раз, суки, я вас щадить не стану!» – получил такой удар ногой в бок, что задохнулся от боли.

Одна из девиц рывком за волосы приподняла его голову и сказала с презрительной ухмылкой:

– Я просто вернула должок, не помнишь?

Буй-Тур вспомнил. Эта белокурая стерва с толстым носом приезжала за ним вместе с монголом – телохранителем князя по имени Тенгиз.

– Вспомнил, – удовлетворенно кивнула девица. – Но мы еще поговорим, полковник гребаный, ты мне дорого заплатишь за тот случай. Да не ешь глазами-то, не то выбью оба!

Она ударила Гордея затылком об пол и вышла вслед за подругой.

Некоторое время в камере были слышны только стоны Олега. Потом лейтенант перестал стонать и проговорил сдавленным голосом:

– Они мне, курвы, плечо вывихнули…

– Надо было бить их всерьез, – пробормотал Буй-Тур, – а не гладить…

– Кто ж знал, что они профессионалки… Все внутренности отшибли… Однако надо что-то делать, командир, пока они не вернулись.

– В таком положении много не сделаешь.

– Так что же, как в песне поется: напрасно старушка ждет сына домой?

– Давай думать. Безвыходных положений не бывает. Ты наручники не умеешь снимать?

– К сожалению, не обучен. Вот стрелять – да, из любого вида.

– Жаль.

– Надо было еще вчера уговорить полковника, чтобы он нас отпустил.

– Он человек подневольный: приказали – всех задержанных доставить пред светлые очи начальства, он и доставил.

– Могли бы и сами освободиться.

– Не ерзай жопой по стеклу, лейтенант, – недовольно проговорил Буй-Тур. – Они профи, положили бы обоих без сомнений.

– Эт точно, – уныло согласился Олег. – Как говорил какой-то знаменитый врач: [23]«Лучше десять раз тяжело заболеть, чем один раз легко умереть».

– Умный был врач, – хмыкнул Буй-Тур.

Помолчали.

Олег попытался сесть и зашипел от боли.

– Вот гадство! Шевельнуться не могу!

– Лежи, соображай, как вылезти из этого дерьма. Кстати, как ты оказался в команде ППП?

Олег помолчал, умащиваясь, прикусив губу. Сказал глухо:

– Как и все… Этажом выше поселилась бандитская семейка, началась «сладкая» жизнь: каждый вечер и до глубокой ночи – крики, ор, песни, музыка… Я-то сам редко бываю дома, да сплю крепко, а старики мои… В общем, отец как-то поднялся наверх, урезонить хотел…

Гордей подождал продолжения.

– Урезонил?

– Избили его, на следующий день умер, кровоизлияние в мозг. Мать слегла сразу, на неделю пережила отца… сердце.

– И ты?..

– Не сразу. Следствие началось, да ничем не закончилось. Отпустили их – «за отсутствием улик». Как будто смерть – не улика! Даже до суда дело не дошло. Следователь «доказал», что отец сам на них набросился, начал драку. Представляешь?

– Знакомый сюр… – пробормотал Гордей.

– В общем, нашел я их, они все в бега подались, в Ингушетию… там и остались. Мне тоже пришлось уехать из города, я ведь из Орла… Жил в деревне Аксеново, у бабушки моего приятеля. Но тем же летом и оттуда бежать пришлось. Бабушка пошла картошку копать, у нее свой огород большой был, а там воры поле чистят. Она на них с криком: воры! Один мордоворот толкнул ее, ударил… ей и одного удара хватило. Через два дня я их нашел… Потом на меня ребята из отдела кадров ППП вышли.

– Они знали, что это ты… совершил правосудие?

– К моему удивлению, знали. Предложили работу, ну, я и согласился. Тем более что до сих пор убежден: антикоррупционный террор нашему государству необходим как воздух! Единственное, к чему я никак не могу привыкнуть, так это к тому, что я живу в оккупированной стране.

– Я тоже, – усмехнулся Буй-Тур, морщась; резко заболел ушибленный затылок. – Когда князь впервые коснулся этой темы, я ужаснулся. Зато понял, что если не бороться с засильем в верхах нелюдей, будет только хуже.

– Мы все через это прошли. Ну, вот, потом началась работа. Сначала я попал в подразделение «икс-пи» по выявлению и нейтрализации хакеров и создателей компьютерных вирусов. За три месяца работы нашли пятерых доморощенных «гениев», в основном безусую молодежь. В голове – ни грана здравомыслия! Технически и математически – все гении! Но в остальном – полная мразь, не признающая никаких моральных норм! А я с детства ненавижу вымогателей и психов, людей даже не задумывающихся о последствиях своих «гениальных» разработок.

– Тут мы смотрим на это дело одинаково, – буркнул Гордей. – Не прав был классик: гений и злодейство еще как совместимы! Вот только душа у такого «гения» мертвая. Именно поэтому он никогда не поймет, что своей деятельностью мешает жить миллионам других людей. А что вы делали с хакерами? Не пробовали увещевать?

– Били их нещадно! – улыбнулся Олег и тут же зашипел от боли, неловко дернув плечом. – С-сука толстоносая… Ставили на контроль, снова били – тех, кто продолжал плевать на закон и наши предупреждения… Пробовали и воспитывать. Да это все равно, что просить рыбу бороться за права червяков. Никакого положительного результата! Да и какой должен быть результат, если у всех у них психика нарушена? Я уже потом понял, когда перешел в другое подразделение, что этих тварей невозможно усовестить и вылечить, их можно только «мочить». Потом я работал с телефонными террористами, из тех, что любят сообщать по телефону о минировании больниц, школ и вокзалов. Это в основном подростки и молодые идиоты до двадцати лет, редко – старше. Этих мы тоже пиз…ли жестоко, предупреждали родителей и друзей, что будем калечить…