Мистеры миллиарды - Валентин Зорин

В тот же день я с улыбкой рассказал знакомому дельцу о случайно подслушанной беседе.

— Ну совсем как на деревенской завалинке, — говорил я. — Деловые люди, а интересуются какими-то пустяками, вовсе не имеющими отношения к бизнесу.

Мой собеседник серьезно посмотрел на меня и возразил:

— Вы ошибаетесь, сэр. Это имеет отношение к бизнесу, и притом самое непосредственное. Акции «Литтон индастриз» удивительно быстро повышаются в цене. Настолько быстро, что у привыкших к осторожности биржевиков закрадывается серьезное сомнение, и многие говорят, что тут дело нечисто. Привычная осторожность подсказывает держаться в стороне и в эти акции деньги не вкладывать. С другой стороны, уж очень соблазнительны возможности, с ними связанные. В наших делах имеют значение многие обстоятельства, в том числе и мелочи. В расчет принимается все, не только деловой стиль и почерк хозяина корпорации, не только его квалификация и степень деловой корректности, но и его жизнь, привычки, слабости и даже, если хотите, покрой одежды и марка его автомашины. Все это, конечно, имеет неодинаковую степень важности, но требования нашей профессии делают необходимым брать в расчет все. Ведь мы должны решать вопрос, стоит или не стоит вкладывать доллары в это дело. А когда речь касается долларов, ничто не является мелочью.

Сентенция любопытная и многозначительная. Успехи торнтоновской компании привлекли внимание к ее хозяину. Но у него еще нет устоявшейся репутации. И деловые люди тщательно и всесторонне изучают этого нового в мире большого бизнеса человека, взвешивают, сопоставляют. Правда, Торнтон нелегкий объект как для физиономиста, так и для тех, кто по внешним чертам и деталям быта захотел бы составить представление об этом процветающем дельце.

Обтекаемость — вот, пожалуй, слово, больше всего подходящее к его внешнему облику, ухваткам, стилю. Когда Торнтон одет не в красную ковбойскую рубашку, а в обыкновенный костюм делового человека, когда он восседает не в седле во время своих утренних верховых прогулок, а в конторе своего оффиса, он, право же, ничем не выделяется среди тысяч таких же точно деловых людей, которых вы ежедневно встречаете в конторах корпораций и банков. Несколько выше среднего роста, плотный, с тщательно напомаженными волосами, он своим внешним обликом как бы стремится подчеркнуть свою обычность, стремление ничем не выделяться среди себе подобных. И лишь тяжелый взгляд исподлобья, глубокие складки у опущенных книзу уголков рта и твердая линия подбородка выдают недюжинную волю и характер.

Характеристики Торнтона, которые я слышал из уст людей, его знающих, сталкивающихся с ним в повседневной деятельности, поражают своей противоречивостью, несхожестью одна с другой. Одни говорят о его обаянии, особом качестве подладиться под любого собеседника, понравиться, очаровать в тех случаях, когда он того хочет; другие, наоборот, отмечают угрюмость, скованность, когда он находится на людях. Некоторые считают его скромным, молчаливым, даже каким-то застенчивым, другим же он представляется вульгарным, резким, дурно воспитанным. Одни обращают внимание на ровность, невозмутимость, манеру не повышать голос даже в минуты гнева, другие утверждают, что это не более чем благоприобретенная привычка, и таким же ровным тоном, каким Тэкс просит у секретаря стакан излюбленной им кока-колы, он может обронить несколько фраз, которые оставят без крова и куска хлеба сотни семей.

Каков же он в действительности, этот Тэкс Торнтон, оседлавший не только своего рыжего конька, но и саму фортуну? Этого не знает никто, кроме него самого. Все имеют дело с оболочкой, тщательно продуманным, выверенным и приспосабливаемым к обстоятельствам внешним обликом. О его внутреннем мире, взглядах, об истинном Торнтоне можно лишь догадываться, основываясь на его делах. Но и то сказать, дела — это не так уж мало. Они дают возможность судить о человеке значительно больше, нежели его слова. Недаром американская пословица гласит: «Дела твои говорят так громко, что я не могу расслышать того, что ты говоришь».

Торнтоновские дела говорят в достаточной степени громко.

Когда изучаешь деловые операции Чарльза Торнтона, то ожидаешь встретить этакого техасского ковбоя, стремящегося на полном скаку схватить и стреножить фортуну, подобно тому как во времена скачек родео ковбои заарканивают и связывают несущегося вперед быка.

