Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Софья помолчала, обдумывая сообщение.
— Что же тут страшного? — сделала она вслух вывод. — Он молодой, здоровый мужчина, не мог же он все три года после смерти жены в одиночестве жить! Иной государь на его месте целый гарем завёл бы.
Но любопытство тем не менее взяло своё, и она спросила Елену:
— Ты о ней знаешь что-то? Она замужем? Где проживает?
— Говорят, не замужем, а теперь в монастырь отправилась. Больше я ничего не знаю. Может, Марфа ещё что добавит, да мы с ней решили, что не стоит зря волновать тебя.
— Ну и напрасно, напрасно, я и не собираюсь волноваться, — проговорила негромко царевна, но тут же почувствовала, что коварная ревность своей когтистой лапкой всё же зацепила её, и в груди что-то заныло. — Ты при случае расспроси всё-таки Марфу подробнее, или, может, мне самой с ней поговорить?
— Не знаю, стоит ли старое ворошить? Что было — то прошло. Сама же говоришь: нет у тебя никаких сомнений в верности супруга, что же ещё тебе надобно?
— Такова уж порода наша женская, любопытная. Сами себе страданий на голову ищем.
— Вот видишь, какую я глупость сделала, проболталась, посеяла в твоём сердце сомнения. Прости меня, дуру! Не дай Бог, ещё и Марфа что лишнее скажет, совсем покой потеряешь. Зачем себя терзать? Такова наша бабья доля: молчать и терпеть. Особенно тут, на Руси, где замужняя женщина и платка-то на людях снять не смеет! Вон погляди, даже ты вынуждена свои прекрасные волосы под убрус прятать!
— Разве это так важно? — удивилась Софья тому, с каким жаром и обидой говорит Елена об одном из местных обычаев. — Уж к этому-то легче всего привыкнуть! Тем более что я легко выход нашла: мой домашний убрус и кружева — одна видимость головного убора, он даже, по-моему, меня украшает!
— Да, ты права, царевна, тебе к лицу твой платок, — Елена глянула на подругу, которая в последнее время действительно заметно похорошела, независимо от нарядов.
— Только ты меня не заговаривай, — вернулась Софья к прежней теме. — Ты мне скажи, теперь-то государь с ней не видится?
— Сама же говоришь, что он всё время с тобой!
— Так-то оно так, да тут он на четыре дня в Коломну отъезжал, меня не брал с собой — мало ли с кем он там виделся? Хотя я чувствую, что не успела ещё ему надоесть, ещё ведь и половины года не прошло, как мы вместе. А недавно он скучным был, — начала выискивать Софья прорехи в отношениях с мужем.
— Ну вот, пошло-поехало, — осерчала на неё, да и на себя, Елена. — Так можно на любого человека напраслину насобирать. Не туда поглядел, не так улыбнулся, не то сказал... Брось выдумывать. И без того много он внимания тебе и людям нашим уделил, в Троицкий монастырь с нами ездил, охоту для мужчин организовал, подарков надарил!
— Может, ты и права! Но ты и в самом деле ничего не скрываешь?
— Разве я могу тебя обманывать?
— Марфе кто-то из близких слуг великого князя проболтался, что, мол, была у великого князя любовь, да вся вышла. Так и запомни себе. А Марфу ты не терзай, не роняй себя, ты же государыня, ты должна быть выше всех разговоров.
— Разве я сама этого не понимаю? Оттого и расспрашиваю тебя так настойчиво, что лишь с тобой могу обо всём говорить, у нас ведь с детства секретов не было. Надеюсь, и ты не лишишь меня своей искренности и доверия?
— В этом ты не должна сомневаться! Да если бы не наша дружба, разве согласилась бы я ехать в такую даль? Сама знаешь, нам и в Риме жилось неплохо, кардинал Виссарион ценил моего Дмитрия, мы бы его милостями и там не пропали.
— Да ты не жалеешь ли, что со мной поехала?
— Избави Бог, разве я говорила такое? Мы выбрали свою долю, что теперь жалеть. Здесь нам хорошо. И дом свой появился, и жалованье немалое, даже земли великий князь подарил. А в Риме... Да что уж сравнивать. Кардинал стар, того гляди закончится его век, и что мы тогда? Нет, нельзя и сравнивать. Только бы доброта твоя и государева к нам не иссякла, — искренне выразила свою признательность госпоже Елена.
Этот маленький комплимент достиг своей цели: Софья, засияв улыбкой, подошла к Елене и обняла её за плечи.
— Ты же знаешь, вы для меня — последняя связь с родиной, память о нашей земле, самое дорогое, что у меня есть. Не считая мужа, конечно, — поправилась Софья. — Только на вас я и могу тут опереться. Помни об этом!
— Спасибо, царевна, за добрые слова, — растрогалась боярыня. — А с Марфой я осторожненько сама ещё раз поговорю, может, и узнаю что. Ты только не тревожься.
— Постараюсь. Тем более что иная сейчас печаль меня тревожит. Больно уж недружелюбно пасынок мой, Иван, в мою сторону посматривает. Что я ему плохого сделала?
— Неужто не догадываешься? Он же подросток, не маленький уже, всё понимает, видит. Я по сыну своему Юрию знаю, ранимые они в этом возрасте, обидчивые. Ну сама подумай, прежде, говорят, великий князь наследнику всё свободное время посвящал, в монастыри на молебны с собой брал, на охоту. А теперь — все с тобой. Вот парень и ревнует, сердится. Вы когда в Троице-Сергиев монастырь отправлялись, отчего его с собой не взяли?
— Я спрашивала государя, он сказал, что сын сам не захотел нас сопровождать. А в Коломну они без меня ездили, я же не злюсь?
— Да, конечно, — тихо заметила Елена, — только ты не забывай, что ничего не потеряла, только приобрела — дворец, богатство, мужа, его внимание. А юноше пришлось из-за тебя самым дорогим поделиться — отцом, его любовью, досугом. Может, со временем он подрастёт, пройдёт обида, всё наладится, не спеши. Не всё сразу. А с Марфой я сама поговорю, не забуду, не волнуйся.
Вечером Софья особенно тщательно готовилась ко сну, к предполагаемой ею встрече с супругом. Сходила в мыльню, намастилась ароматными маслами, подрумянилась, надела чистую сорочку. Чтобы подавить тревожные мысли во время ожидания, зажгла
