Дальняя бомбардировочная... - Александр Голованов

Днем он всегда спрашивал, вернулся ли еще кто-нибудь, и искренне радовался, когда наши потери были невелики, а также когда возвращался или обнаруживался тот или иной экипаж или летчик, которых мы считали потерянными. Многие наши летчики попадали к партизанам, и мы прямо группами вывозили их оттуда.

Полеты на дальние цели были весьма сложными вследствие того, что всякий раз мы испытывали большие трудности с выяснением метеорологических условий. Принимать решение на вылет приходилось, ориентируясь по картам, на которые наносились сведения о погоде, получаемые из Англии, а также на основании переданных в эфир метеосводок невоюющих стран. В этом смысле территория Европы была для нас, что называется, белым пятном, но как бы ни были скудны получаемые извне данные, приходилось довольствоваться ими. Насколько все это было сложным, легко представить себе, сопоставив то тяжелое время и наши дни, когда на помощь синоптикам пришли не только новейшая аппаратура, но и метеорологические спутники Земли, благодаря которым сейчас известны метеоусловия на всей нашей планете, включая Арктику и Антарктику. Но даже имея в своем распоряжении такую технику, синоптики нередко ошибаются, и их прогнозы расходятся с действительностью.

Неясность и трудности с метеосводками приводили к тому, что решения на боевые вылеты чаще всего приходилось принимать вразрез с прогнозами. И, однако же, в подавляющем большинстве случаев решения эти были правильными. Были и ошибки, которые влекли за собой потери. Но шла война, нужно было бить врага на его же территории, проходилось идти на определенный риск.

Кажется, в июле 1942 года, при боевых вылетах на Данциг в районе Кенигсберга наши самолеты попали в грозу, быстро распространявшуюся на огромное пространство и на запад, и на восток. Экипажи были вынуждены бомбить запасные цели и пробиваться на свои аэродромы. Болтанка в грозе временами была столь сильной, что управлять самолетом становилось невозможно. Вряд ли для летчика есть в воздухе что-либо страшнее, чем попасть в грозу, разве что пожар, но при пожаре можно в конце концов покинуть самолет и спуститься на парашюте. Стремительные же восходящие и нисходящие потоки воздуха в грозе бросают самолет, как щепку, с огромными перегрузками, которые подчас столь велики, что разваливают самолет, и летчик в этих условиях совершенно беспомощен. Даже при желании летчик не всегда может покинуть самолет, ибо он не в состоянии преодолеть возникающие перегрузки. Полное представление об этом имеет лишь тот, кто сам побывал в такой переделке. Я лично не знаю человека, который, по тем или иным причинам зайдя в грозу, сделал бы это вторично. Разумеется, я не имею здесь в виду специально оборудованные самолеты, предназначенные именно для прохождения гроз с научными или какими-либо другими целями.

Из того боевого вылета не вернулось десять экипажей. Таких потерь мы еще не имели… Как всегда, ночью позвонил Сталин, спросил, как идут дела. Я доложил, что экипажи в районе Кенигсберга встретили грозу, бомбят запасные цели и возвращаются на свои аэродромы.

— Как же метеорологи не предусмотрели этих грозовых явлений?

— Метеорологи, товарищ Сталин, предсказывали грозы.

— Так кто же тогда послал самолеты? За это нужно привлечь к ответственности.

— Приказ на вылет самолетов дал я и допустил ошибку. Больше в этом никто не виноват.

Последовала длительная пауза.

— И часто вы даете приказание на вылет самолетов, когда синоптики считают погоду нелетной? — спросил Сталин.

— Думаю, товарищ Сталин, что не ошибусь, если скажу — восемь раз из десяти.

— Вот как?! А сколько экипажей вы сейчас не досчитываетесь?

— Пока десяти.

— У вас есть уверенность, что они придут на свои аэродромы?

— Нет, такой уверенности нет.

— Это серьезный вопрос, и нам надо в этом разобраться. — В трубке раздались частые гудки. Невеселый разговор был окончен.

Днем мы получили сообщение, что пять из десяти невернувшихся экипажей совершили посадку на других аэродромах. На душе стало легче. Некоторое время спустя появились еще три экипажа; их самолеты во время грозы развалились. О двух экипажах пока что ничего не было известно. Тем временем я подробно доложил Сталину, почему приходится принимать решение на вылет вопреки прогнозам синоптиков. Если бы такие решения не принимались, число наших ударов по глубоким тылам противника сократилось бы в несколько раз, что, на мой взгляд, недопустимо, хотя просчеты и ошибки, конечно, могут иметь место. Основываясь на прогнозах, можно, разумеется, отменять такие вылеты, но наша практика говорит за то, что это было бы неправильно.

— А какие выводы вы сделали для себя? — спросил Сталин.

— Мною даны указания довести до каждого экипажа категорическое запрещение входить в грозовую облачность, при встрече с ней обходить ее, а если это невозможно, возвращаться или же бомбить запасные цели, они даются всякий раз. Экипажи должны рассматривать эти указания как приказ, а нарушителей будем привлекать к строгой ответственности.

— Вы считаете, этих мероприятий достаточно?

— Да, товарищ Сталин, считаю, что вполне достаточно. Летный состав у нас дисциплинированный.

— Вы и впредь думаете принимать свои решения так же, как принимали их раньше?

— Да, товарищ Сталин.

Разговор был закончен. Но все же Сталин намеревался передать Авиации дальнего действия Главное управление гидрометеослужбы при Совнаркоме СССР, что, по его мнению, повысило бы ответственность за прогнозы для полетов АДД. Ознакомившись с деятельностью этой огромной организации, я выяснил, что авиационные прогнозы занимают в ней всего лишь несколько процентов, и с помощью А. М. Василевского удалось избежать этих оргмероприятий.

Описанный мною случай массового вхождения в грозу был первым и последним в истории АДД, но два экипажа мы тогда потеряли.

На глубокие тылы Германии и ее сателлитов

Думается, будет нелишним привести здесь отклики зарубежной печати на наши полеты в глубокие тылы противника. 21 августа 1942 года радио Сан-Франциско оповестило своих слушателей о налетах советской авиации на Германию:

«Многие корреспонденты сообщают о том, что в результате интенсивной бомбардировки советскими самолетами Данцига и Кенигсберга разрушен ряд военных объектов. Советские летчики бомбардировали немецкие города в течение нескольких часов».

Лондон, 28 августа. Авиационный обозреватель газеты «Йоркшир пост», комментируя последние советские налеты на Германию, ставит вопрос: