Жюльетта - Донасьен Альфонс Франсуа де Сад

Все больше вдохновляясь этим волнующим зрелищем, я подбадривала актеров и на ходу придумывала новые, ещё более изощренные издевательства. По моему совету, хозяйку облили коньяком, и в тот же миг она превратилась в трепещущий и стенающий факел; когда голубоватое пламя стихло, её неподвижное и все ещё стройное тело с головы до ног представляло собой один сплошной ожог. Моя идея имела небывалый успех, и восторг всей компании был неописуем. Подогретый этим последним злодейством, Сен-Фон вырвал свой член изо рта Линданы и, крикнув Лолотте, чтобы та продолжала свою ласку, с размаху вонзил его в мой анус.

– Что теперь будем с ней делать? – жарко шептал мне в ухо Сен-Фон, все глубже погружаясь в моё чрево. – Думай, Жюльетта, думай: ты ведь у нас умница, и все, что ни предложишь, будет восхитительно.

– Есть ещё тысяча пыток на свете, – ответила я, – одна пикантнее другой. – Я уже собиралась кое-что предложить, когда к нам подошел Нуарсей и сказал Сен-Фону, что, может быть, лучше сейчас же заставить её проглотить приготовленный порошок, иначе она умрет от изнеможения, и мы не сможем в полной мере насладиться эффектом яда. Они посоветовались с Дальбером, и тот восторженно поддержал Нуарсея. Женщину развязали и подвели ко мне.

– Бедняжка, – произнесла я, бросая порошок в бокал с «Аликанте» [Сорт изысканного итальянского вина.], – выпейте вина, и вам станет легче. Это улучшит вам настроение и снимет боль.

Обреченная женщина безропотно проглотила роковую смесь. Нуарсей извлек свою шпагу из моей норки и подскочил к жертве, сгорая от желания усладить свой взор её конвульсивными гримасами.

– Сейчас ты умрешь, – прошипел он, пристально глядя в её глаза, – надеюсь, ты смирилась с этим?

– Мне кажется, – заметил Дальбер, – мадам достаточно умна, чтобы понять, что когда жена потеряла любовь и уважение своего супруга, когда она надоела ему и вызывает у него только отвращение, самый простой для неё выход – с достоинством выйти из игры.

– О, да! Да! – еле слышно простонала несчастная. – Я прошу только одного: убейте меня, ради Господа Бога убейте скорее!

– Смерть, которой ты жаждешь, грязная сволочь, уже в твоих потрохах, – сказал Нуарсей, наслаждаясь страданиями жены и ласками одного из молодых педерастов. – Жюльетта сделала свое дело. Она настолько привязана к тебе, что никогда не простила бы нам, если бы мы лишили её удовольствия оказать тебе последнюю милость.

В этот момент совершенно ослепленный от бешеной похоти, потеряв всякое чувство реальности, Сен-Фон набросился на Дальбера, который, нагнувшись, с готовностью встретил содомитский натиск своего друга, в свою очередь оседлал юного пажа, который принял перед ним ту же самую позу; мгновение спустя я опустилась на колени, и мой, обратившийся в содомита, язык проник в анальное отверстие министра.

Не прошло и минуты, как Нуарсей, не спускавший глаз со своей жены, увидел, что её конвульсии приближаются к концу, и решил, что настало время по-настоящему насладиться ими.

Он положил её на ковер в середине комнаты, и мы образовали вокруг нашей жертвы тесный круг. Роли поменялись. Теперь Сен-Фон овладел мною и обеими руками удовлетворял двоих юношей; Анриетта сосала Дальбера, то же самое Дальбер делал с членом третьего пажа и одновременно правой рукой ласкал ещё одного, а левой – немилосердно месил ягодицы Линданы; пенис Нуарсея находился в прямой кишке Аглаи, чей-то другой вошел в его собственный зад, он сосал ещё один и тремя сложенными вместе пальцами содомировал Лолотту; наконец, шестой наш помощник наслаждался её влагалищем. Агония началась, она была ужасна, и невозможно описать словами действие этого яда; настолько сильны были припадки бедной мадам Нуарсей, что она то сворачивалась в клубок, то мелко-мелко содрогалась всем телом, как будто пораженная электрическим ударом, то застывала как парализованная. Губы её пузырились белой пеной, её стоны перешли в глухой жуткий вой, которого никто в доме, кроме нас, не мог слышать, потому что были приняты все необходимые меры предосторожности.