Тем более совершенно неожидан этот говорящий ровным голосом, никогда не повышающий его, несколько даже медлительный внешне и порой кажущийся вялым человек. Через несколько минут разговора, правда, впечатление медлительности и вялости исчезает, и видно, что присущие дельцу азарт и темперамент просто-напросто взнузданы твердой рукой опытного наездника. Стремление не выделяться внешне, очевидно, не более нежели прием.

Дом, в котором обитает он с женой и двумя сыновьями — двадцатилетним Чарльзом Торнтоном-младшим и восемнадцатилетним Уильямом, — расположен в самом фешенебельном пригороде Лос-Анджелеса. Шикарная вилла, отделанная под испанский замок, всем своим видом являет благополучие своих обитателей. Само название пригорода — Холмби-Хилз — является в мире здешних состоятельных людей доказательством респектабельности. Соседние дома принадлежат семье Уолта Диснея и Бинга Крозби — короля американских шансонов. Свою виллу Торнтон перекупил у Фрэнка Синатры, соблазнив этого популярнейшего певца отступными, вложив в переоборудование и перестройку дома, сооружение плавательного бассейна, декоративную роскошную и диковинную зелень значительные средства.

И все-таки физиономистика и изучение хотя бы и под лупой привычек и манер Чарльза Торнтона, что бы там ни говорил мой знакомый биржевой маклер, для объяснения его успехов и степени надежности его бизнеса, дает неизмеримо меньше, чем изучение хотя бы одной его деловой операции, ее замысла, ее стиля...

Захватив важные позиции в области электроники, оказавшись там одним из первых и потому успев снять наиболее жирные пенки, Торнтон вкусил все преимущества оказавшегося впереди. Ныне на возделываемом поле он уже далеко не единственный пахарь. Привлеченные огромными прибылями, сюда ринулись многие любители кусков пожирней. Среди них такие могущественные и опасные конкуренты, как морганы, дюпоны, да и Говард Хьюз, на спине которого Техасец взобрался на вершину, также стремятся наверстать упущенное.

Хьюз ведет ожесточенную, не на жизнь, а на смерть, да еще окрашиваемую личной ненавистью борьбу с изменившим ему Торнтоном, перехватывая у него многие выгодные правительственные заказы. И если у президента «Литтон индастриз» есть такое неоценимое преимущество, как обширные связи в Вашингтоне, то и Хьюз не лыком шит. За его спиной одно из крупнейших современных состояний Америки — что-то около миллиарда долларов, которые ставят его в один ряд с такими акулами бизнеса, как Гетти и Хант. А по американским условиям это аргумент увесистый.

Усиление конкуренции, обострение грызни вокруг прибыльных заказов правительства усложнили торнтоновский бизнес. Люди, ему близкие, в последнее время с беспокойством отмечают некоторое снижение прибылей компании, тучи, сгустившиеся на ее горизонте. Ход, предпринятый в сложившейся обстановке сверхтекучим электронным королем, настолько характерен для его методов, да и вообще для почерка предпринимателей новой формации, что о нем следует упомянуть особо.

В самом деле, что предпринял бы в условиях ухудшившейся конъюнктуры, беспокоящих перспектив предприниматель старого толка? По всем законам уолл-стритского благоразумия он должен был бы несколько поумерить пыл, уменьшив активность, осуществить страховочные меры, вложив часть капитала в какие-нибудь пускай и не слишком доходные, но зато надежные ценные бумаги — облигации правительственных займов или что-либо в этом роде.

А что предпринимает Торнтон? Нечто прямо противоположное. Его шаг заставляет удивленно поднимать брови маститых банкиров, вызывает целую радугу эмоций — от священного ужаса до нескрываемого восхищения у предпринимателей всей страны. Собрав значительные суммы, мобилизовав многомиллионные резервы своей компании, позаимствовав крупные средства у тех банков, которые согласились поддержать ринувшегося очертя голову в новое предприятие Тэкса, он ухватился за освоение морских глубин.

Когда стало известно, что «Литтон индастриз» взяла на себя конструирование глубоководных аппаратов — подводных лодок, батискафов, специальной аппаратуры, к Торнтону ринулась целая орава корреспондентов. Сначала он всячески избегал отвечать на вопросы любопытствующих репортеров, а когда счел, что момент для рекламы наступил, пространно высказался. «Суша занимает лишь четвертую часть поверхности земли, — заявил он, — а взгляните, какое количество людей, потребности которых все растут, населяют ее. Океанография так же достойна внимания, как космос. Она обладает огромными возможностями».