Жажда человечности - Марджори Ролингс

Я сидел как побитый. Мне доводилось бывать в потасовках, и били меня, но так, чтобы совсем сбить с ног, никогда. А тут, вы понимаете, меня как бы вот именно положили на обе лопатки.

Что было потом, я запомнил плохо.

Помню, что мы сидели в пивной. Время было вроде бы позднее. Здесь же какие-то ребята и Турок. И я слышу, что Турок мелет. Что, мол, Студент заимел себе на пляже девочку, куколка — обалдеть, настоящая кисейная барышня, без обману, Турок, он разбирается, интересно только, успел ли Студент побарахтаться с ней на песочке.

Короче, дал я ему. Турок дал мне сдачи, другой подбавил, я и ему дал. Нагрянули легавые, я и легавого огрел, в ответ меня огрели дубинкой. Я развернулся и ахнул сплеча кулаком.

Теперь вот загораю в одиночке при полицейском отделении. Я не пьян. Мне тошно, но не от того тошно, от чего думают они. На душе у меня тошно, ох и тошно у меня на душе. И я хватаю табуретку и кидаюсь дубасить в дверь, пускай опять прибегут с дубинкой меня унимать. Я так хочу. Потому что, вы поймите, мне некому это высказать. Это уже навеки останется во мне. Все равно ничего не получилось бы, для этого либо ей, либо мне нужно было родиться под другой крышей. Но я не в силах забыть, в груди что-то жжет, сжигает меня. И некому рассказать. Нет никого. Никого в целом свете. Кто такое поймет? Кто посочувствует? Кто поверит?

Сид Чаплин

Загородные ребята

Значит, поле смахивало на старый бильярдный стол, у которого подломились ножки, только лузы были и по краям и в самой середке, да еще кучи камней. Одним концом оно круто уходило вверх, как будто какой-то высоченный мужчина приподнимал стол за край. Торчали зеленые кусты, все в колючках, и маленькие желтые цветы; еще бродила какая-то древняя кляча и тьма старых овец с ягнятами. Они шарахались и удирали от нас, а мы, загородные ребята, неслись по их пастбищу как черти. Мы с ревом взлетели на холм, словно перед нами был не склон, а самое широкое шоссе, — вот так— то вот мы выезжаем «на природу» и собираем цветочки, только не руками, а нарезкой на мотоциклетных шинах[8], поэтому нас и прозвали загородными.

В тот день мы уже миновали шесть городишек и теперь лезли на холм по этому паршивому выгону. Тон задавал Рэд Наттер на новехоньком «Созвездии» (700 см3), на него наседал Слюня Саммерс со своим «Триумфом-110», «Триумф» — отличная машина, почти такая же мощная, как «Созвездие», — на 650 см3, — если, конечно, не боишься угробиться, срезая углы на поворотах. Третьим шел Мик на «Летящей звезде». В своем идиотском трясущемся шлеме с приделанными очками он запросто сошел бы за марсианина. За Миком рулили я на моем подержанном «Созвездии», и Ник Старфилд, и Ковбой Джек Стэнли, оба на «Золотых звездах-500».

Рэд был у нас королем. Вообще-то он не из тех, кто сегодня ползает на «Тигренке»[9], а завтра уже в мастерах ходит, но он сдал на права, хоть и с четырнадцатого захода, а потом, у него водилась монета, и он купил себе «Созвездие», да и братан у него классный механик. Они вылизывали машину целую неделю, вот он и прет теперь впереди всех, правит своей машиной и нами тоже. Нику это ох как не по душе, но пришлось проглотить пилюлю, потому что Никова старуха — крепкий орешек, да еще покупает Нику бензин и жратву, так что у ней не очень-то разгуляешься. У Ковбоя руки большие и потные, и он вообще ездит осторожно, когда с Ником. Он слабак и рискует еще меньше моего, а я никогда не рискую, только меня легко подбить на всякие штучки. Так оно и получилось, когда я согласился отвезти Рэда на остров.

Но это было после. А тогда мы юлили по этому косогору, как ревущие бильярдные шары, если их пустишь дуплетом, среди колючих кустов, каменных куч и ям, глубоких, как маленькие карьеры. Но Рэд — он держал скорость, он выдавал класс, он не срезался даже на том подлом участке, где вместо грунта был камень, который только танк возьмет, а на холм взлетел как из пушки.

Там он и уселся, скрестив руки, этакий великий индейский вождь, а Слюня шикарно затормозил на полном ходу, стал рядом и тут же полез ковыряться в носу. А потом на адской скорости подкатил Мик. Его машина подскакивала, как пони на скачках с барьерами, только что оркестра не было. Тут-то ему и попалась под колеса маленькая ямка. Мика швырнуло футов на семь, если не на все восемь, и он приземлился, обхватив себя за голову. Думаете, он своей машины боялся, что она на него налетит? Нет, она себе вертелась на месте не хуже шутихи, просто кто-то там сморозил ему, будто наша братия не щадит тех, кто свалится с машины. А мы себе тихонечко подрулили, так что от наших моторов его ветерком обдуло, и, что бы он там ни трепал ребятам в доках, я проехал в добрых шести, а то и в восьми дюймах от его персоны. Пока шел весь этот тарарам и Мик вопил как зарезанный, Рэд Наттер даже ухом не повел. Он у нас немножечко поэт в душе, Рэд. Ну, значит, мы там выстроились в ряд, будто налетчики, на фоне неба. Мик объявил, что сломал ногу, и Ковбой пошел поглядеть, но его только чуть-чуть помяло, так что мы не стали над ним трястись. Когда гоняешь, как мы, это пустяковое дело.