– Восхитительно, восхитительно, – бормотал Сен-Фон, добросовестно обрабатывая мой зад. – Я бы, кажется, отдал все на свете, чтобы трахнуть её в таком состоянии.

– Нет ничего проще, – откликнулся Нуарсей, – попытайтесь, а мы придержим её.

Наши исполнительные помощники навалились на бедняжку, заставили утихомириться, придали ей соответствующее положение, с обеих сторон раздвинули ягодицы, и Сен-Фон погрузил между ними свой член.

– Гром и молния! – завопил он. – Я кончаю. – И он кончил. Его тут же сменил Дальбер, за ним – Нуарсей; но когда его полуживая жена, каким-то нечеловеческим чутьем, почувствовала своего палача, она бешено забилась, словно в припадке, и разбросала всех, кто держал её, потом, как обезумевший, смертельно раненный зверь, вцепилась ему в лицо. Нуарсей испуганно отшатнулся назад, а мы ещё теснее сгрудились вокруг неё.

– Не трогайте её, не трогайте! – закричал Сен-Фон, возвращая свой инструмент в мой зад. – Давайте полюбуемся на агонию загнанного зверя.

Тем временем Нуарсей пришел в себя и пожелал отомстить за оскорбление: он уже занес руку для новых, ещё более страшных пыток, но Сен-Фон остановил его и сказал, что это только помешает и лишит нас удовольствия наблюдать за действием яда. Неожиданно в голову мне пришла новая мысль.

– Господа, – предложила я, – наблюдать – это мало, мне кажется, скоро ей понадобится исповедник.

– Пускай убирается к черту, и тот сам исповедует эту шлюху, – заворчал Нуарсей, несколько успокоенный, потому что его уже обсасывала Лолотта. – Пусть убирается ко всем чертям! Если когда-нибудь я и хотел, чтобы существовал ад, так только затем, чтобы её душа прямиком направилась туда и чтобы я мог, пока жив, наслаждаться при мысли о её мучениях.

И эти неосторожные слова, как нам показалось, ускорили конец агонии. Мадам де Нуарсей простилась со своей душой, и трое наших распутников разрядились почти одновременно, сливая ужасные проклятья в один жуткий хор.

– Вот и все, – сказал Сен-Фон, разминая свой член и выдавливая из него последние капли спермы. – То, что мы совершили, наверняка будет одним из наших самых прекрасных деяний. Одним словом, я бесконечно доволен. Я давно мечтал избавить мир от этой глупой курицы, пожалуй, она надоела мне не меньше, чем собственному супругу.

– Это факт, – вставил Дальбер, – ведь вы, конечно, сношались с ней не реже, чем он.

– Даже ещё чаще, – добавил мой любовник.

– Во всяком случае, – обратился Сен-Фон к Нуарсею, – я намереваюсь заключить соглашение: вы принесли в жертву свою жену, и теперь у вас будет другая, ибо я отдаю вам свою дочь. Кстати, мне очень понравился сегодняшний яд: он дает отличные результаты, и жаль, что мы не можем быть свидетелями смерти всех тех, кого уничтожаем подобным образом. Увы, нельзя быть одновременно в разных местах. Но, как я уже сказал, моя дочь будет вашей, дорогой друг, и слава небесам за то, что они посылают мне такого любезного зятя, и за то, что женщина, которая дала мне этот яд, не обманула меня.