Мы огляделись, вернее, посмотрели вниз на то, что перед нами. А перед нами лежала земля, вся в коричневых заплатах, росли скрюченные деревья и те же самые колючие кусты, впереди еще два холма, круглые и гладкие, как толстые ягодицы, а между ними что-то вроде расщелины. Один холм был совсем лысый, на другом подпирали небо какие-то радарные установки, а рядом вертелся обычный радар вроде тех, что стоят на кораблях, только побольше. Они себе крутились, и до нас им не было никакого дела. Края расщелины сужались книзу, как буква У. Мы глядели через У — земля шла желтыми и коричневыми квадратиками, а потом начиналась желтая полоса, но перед ней еще белая, и за желтой тоже белая, и она ползла и курчавилась, как стружка из-под огромного резца. Она ползла, курчавилась и набегала на землю, за ней набегала другая, а дальше за ними все было синее с зелеными участками и золотыми блестками. Но это еще не все. Милях в двух от берега начинался тот самый остров, про который они говорили в прошлую пасху, когда моя старуха так-таки и не разбудила меня вовремя и наше кодло отправилось без меня, а я даже не знал куда.

В тот раз все сошло хорошо, должно было сойти и на этот. С одного края остров был от песка совсем белый, а с другого, где скалы, черный. Там стояло несколько драных домишек, парочка каких-то древних развалин и даже маяк, хотя кому там было светить, непонятно. Ник рассказывал мне, что на ту пасху шел дождь, поэтому они закатились на остров, а дождь все лил и лил, они с горя здорово поднабрались, и их вышибли из пивной. Тоща они перебили по очереди все шесть уличных фонарей, которые нашлись на острове, а потом подцепили один кадр.

Они ее охмурили и затащили на мол. Там они велели ей снять туфли. Затем пальто. Затем Рэд сказал, чтоб она сняла чулки. Когда она завизжала, он зажал ей рот рукой. Она его укусила. Он обхватил ее, и уж тут она завизжала по-настоящему. В городе на такое и внимания не обращают: резвятся ребята, и пусть их. Но здесь вышло наоборот — вся пивная сбежалась. Мужики все были футов по девять ростом, не меньше. Папаша этой крошки тоже был десяти футов да и в плечах соответственно. Наших здорово потрепали. Потом этот тип пригнал грузовик, местные побросали мотоциклы в кузов навалом, будто эти отличные машины стоили не больше, чем ржавые жестянки из-под консервов, он сел в кабину, отвез их и вывалил на другом берегу.

Местные гнались за ребятами с милю, потом отстали. Навстречу нашим попалась та самая колымага. Ребята подумали, может, он хоть согласится их подвезти. Они побежали прямо на грузовик, махая руками, чтобы тот остановился. Так этот сукин сын пронесся между ними, даже не притормозив и не свернув ни на миллиметр. Вот он каков, этот так называемый цивилизованный городок на мирном маленьком острове. Поди забудь тут про водородную бомбу! Такие сбросят ее не моргнув глазом.

Ну, значит, глядели мы, глядели на этот роскошный пейзаж, наконец Рэд говорит: «Мы им покажем», — а Ник Старфилд спрашивает насчет парома на ту сторону, есть он или нет, и Рэд отвечает: «Нет. Там можно проехать во время отлива». Нику это дело пришлось не по вкусу, но он согласился, потому что Рэд, даже когда ему приходилось трястись на игрушечном «Тигренке», уже тогда был без пяти минут главный, так что спорить тут не о чем. «Тронемся», — командует Рэд, срывается как из пушки и с ходу пролетает сквозь калитку в полевой ограде, а калитка приоткрыта на четверть, не больше, но он-таки пролетел. Слюня и Ник тоже проскочили. Мы с Ковбоем посадили Мика на его машину. Миковы марсианские очки отстали и болтались на дюйм ниже положенного. Видик у него был — помереть можно! Нам-то вместо шлема хватает собственных причесок. У нас такой порядок; во-первых, гонять без шлема, а во-вторых, по проселкам или тропинкам так, чтобы ворваться в город с тыла. Если, конечно, получится. И еще, если с кем что случилось, так мы из-за одного не задерживаемся. Мы оставили Мика, где он сидел, обхватив себя за ногу. Я стиснул зубы и проскочил через калитку, хорошо проскочил, мне вообще все удается, если я подходяще настроюсь. Ковбой проскочил следом. Остальные уже укатили. Мы сориентировались и выехали на дорогу к У. Ребят не было видно. Я поднялся на холм и оглядел дорогу. Узкая лента шла прямо к морю. Я прибавил газу и выжал 80, 90, 100 миль в час, только столбы засвистели мимо — у-у-у-фф! Впереди показался знак ограничения скорости, но я уже перевалил за сто, а придорожные кустики были низкие, и никто не ехал навстречу, так что я выжал все, что мог, и уже не гнал, а летел над землей — такое было чувство.